Михаил Воробьёв - Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир
Этнорасовые миграции на Японский архипелаг (по Нисимура Синдзи)
Общество носителей культуры яёи покоилось на системе возрастных классов. Подростки 14–15 лет после церемоний инициации объявлялись принадлежащими к классу юношей. По обычаю они оставляли родительские дома, переселялись в «дома для юношей». Кроме класса юношей насчитывалось еще несколько классов, в которые мужская молодежь переходила по мере возмужания. Такая организация сохранилась кое-где в глухих уголках Центральной и Юго-Западной Японии вплоть до настоящего времени. Ее наблюдали у тайваньцев, океанийцев, индонезийцев и у других аустронезийцев.
Однако культура яёи не чисто аустронезийская в любом смысле — этническом или культурном. Это сложная культура, кроме местного и аустронезийского компонентов она включала достижения культуры донсон эпохи бронзы (Южный Китай и Северный Вьетнам), племен юэ (Южный Китай) и Восточно-Китайского побережья, культурные и этнические индонезийские элементы [Ichi- kawa, 1961].
Одновременно с этими южными компонентами или даже несколько раньше через Маньчжурию и Корейский полуостров на архипелаг проникли северные и северо-западные народности. Эти народности сначала возделывали просо, а позднее, в Южной Корее и Западной Японии, освоили рисосеяние. Они жили патрилинейными экзогамными кланами (хала). Древнеяпонское «хара» значит то же самое, что и термин «хала», столь широко распространенный среди современных сибирских тунгусов. В древней Корее понятие «хала» стало синонимом клана или народности.
Народности севера принесли с собой шаманизм и некоторые другие верования Северо-Восточной Сибири, полулунные ножи, распространенные и в Южной Маньчжурии, гребенчатую керамику яёи. Косвенное проникновение культурного наследия, восходящего к культуре сибирской бронзы, также связано с миграцией этих племен в Японию. По всей вероятности, эти племена говорили на одном из алтайских языков, близком к тунгусскому, и были связаны родственными узами с обитателями Корейского полуострова. Они быстро смешались с носителями южных культур, но сумели распространить свой алтайский язык среди местного населения. Алтайская основа японского языка, по-видимому, сложилась именно в это время.
По Канасэки Такэо, исследовавшего скелеты людей яёи, в начале этого периода произошла значительная миграция носителей континентальной культуры. Пришельцы распространились не только по Северному Кюсю, но и вплоть до области Кинай. По черепным показателям они не очень отличались от людей дзёмон, но оказались несколько выше ростом. Поскольку у них не было последователей в виде новых мигрантов, эта черта подверглась диффузии, поэтому их нельзя выявить среди современных японцев. По росту они приближались к современным корейцам, что, естественно, не мешает считать Корею ближайшим географическим источником их появления [Komatsu, 1962, с. 23–24].
На этой стадии этнической истории Японии происходило образование двух центров — культурных и, по-видимому, этнических, — обусловленное спецификой распространения в стране людей и культуры яёи.
Для распространения культуры яёи в Японии характерны два процесса: 1) восприятие населением более высокой культуры со всеми ее техническими достижениями и с земледелием, сопровождавшееся ассимиляцией в довольно узком ареале; 2) поверхностное подражание внешним чертам этой культуры (орнаменту, формам керамики) в более широком ареале [Арутюнов, 1961, с. 141–154].
Первый процесс господствовал на Северном Кюсю, где переселенцы с материка не растворились в гуще местного населения и не порвали связей с Южной Кореей. На это указывает сравнительно долгое синхронное развитие погребений в глиняных урнах, бронзовых мечей и копий, гребенчатой керамики типа суку.
Гораздо слабее было связано население Северного Кюсю с жителями Центральной Японии (Кинай), где формировался второй культурный центр. Но в отличие от первого здесь преобладало спокойное развитие культуры, включавшей многие местные черты. В Центральной Японии аборигены превалировали над пришельцами и принадлежали к аустронезийским племенам или к метисированным южноайнским. Как бы то ни было, и те и другие оказались лучше подготовлены к освоению новой культуры, чем айны с севера Хонсю, подражавшие лишь внешним сторонам этой культуры.
После о-ва Танэгасима наиболее удобный путь на восток и северо-восток для айнов и аустронезийцев пролегал по восточному берегу Кюсю и далее вдоль Санъёдо (южной половины Хонсю, отгороженной от северной хребтом) и по побережью Внутреннего Японского моря. Северо-Западное Кюсю и северная половина о-ва Хонсю (Синъиндо) оказывались, таким образом, в стороне от основного миграционного потока.
