Артур Конан-Дойль - Тайна Клумбера
- Хорошо, дорогая, - ответил я, входя в комнату вместе с сестрой. - Ты слишком переутомилась, и тебе надо хорошенько выспаться. Я сделаю по-твоему, и наши друзья сами решат, связано ли появление жрецов с их делами или нет.
Хотя я и дал сестре обещание рассеять ее мрачные предчувствия, но утром, при свете яркого солнца, мне показалось просто нелепым, думать, что наши скромные вегетарианцы-индусы могут иметь какие-то злобные замыслы или их прибытие может произвести какое-либо впечатление на обитателей Клумбера. И все же мне так захотелось увидеть кого-либо из Хэзерстонов, что сразу после завтрака я отправился к Клумбер-холлу. Затворничество наших друзей, конечно, не дало им возможности узнать о недавних событиях, и я чувствовал, что даже если увижу самого генерала, он не сочтет меня навязчивым; ведь у меня было столько новостей.
Клумбер-холл имел все тот же мрачный и печальный вид. Поглядев сквозь толстую железную решетку на подъездную аллею, я никого не обнаружил. Одна из сосен была вырвана бурей и ее длинный красновато-коричневый ствол лежал поперек аллеи.
Кругом было все то же запустение и распад, только забор имел вид грозного препятствия для возможных нарушителей покоя. Я прошел вдоль всей изгороди до нашего старого места встреч, но нигде не нашел даже щели, через которую можно было бы заглянуть вовнутрь; забор был отремонтирован заново, причем теперь одна доска заходила за другую; это закрывало все щели, которыми я пользовался прежде, и целиком изолировало жильцов Клумбер-холла.
Но как раз в том месте, где я имел знаменательную беседу с генералом, когда он застал врасплох меня и свою дочь, я обнаружил щель примерно в два дюйма. Через нее-то я и заглянул внутрь и увидел только дом и часть лужайки перед ним. Хотя ни вне дома, ни в окнах не было никаких признаков жизни, я решил оставаться на своем посту, пока не переговорю с кем-нибудь из обитателей Клумбера. Мертвый вид дома навеял на меня такую тревогу, что я решил лучше перелезть через забор, рискуя даже вызвать недовольство генерала, чем вернуться домой ни с чем.
К счастью, мне не пришлось прибегнуть к такой чрезвычайной мере. Я не пробыл там и получаса, как услышал резкий звук отворяемого замка, и из главного подъезда вышел сам генерал. К моему удивлению, на нем была военная форма, причем не такая, какую носят в британской армии сейчас. Красный мундир отличался непривычным покроем и был испорчен непогодой. Белые брюки имели уже грязно-желтый оттенок. С красной перевязью на груди и прямым палашом, висящим сбоку, он казался воплощением британского офицера прошедшей эпохи, служившим сорок лет тому назад. За ним двигался прыжками бывший солдат капрал Руфус Смит. Он был сейчас прилично одет и имел вид довольного человека. Разговаривая друг с другом, они ходили по лужайке взад и вперед. Я заметил, что время от времени то один, то другой останавливались и украдкой озирались по сторонам, словно чего-то ждали.
Я предпочел бы беседовать с генералом один на один, но он не расставался со своим спутником. Поэтому я громко постучал тростью о забор, чтобы привлечь их внимание. Они оба мгновенно повернулись в мою сторону и по их движениям я понял, что они встревожены и испуганы. Я поднял трость над забором, чтобы показать, где я. Тогда генерал очень неохотно и нерешительно двинулся в мою сторону. Капрал пытался удержать его за руку. Только когда я выкрикнул свое имя и уверил их, что я один, они успокоились. Узнав меня, генерал быстро подошел и чрезвычайно сердечно поздоровался.
- Как вы хорошо сделали, что пришли, Уэст, - сказал он. - Поистине, в такие-то минуты и познаются друзья. Я не считаю возможным просить вас зайти в дом или задерживать вас здесь.
- Я беспокоился обо всех вас, - сказал я. - Все эти дни я ничего не слышал о вас и никого не видел. Как вы поживаете?
- Пока прекрасно, если можно так сказать. А завтра будет лучше, завтра мы станем совсем другими людьми, капрал, а?
- Да, сэр, - ответил капрал, отдавая честь. - Завтра мы будем прочны, как банк.
- Мы сейчас немного взволнованы, - пояснил генерал, - но, не сомневаюсь, все кончится благополучно. В конце концов провидение превыше всего, а мы в его руках. А вы что поделываете?
- У нас было много хлопот, - сказал я. - Вы ничего не слыхали о кораблекрушении?
- Ни слова, - отвечал генерал безразличным тоном.
- Я так и думал, что шум ветра заглушит грохот сигнальной пушки. Сегодня ночью на берег было выброшено судно, большое трехмачтовое судно из Индии.
