Александр Куропаткин - Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны.
Со вступлением на престол государя императора Александра III, как и при вступлении на престол [85] Александра II, была сделана попытка уменьшить военные расходы, не останавливаясь для достижения этой цели даже перед сокращением численности армии. В 1881 г. последовало сокращение кадрового состава армии на 28 000 человек.
Заключение тройственного союза и быстрое возрастание вооружения наших соседей составило серьезную угрозу положению России и вынудило нас увеличивать свои силы и сблизиться с Францией, которой также угрожал тройственный союз. На новые формирования в Германии и Австрии мы отвечали новыми формированиями, передвижениями войск с Кавказа и из внутренних округов к западной границе. «Вооруженный мир» тяжким бременем лег на все государства Европы.
Но при нашей меньшей, чем у западных соседей, культурности и бедности населения нам при всех усилиях невозможно было поспевать за нашими соседями. Не столько в росте вооруженных сил, сколько в их боевой готовности. Современная мобилизационная система только тогда может признаваться законченной, когда мобилизуются все силы и средства государства, могущие облегчить успех при военном столкновении. Мобилизация всех сил глубоко касается и всего народа. Поэтому выдающийся немецкий писатель фон дер Гольц справедливо признал, что при современных войнах борьбу должна вести не армия, а вооруженный народ.
Успех при прочих равных условиях был обеспечен той стороне, которая в кратчайший срок выставит превосходные силы. При этом выставляемые в поле силы, независимо от умелого командования, только тогда могли быть использованы полностью, когда снабжение их всем необходимым для боя и жизни было обеспечено и было организовано быстрое пополнение расходуемых живых сил и материалов.
Вот с этой стороны мы в особенности скоро почувствовали свою отсталость. Путем формирования кадров частью без наличного состава в мирное время или с ничтожным кадром мы благодаря многочисленности населения, большому числу запасных и ратников ополчения [86] действительно в случае мобилизации могли выставить огромное число нижних чинов всех категорий войск: действующих (полевых и резервных), ополчения и запасных войск, но готовность этих частей за недостатком офицерского состава и запасов разного имущества была весьма разнообразная. В то время как передовые войска так же быстро могли быть мобилизованы, как и у наших соседей, войска резервные мобилизировались в то время медленно, запасных войск было вполне недостаточное количество, и, наконец, ополчение формировалось не одновременно с мобилизацией войск, и при формировании предвиделись большие затруднения. Но если людей и лошадей хватало с избытком, то запасы материальные, особенно технические силы и средства, не были достаточны (телеграфы, телефоны, воздухоплавательные парки, голубиная почта, переносные железные дороги, взрывчатые вещества, запасы инструментов, проволоки и пр.). Крепости вследствие частых перемен в росте техники и новых изобретений в области казематированных построек приходилось, не достроив, во многом начинать уже перестраивать (бетонная работа). Изменение артиллерийского вооружения крепостей тоже не могло поспеть за быстрым ростом техники и было частью устарелых типов.
Наша осадная артиллерия, хотя и получила некоторое число хороших, современного типа орудий, но по подвижности и мобилизационной готовности в то время отставала от осадной артиллерии наших соседей. Наши технические силы: саперные, минные, железнодорожные части по численности совершенно не соответствовали потребности в них. Войска вспомогательного назначения (этапные войска) организованы не были ни в мирное, ни в военное время. Запасных войск было решено формировать небольшое число. Укомплектование всех видов войск при мобилизации офицерским составом и врачами не было обеспечено. Но самая главная опасность для нас заключалась в нашей железнодорожной отсталости. [87]
Усиленной с 1882 г. работой нашего Военного министерства мы достигли сравнительно с недавним прошлым огромного результата. В относительно короткий срок мы могли мобилизировать и сосредоточить на границе огромные силы. Но наши соседи, примерно в срок вдвое более короткий, успевали сделать то же самое. Они поэтому могли захватить инициативу действий, обрекали нас, против традиций XVIII и XIX столетий, на оборону и, что весьма тревожно даже при общем превосходстве наших сил, но при их медленном, по частям подходе к районам сосредоточения, эти подкрепления могли поражаться по частям. Мы уже с 1871 г. примирились с мыслью, что нам не догнать германцев в их боевой готовности, но долго утешали себя мыслью, что наша готовность выше австрийской. Примерно 10—11 лет тому назад мы расстались и с этой надеждой. Дружно работая, частью под руководством германского генерального штаба, австрийское военное ведомство достигло огромных результатов по подготовке передового к нам театра к наступлению и обороне, по мобилизации и сосредоточению армии. Карпаты, разрезанные многочисленными железнодорожными путями, перестали составлять опасную для австрийцев преграду. Австрия и в особенности Германия для своей боевой готовности располагали, кроме денежных средств на текущие расходы, еще огромными отпусками на чрезвычайные расходы военного времени, на образование разных запасов, крепостей, дорог и пр. Наш военный бюджет тоже возрастал в значительной степени, но удовлетворение многих потребностей на случай войны, из-за неотпуска необходимых денежных средств, все откладывалось, увеличивая нашу отсталость. Несравненно большая по сравнению с нами культурность Германии и Австрии и рост промышленности всех видов в этих странах облегчали нашим соседям возможность двигать вперед их боевую готовность в такой степени, которая была для нас недостижима. В особенности такой результат сказался на постройке железных дорог. Каждая из нужных Военному ведомству железных дорог вызывала протесты [88] Министерства финансов, признававшего ее недоходность и предлагавшего другие линии, нужные населению по экономическим условиям. У наших соседей военное значение дорог много легче, чем у нас, совпадало и с их экономическим значением, и потому постройка дорог шла значительно быстрее, чем у нас.