Так как энеолитические пришельцы проникли на архипелаг именно через Северное Кюсю, в этническом смешении, образовавшемся на Северном Кюсю и в пров. Нагато, превалировали пришлые элементы. Это подтверждается большим сходством памятников культуры Южной Кореи и Северного Кюсю. Юг Кюсю, где жили кумасо, оказался отрезанным хребтом, и пришельцы двинулись на восток — по северной и южной сторонам Хонсю. По мере удаления от первоначального центра их этническое и культурное влияние уменьшалось. Ярким свидетельством этого является культурно-этнический облик Кинай в энеолитическое время. Хотя здесь сложился второй культурный центр, в нем превалировали местные черты. Местные традиции оказали заметное влияние даже на такие специфические достижения пришельцев, как рисосеяние и соответствующий земледельческий инвентарь (на Северном Кюсю превалировали поливное рисосеяние и полулунные ножи наиболее архаичного типа; в Кинай большой удельный вес приобрели суходольное рисосеяние и полулунные ножи типа наиболее развитого). Различны и бронзовые предметы (культура копий и мечей на Кюсю и культура зеркал и колоколов дотаку в Кинай), погребения (глиняные урны и мегалитические сооружения на Северном Кюсю и в Западной Японии, погребения под каменными и земляными насыпями в Кинай).
Но в обоих центрах шло активное переосмысление занесенных элементов. Это особенно отчетливо прослеживается в изделиях из бронзы. На Северном Кюсю самостоятельно изготовляли парадные мечи с широкими лезвиями, лишь очень отдаленно связываемые с аустронезийскими, а в Кинай — колокола (дотаку), вообще не поддающиеся сопоставлению.
Сила местных этнических традиций, некогда тоже связываемых с пришельцами, но ко времени развития культуры яёи уже оцениваемых как аборигенные, подтверждается, в частности, анализом рельефов на знаменитом колоколе-дотаку из Кинай. На одной сцене представлен амбар на высоких сваях, с приставной лестницей, под двускатной коньковой крышей. Специфически длинная коньковая балка, образующая фронтоны с большими выносами, опирается на особые сваи, не связанные со стенами сооружения. Такая конструкция крыши типична для Индонезии, а амбары на сваях — для айнов, но таких крыш и таких амбаров нет ни в Корее, ни на Кюсю.
В конце периода яёи рисосеяние распространилось почти по всем Японским островам, население выросло, производство развилось. Все это вызвало определенную стратификацию общества. Влиятельные роды появлялись и крепли во всех уголках страны. Но ни этнически, ни культурно страна еще не стала единой. Отдельные этнические группы, прибывшие на архипелаг в разное время, сохраняли известную независимость и культурную само-стоятельность, несмотря на продолжавшееся смешение.
Сравнительное изучение корейско-японских лингвистических связей показывает, что фонетический строй японского языка в древности был гораздо ближе к корейскому, чем в настоящее время; последующие изменения в японской фонетике происходили под влиянием аустронезийского субстрата. Словарный состав японского языка обнаруживает близость к древнекорейским терминам охотничьего и примитивно-земледельческого хозяйства, к аустронезий- ским существительным рыболовческо-собирательного круга, к айнским ритуальным и тайным выражениям [Miller, 1967].
Можно говорить о пяти этнических компонентах, которые приняли участие в формировании японской народности: 1) айнском, 2) индонезийском (кумасо, хаято), 3) древнем восточноазиатском (предки ва), 4) о собственно корейском и 5) о собственно китайском; 4-й и 5-й — более поздние [Арутюнов, 1962, с. 5, 12–13].
Айнский компонент (эмиси) должен был участвовать в формировании этноса ва, но роль его в этом процессе неизвестна. Неясно, участвовали ли айны непосредственно в этом процессе наравне с кумасо и хаято, или слияние двух последних элементов произошло еще раньше [Howell, 1968]. Изучение айнско-японских параллелей показывает, что 1) айнские заимствования в японской культуре относятся по времени к раннему средневековью, по зоне — к северным районам Хонсю, по сфере приложения — к ритуально- обрядной; 2) удельный вес этих заимствований невелик по сравнению с проявлением айнских черт в антропологической характеристике японцев; 3) более древние айнско-японские параллели могут восходить к айнско-аустронезийской неолитической общности [Арутюнов, 1957].