- Из Индии! - воскликнул генерал.
- Да. Его команда, к счастью, спаслась, и все они уехали в Глазго.
- Все уехали, - повторил генерал. Он был бледен.
- Да, все, за исключением довольно странных субъектов, называющих себя буддийскими жрецами. Они решили остаться здесь на несколько дней.
Едва я произнес эти слова, как генерал упал на колени, протянул к небу длинные тощие руки.
- Да будет воля твоя, господи! - воскликнул он хриплым голосом. - Да будет твоя святая воля!
Через щель я увидел, как лицо капрала стало бледно-желтым. Он вытер пот со лба.
- Так уж мне везет! - сказал он. - После всех этих годов лишений я пришел сюда только к самому концу.
- Ничего, друг, - сказал генерал, распрямляя плечи, как человек, который снова взял себя в руки, - будь что будет, мы встретим конец, как подобает британскому солдату. Помните, при Чиллианвалахе нам пришлось сделать переход от вашей батареи к нашему каре, а кони сикхов ринулись на наши штыки? Тогда мы не дрогнули. Не дрогнем и сейчас. Мне кажется, что в эту минуту я чувствую себя гораздо бодрее, чем все эти годы. Меня убивала неизвестность.
- И это проклятое звяканье! - добавил капрал. - Ну, что ж, мы погибнем вместе - в этом какое-то утешение.
- Прощайте, Уэст, - сказал генерал. - Будьте хорошим мужем для Габриель и приютите мою несчастную жену. Думаю, что она недолго будет причинять вам беспокойство. Прощайте, да благословит вас бог!
- Послушайте, генерал, - резко сказал я, отламывая кусок доски, чтобы удобнее было разговаривать. - Эта история длится слишком долго. К чему все эти намеки, недомолвки и загадки. Давайте обсудим все. Чего вы боитесь? Довольно скрытности. Вы боитесь этих индусов? Если да, то я смогу, пользуясь влиянием отца, арестовать их как бродяг.
- Нет, это не годится, - сказал генерал, качая головой. - Вы скоро будете в курсе дела. Мордаунт знает, где хранятся бумаги. Поговорите с ним завтра об этом.
- Но послушайте, - закричал я, - если есть опасность, надо попытаться избежать ее. Скажите мне только, чего вы боитесь, и я буду знать, как действовать.
- Дорогой мой! - сказал генерал. - Сделать ничего нельзя, поэтому успокойтесь. Пусть события идут своим чередом. С моей стороны было, конечно, глупо прятаться за укрытиями из дерева или камня. Все это объяснялось тем, что я не мог оставаться пассивным. Лучше делать хоть что-нибудь для самосохранения, пусть даже бесполезное, чем покорно ждать. Вот этот мой друг, занимающий скромное место в мире, и я оказались в таком положении, в каком, думаю, никто еще не был. Нам остается только поручить себя неисчерпаемому милосердию всевышнего и надеяться, что наши страдания в этом мире уменьшат нашу кару на том свете. А теперь я ухожу, мне нужно уничтожить кое-какие бумаги и привести в порядок много дел. Прощайте!
Он протянул мне руку через проделанное мною отверстие и крепко сжал мои пальцы. Затем он твердым и решительным шагом направился к дому в сопровождении мрачного капрала.
Я пошел в Бранксом очень расстроенный, недоумевая, что же мне-то делать!
Было ясно, что подозрения моей сестры оправдались полностью, существует самая тесная связь между появлением у нас трех индусов и загадочной опасностью, угрожающей генералу.
Представляя себе Рам-Сингха, его благородное лицо, утонченные манеры и слова мудрости, я не мог допустить мысли о каком-нибудь насилии с его стороны. Сейчас, думая об этом, я поражаюсь, какой ужасный гнев скрывался в этих черных проницательных глазах. Я чувствовал, что из всех людей, с которыми я сталкивался, мне меньше всего хотелось бы навлечь на себя именно его гнев. Но мне было непонятно: как могли два человека, столь далекие друг от друга, грубый старый капрал и англо-индийский генерал - заслужить одинаковую ненависть этих индусов. И, если опасность носила материальный характер в полном смысле этого слова, почему генерал не согласился с моим предложением взять под стражу этих людей, хотя, честно говоря, мне было бы крайне неприятно применять суровые меры да еще на таких туманных основаниях.
На этот вопрос не было ответа, и все же торжественные слова генерала и ужасающая серьезность его и капрала не позволяли мне думать, что их опасения лишены оснований. Все это было головоломкой, совершенно неразрешимой головоломкой!
Для меня было ясно одно: при моем неведении и после категорического запрета со стороны генерала я не мог вмешиваться в это дело каким бы то ни было способом. Мне оставалось только ждать и молить небо, чтобы опасность была устранена или, по крайней мере, не коснулась моей Габриель и ее брата.