Очень сложная и трудная задача Военного ведомства на западной границе и трудная задача на кавказской границе осложнились в конце прошлого столетия еще необходимостью быть готовыми дать отпор нашим врагам внутренним и внешним на обширной среднеазиатской границе. Такая готовность неизбежна и на будущее время, пока не изменится недоверчивое отношение к нам Англии.
Таким образом, Военное ведомство, обязанное прежде всего обеспечить целость владения России, вынуждено было расходовать отпускавшиеся в его распоряжение средства на всем протяжении русских границ в Европе и Средней Азии. Долгое время расходование сих средств на нашу 9000-верстную границу с Китаем было сравнительно ничтожное. Но рост вооруженных сил Японии и пробуждение в военном отношении Китая уже с 1889 г., т. е. 27 лет тому назад, вынудили нас приступить к усилению нашего положения на Дальнем Востоке.
В 1871 г., когда западные провинции Китая (так называемый Восточный Туркестан) были еще охвачены восстанием мусульманских племен, мы, в видах ограждения спокойствия на наших границах, заняли при ничтожном сопротивлении дунганского и таранчинского населения Кульджинский край. Дунгане и таранчиране, вырезавшие китайское и частью калмыцкое население (солонов, сибо, торгоут-калмыков), сложили оружие ввиду данного им обещания принять их в подданство России. Но в то же время, когда воины делали свое дело на месте, в дипломатической канцелярии, без испрошения заключения местных властей (Колпаковского и Кауфмана), признали нужным дать обещание Китаю, что Кульджа будет возвращена, как только китайцы справятся с восстанием [89] и подойдут к пределам Кульджи. Мы, кажется, надеялись, что китайцам не удастся победить Якуб-бека и овладеть Кашгарией. Но мы сами и помогли им в этом. Когда в 1876 г. я в качестве посланца России находился в лагере Якуб-бека близ г. Курля{17} и вел переговоры о проведении границы с только что завоеванной нами Ферганской областью, Якуб-бек справедливо с горечью упрекал меня в том, что одновременно с ведением мной переговоров с ним другой офицер Генерального штаба — подполковник Сосновский, с ведома и поощрения некоторых русских властей, поставлял провиант в китайские войска, стоявшие недалеко от Курля против войск Якуб-бека. Помощь эта оказалась действенной.
Когда неожиданно умер в своем стане Якуб-бек, китайцы быстро овладели Кашгарией, восстановили в ней свое владычество, дошли до южных границ Кульджи и предъявили свои права на эту провинцию. Мы тянули это дело. Кауфман упорно советовал Кульджи не возвращать. В 1878 г. в должности начальника азиатской части Главного штаба я подал начальнику Главного штаба генерал-адъютанту графу Гейдену записку, в которой доказывал необходимость для нас в военном отношении владеть Кульджей (представляющей готовый, весьма сильный по местности канонир) и излагал свое мнение, что если бы нам и пришлось ввиду неосторожно данного обещания возвратить Кульджу, то представляется необходимым потребовать с Китая вознаграждение на наши 8-летние расходы по этому краю и за убытки русской торговле с Китаем с 1863 г. в сумме 100 млн руб. золотом, которые и употребить на постройку Сибирской железной дороги. Генерал Кауфман поддерживал это мнение, но представители дипломатии были против моего предложения. Государь император Александр II приказал образовать особое совещание для обсуждения кульджинского вопроса под председательством графа Милютина. В совещании [90] приняли участие министры: иностранных дел — Гирст, финансов — адмирал Грейг, генералы Кауфман, Обручев и я. Министр иностранных дел высказался за передачу Кульджи, адмирал Грейг энергично поддерживал его, противясь мысли моей потребовать от китайцев вознаграждения в 100 млн руб. Он высказался при этом, что для России вопрос денежный не важен, лишь бы обещание, хотя и данное легкомысленно, возвратить Кульджу было выполнено. Данное во время экспедиции 1871 г. обещание дунганам и таранчам, что мы их не вернем в подданство Китаю, русские люди Грейг и Гирст считали возможным забыть, лишь бы выполнить легкомысленно, без сношения с местными властями данное Китаю нашими дипломатами обещание — возвратить Кульджу Китаю. После долгих прений генерал Кауфман вынужден был уступить, и решено было возвратить Кульджу с вознаграждением в нашу пользу лишь 5 млн руб. Возможность приступить к постройке Сибирской железной дороги на 10 лет ранее, чем это было исполнено в действительности, не была принята в серьезное внимание, за что мы и поплатились впоследствии. Министр финансов явился самым энергичным противником солидного денежного вознаграждения.
