Артур Конан-Дойль - Торговый дом Гердлстон
- Да, мне пора в Сити. Отец всегда уходит в четыре. Всего хорошего. Мы вечером увидимся?
- Как обычно, в карточной комнате, - ответил майор.
Он смотрел вслед своему недавнему собеседнику с выражением, которое никак нельзя было назвать приятным. Приближаясь к углу, молодой человек оглянулся, и майор с отеческой улыбкой весело помахал ему тростью.
Старый солдат продолжал стоять у дверей клуба, выпятив грудь, внушительный и респектабельный, и казалось, что его нарочно выставили здесь в назидание прохожим, как образчик аристократов, пребывающих в этих стенах. Он несколько раз пытался поведать проходившим мимо членам клуба о приключившейся с ним беде: об ожидающем Джорроксе и забытом кошельке. Однако, если не считать веселых шуточек, на которые не скупилась молодежь (майор по каким-то своим соображениям добровольно становился мишенью для насмешек), его похвальная настойчивость не принесла никаких плодов. Наконец он угрюмо смирился с судьбой, подняв трость, остановил проезжавший мимо омнибус и быстро вскочил в него, предварительно оглянувшись, чтобы убедиться, что за ним никто не следует. Когда омнибус доставил его в дальний конец Сити, он вышел на широкой шумной улице, по обеим сторонам которой высились большие магазины. Свернув в узкий проход, майор вскоре очутился на длинной мрачной улице, которая тянулась параллельно вышеуказанной магистрали и была так же не похожа на нее, как оборотная сторона картины на яркие краски, обращенные к зрителю. Майор, сохраняя все тот же внушительный вид, прошествовал между двумя рядами высоких закопченных домов и остановился перед одним из самых мрачных, окна которого пестрели билетиками с предложениями "меблированных комнат". Решетка, отделявшая дом от тротуара, была ржавой и сломанной, а внутри стоял запах плесени. Майор быстро поднялся по каменным ступеням, истертым подошвами бесчисленных поколений жильцов, и, распахнув большую облупившуюся дверь с медной дощечкой, сообщавшей, что заведение это принадлежит некоей миссис Робинс, вошел в переднюю с видом человека, возвращающегося к себе домой. Он поднялся на второй этаж, поднялся на третий этаж и только на площадке четвертого отворил одну из дверей и очутился в небольшой комнате - это и была та "скромная обитель", о которой в клубе он имел обыкновение поминать с таким искусным пренебрежением, что слушатель никак не мог решить, является ли майор счастливым хозяином большого поместья или просто владеет прекрасной виллой в одном из пригородов. Но даже это не слишком обширное убежище принадлежало не только майору, что доказывалось присутствием румяного человека с длинной светло-каштановой бородой, который, сидя у холодного камина, попыхивал длинной трубкой с фарфоровым чубуком и вел себя с непринужденностью, свидетельствовавшей, что он здесь отнюдь не гость. При появлении майора курильщик, не вынимая трубки изо рта, издал приветственный возглас, а бравый воин ответил ему небрежным кивком. После чего он поспешил снять свой великолепный цилиндр и бережно уложил его в шляпную картонку, затем он столь же осторожно снял сюртук, воротничок, галстук и гетры и также убрал их. Закончив все эти манипуляции, он облачился в длинный лиловый халат, надел шапочку и в этом наряде исполнил несколько па мазурки, чтобы показать, какое он испытывает облегчение.
- Хотя танцевать, мой милый, и нет причины! - объявил майор, усаживаясь на складной стул и кладя ноги на второй такой же стул. - Черт подери! Мы совсем на мели. Если счастье нам не улыбнется, неизвестно, что с нами будет.
- Нам уже не раз бывало более плохо, чем сейчас, - ответил рыжебородый человек, чье произношение сразу выдавало в нем немца. - Мои деньги придут, или вы выиграете, или что-нибудь случится, чтобы все хорошо стало.
- Будем надеяться! - с чувством сказал майор. - Какое облегчение сбросить эту накрахмаленную сбрую! И все-таки ее нужно беречь, потому что мой портной - чтоб ему пусто было! - не желает шить мне в кредит, а наличными что-то не пахнет. Без хорошего костюма я ведь буду как мусорщик без метлы.
