Ольга Гурьян - Ивашка бежит за конём
Он внутрь заходит, а там рядами станки и на них многоцветные ткани, а людей не видать. Все со страху разбежались. Аннушка-то не предупреждённая. Неужто и она сбежала? Где её теперь искать? - Аннушка, где ты? - кричит Ивашка. А не все разбежались, иные не успели, за станками попрятались. Выглядывают из-за станков блестящие глаза. А как увидали Ивашку, что он мальчишка ещё, не страшный, осмелели, стали девушки понемногу показываться. И вдруг рядом с Ивашкой Ярмошка. Кричит: - А скорее, такой-сякой! Чего копаешься? Уж за городской стражей послали! - Аннушка! - кричит Ивашка. А она вот она - Аннушка. Она в корзину с шпульками схоронилась, сразу не сумела вылезти. Она кидается к Ивашке, да Ярмошка им долго здороваться не дал, схватил за руки, они поскорей выбежали вон. Во дворе столпотворение. Склад грабят. Краем глаза увидел Ивашка господина Гензериха. Он одну штуку шёлка зажал под мышкой, вторую у другого человека из рук выдирает, орёт что-то по-своему. Ивашка с Ярмошкой, с Аннушкой жмутся к стене мастерской, обходят толпу, к воротам пробираются. А к ним подбегает Прокоп, впереди себя их гонит, скорей, скорей. Они в переулок выбрались, бегом-бегом его пробежали, а уж вдали слыхать бряцанье оружия, тяжёлый топот, городская стража приближается. Тут уж они успели свернуть в другой переулок, пошли тихо, будто по своему делу идут, никакие чужие дела их не касаются. Они-то уходят, а уже городская стража нагрянула во двор мастерской. Из Прокоповых приятелей никого не застали, они все вовремя скрылись. Стража стала хватать тех, кто увлёкся грабежом и не успел убежать. Первым схватили господина Гензериха. У него в руках две штуки шёлка - с поличным поймали. Связали его верёвкой, потащили в тюрьму. А уж остался ли он там или удалось ему выбраться - это нам всё едино. Нам до него больше дела нет.
Глава двадцать четвёртая
МОЛОДЕЦ, ИВАШКА!
Вчетвером они спустились к набережной, и отсюда лодочник перевёз их через Золотой Рог, в предместье Сикэ. Этот берег высокий и холмистый, и белые домики Сикэ карабкаются по нему, будто козочки. Но беглецы не стали взбираться вверх, а пошли берегом, пока последний домик остался далеко позади. И тут Прокоп привёл их в маленькую бухту. С берега её закрывали густые деревья и кусты, с моря заслонял высокий круглый камень. Кто не знал бы, что здесь эта бухточка есть, хоть сто лет бы искал, не нашёл бы её. - Ложитесь, отдыхайте, - сказал Прокоп. - Мы здесь пробудем до вечера. А как стемнеет, приедет за нами чёлн, отвезёт вас на морскую крутобокую ладью, а та уж вас доставит до места. Да вы не опасайтесь. Люди на той ладье мне друзья и приятели, и им хорошо заплачено, чтобы вас довезти в сохранности. - А кто же им заплатил? - спрашивает Ярмошка. - Твой хозяин, Аннушка. Тут они все рассмеялись, и Ярмошка сказал: - Да он, такой-сякой, скорей лопнет, а ни с одной монеткой, пока жив, не расстанется. - А плачено не деньгами, а драгоценным шёлком, - ответил Прокоп. - И хозяина не спрашивали, а сами со склада унесли, что понравилось. У этих людей такое уж ремесло. Пошлины с купцов что император, что ваши князья берут непомерно велики. С одного Царьграда боле двадцати тысяч золотых монет в день. Уж правда ли, ложь ли, а так говорят. И оттого товары дороги. А эти мои приятели пошлины не хотят платить, товар возят тайком, потайно его доверенным людям сбывают задёшево. И обмануть меня они не посмеют, потому что вся их жизнь на доверии держится. Сегодня я их на склад навёл, а случись с вами что, я на их след наведу чиновников, сбирающих пошлины, отомщу за вас, и тут им казни не миновать. И поэтому ничего не бойтесь, ложитесь, поспите до вечера. И сам выбрал тенистое местечко, лёг и тотчас захрапел. Аннушка сидит вся бледная от пережитого страха и нечаянной радости. А Ивашка ей говорит: - Ещё недолго потерпи. Месяца не пройдёт, будем дома. У Аннушки на глазах слезы, она горестно вопрошает: - А где у нас дом? И нету его! Наше село Малое разрушили, пожгли. От нашего дома, верно, одна печная труба осталась и та, поди, завалилась. - Нас другой дом ждёт, получше, - отвечает Ивашка. - В богатом селе, в Лодейницах, дяденька Мудрила с тёткой Любашей нас к себе в дети принимают, будут нам наместо родных батюшки с матушкой. Тут Ярмошка закручинился: - Хорошо вам у Мудрилы жить будет! А меня мой дядька, такой-сякой, с ремнём в руках дожидается. Не успеем свидеться, отлупит меня. И оттого я не очень тороплюсь домой ворочаться. - Ты не печалься, - говорит Ивашка. - Ты у твоего дядьки лишний рот, он тебя охотно отдаст. А мы Мудрилу попросим, он тебя возьмёт в ученики, будешь с нами жить. На том и порешили. Все успокоились, полегли на травку в тени и задремали. Вот настал вечер, небо потемнело, прохладный ветерок подул, разбудил их. Вода в Золотом Роге тихо плещет. А то не вода, то вёсла неслышно гребут. Пристаёт к берегу чёлн. Настало время прощаться. - Прощай, Прокоп-Всех-Победишь! - говорит Аннушка и низко ему кланяется. Спасибо тебе, что спас меня, из злой неволи выручил. Такой ты добрый! - Не я один тебя выручал, - отвечает Прокоп. - И добрые люди, и злые, каждый по-своему помогли. А спас тебя Ивашка, что он тогда по твоему следу за конём побежал, трудностей не убоялся, всякие бедствия претерпел, а духом не пал, волей не ослабел, довёл дело до благополучного конца. Молодец, Ивашка! - Он у меня молодец! - говорит Аннушка. - Молодец, такой-сякой! - вторит Ярмошка. Тут они ещё раз простились с Прокопом, сели в чёлн и поплыли домой. За морями, за горами, за широкими реками ладейник Мудрила с женой Любашей своих желанных деток ждали - дождались.