Немец проникновенно кивнул и пустил в потолок большой клуб синего дыма. Зигмунд фон Баумсер бежал из фатерланда по причинам политического характера, а теперь вел иностранную корреспонденцию небольшой лондонской фирмы, и это занятие спасало его от голодной смерти. Они с майором снимали комнаты в разных домах, пока их не свел случай, обычный для царства богемы. Сходные обстоятельства поставили их перед необходимостью покинуть прежние жилища, и майору пришло в голову, что, поселившись с фон Баумсером, он сократит свои расходы и в то же время обзаведется приятным собеседником бравый ветеран в свободные часы был человеком общительным и, как большинство ирландцев, не терпел одиночества. Этот план понравился немцу, который искренне восхищался разнообразными талантами и житейским опытом майора, - он что-то буркнул в знак согласия, и дело было решено. Когда счастье улыбалось майору, в комнатушке на четвертом этаже воцарялось изобилие. С другой стороны, когда везло немцу, майор разделял с ним этот подарок судьбы. Когда же вслед за днями благополучия вновь наступали суровые времена, оба они переносили их мужественно и терпеливо. Майор иногда скрашивал темные часы, описывая великолепие расположенного в графстве Майо замка Данмор, родового поместья Клаттербеков. "Мы еще поживем там, мой милый, - говаривал он, хлопая приятеля по спине, - он еще будет моим, от темниц, расположенных в сорока футах под землей, - черт побери! до флагштока, на котором реет эмблема верности и преданности!" И, слушая эти речи, простодушный немец довольно потирал красные ручищи и радовался так, словно ему преподнесли в вечное владение этот самый замок.
- Ну как, вы получили ваше письмо? - с интересом спросил майор, свертывая папиросу. Раз в четыре месяца немец получал вспомоществование от друзей, оставшихся на его родине, и теперь они оба нетерпеливо ожидали этих денег.
Фон Баумсер покачал головой.
- Ах, чтоб их! Они уже на неделю запаздывают. Вам бы следовало устроить штуку на манер Джимми Таулера. Вы не были знакомы с Таулером, сапером? Когда мы с ним служили в Канаде, он однажды совсем взбесился, потому что его дядюшка, старый сэр Оливер, задержал присылку денег. "Черт побери, Тоби, - говорит он мне, - я подогрею старого мошенника!" И вот он садится и сочиняет письмо дядюшке и заявляет, что тот не умеет вести дела и разорит их всех, ну и дальше все в том же роде. Когда сэр Оливер получил это письмо, он пришел в такую ярость, что только начал диктовать приписку к своему завещанию, как его хватил удар, и Джимми унаследовал чистенькие семь тысяч годового дохода.
- Больше, чем ему полагалось по заслугам, - заметил немец. - Ну, а вы... У вас как с деньгами?
Майор Клаттербек вытащил из кармана брюк десять соверенов и разложил их на столе.
- Вы знаете мое правило, - сказал он, - ни под каким видом не разменивать эти золотые. С меньшим играть не сядешь, а разменяй я хоть один - и они все тут же улетучатся. А когда я снова накоплю такой капиталец, одному богу известно! Кроме же этих денег, у меня нет ни пенса.
- И у меня нет, - грустно сказал фон Баумсер, хлопая себя по карману.
- Ничего, мой милый! Посмотрим-ка, что имеется в общем кошельке. - И майор заглянул в кожаную сумочку, висевшую на медном гвозде на стене.
В дни преуспеяния они имели обыкновение откладывать в эту сумочку мелочь "на черный день".
- Я боюсь, что не так уж много, - сказал немец, печально покачивая головой.
- Ну, в такой унылый вечер нам не мешало бы и встряхнуться. Пошлемте-ка за бутылочкой шипучего, а?
- Денег мало, - заспорил немец.
- Ну что ж, возьмем что-нибудь подешевле. Вот, например, бургундское. Утешительное питье. Ну что ж... Разопьем бутылочку бургундского и заплатим из общего кошелька?
- Денег мало, - упрямо повторил немец.
- Ну что ж! Пусть будет кларет. По такой погоде это даже и лучше. Ну как, пошлем Сьюзен за бутылкой кларета?
Немец снял сумочку с медного гвоздя и, перевернув, встряхнул ее. На стол выкатились трехпенсовик и пенни.
- Это все, - сказал он. - На кларет не хватит.
- Зато хватит на пиво! - радостно воскликнул майор. - Самое время выпить кварту за четыре пенса. Старик Гилдер, когда я служил под его командованием в Индии, всегда приговаривал, что человек, который в тяжелую минуту побрезгует пивом и глиняной трубкой, либо дурак, либо фат. А сам он в офицерском собрании курил только глиняную трубку. Дрейпер, который командовал нашей дивизией, сказал ему, что он роняет звание офицера. "А ну его к черту, звание офицера!" - ответил старик и чуть было не угодил за это под военный суд. Он получил Крест Виктории при Уоррисе и был убит под Севастополем.
В ответ на звонок в комнату вошла неряшливая служанка в стоптанных башмаках и, получив заказ вместе со всем объединенным капиталом двух приятелей, вскоре вернулась с пенящимися пинтовыми кружками. Покуривая папиросу, майор погрузился в какие-то размышления - по-видимому, неприятные, потому что лицо его посуровело, а брови сдвинулись. Наконец он выругался и сказал:
