Борис Соколов - Тайны финской войны
Медленно шло продвижение советских войск и в районе к северу от Ладожского озера. Уже 2 декабря нарком обороны выговаривал командованию наступавших здесь 8–й и 9–й армий: «Мы не можем болтаться долго в Финляндии, проходя 4–5 километров в день. Дела надо решать так, чтобы наши войска быстро вели решительное наступление».
Блицкриг, о котором мечтали Сталин, Ворошилов и Мерецков, явно не удался. Большая неразбериха происходила с управлением войсками. Только 9 декабря 1939 года была образована Ставка Главного командования под формальным председательством Ворошилова. Членами Ставки стали Сталин, фактически руководивший ее работой, нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов и начальник Генерального штаба РККА Б. М. Шапошников. В тот же день действовавшие против Финляндии войска 7–й, 8–й, 9–й и 14–й армий и Балтийский и Северный флоты были выведены из подчинения штаба Ленинградского военного округа и подчинены непосредственно Ставке. До этого координация действий войск осуществлялась из рук вон плохо, поскольку авторитета командующего ЛВО Мерецкова было явно недостаточно, чтобы заставить командующих армиями и флотами ему безоговорочно подчиняться. Особенно много неприятностей в первые недели боев доставляли мины. Кирилл Афанасьевич отмечал:
«Отступая, финны эвакуировали все мирное население, перебили или угнали домашний скот и опустошили оставляемые места. То тут, то там валялись в селениях и на дорогах брошенные как бы впопыхах велосипеды, чемоданы, патефоны, часы, бумажники, портсигары, радиоприемники. Стоило слегка сдвинуть предмет с места, как раздавался взрыв. Но и там, где, казалось, ничего не было, идти было опасно. Лестницы и пороги домов, колодцы, пни, корни деревьев,
лесные просеки и опушки, обочины дорог буквально были усеяны минами. Армия несла потери. Бойцы боялись идти вперед. Необходимо было срочно найти метод борьбы с минами, иначе могла сорваться операция. Между тем никакими эффективными средствами против них мы не располагали и к преодолению подобных заграждений оказались неподготовленными».
Ту же картину рисует и Воронов:
«Наши войска встретились с большим количеством инженерных «сюрпризов» — на дорогах и в поселках было разбросано много ярких предметов: патефонов, портсигаров и т. д. Достаточно было к ним притронуться, как взрывалась мина. После первых жертв красноармейцы стали осторожнее и даже научились обезвреживать эти «сюрпризы»… Мин было много. Наши войска не подготовились к уничтожению их. Специальной техники для обнаружения мин не было.
В первые дни войны А. А. Жданов принял в Смольном двух ленинградских инженеров, создавших новый миноискатель. Этот прибор быстро определял местонахождение даже очень мелких металлических предметов: маленькие гвозди, спрятанные в разных местах под толстым ковром кабинета, обнаруживались сразу, и в наушниках раздавались резкие звуки. На меня это импровизированное испытание произвело сильное впечатление.
Тотчас была заказана первая серия миноискателей, которые быстро поступили на вооружение. Хотя они были довольно примитивны, но принесли много пользы».
Мерецков рассказывает историю с миноискателем не в столь радужных тонах:
«…Жданов и я пригласили ряд ленинградских инженеров, в том числе возглавляемую профессором Н. М. Изюмовым группу преподавателей из Военной академии связи, и рассказали им о сложившемся положении. Нужны миноискатели. Товарищи подумали, заметили, что сделать их можно, м поинтересовались сроком. Жданов ответил: «Сутки!»
— То есть как вас понимать? Это же немыслимо! — удивились инженеры.
— Немыслимо, но нужно. Войска испытывают большие трудности. Сейчас от вашего изобретения зависит успех военных действий.
Взволнованные, хотя и несколько озадаченные, инженеры и преподаватели разошлись по лабораториям. Уже на следующий день первый образец миноискателя был готов. Его испытали, одобрили и пустили в поточное производство. Перед наступающими частями ставили густой цепочкой саперов с миноискателями. Они обшаривали каждый метр местности и, как только раздавалось гудение в наушниках, сигналили, после чего мину взрывали. Эта процедура сильно замедляла продвижение. Зато имелась гарантия безопасности, и войска смело пошли вперед, преодолевая сугробы и снежные заносы при 45–градусном морозе, ледяном, обжигающем ветре и непрерывно борясь с «кукушками» — засевшими в нашем тылу на высоких деревьях финскими снайперами».
По всему видно, что на самом деле разговор Жданова и Мерецкова с инженерами был весьма жестким, и приглашенные в Смольный поняли, что в случае, если не уложатся в срок, беседа в конце концов может продолжиться в Большом Доме на Литейном, в ленинградском НКВД.
Но миноискатели сами по себе не могли обеспечить успеха. Наступление на линию Маннергейма застопорилось. Красная Армия столкнулась с еще одной неприятной неожиданностью. Многие финские пехотинцы оказались вооружены автоматами. Вот что пишет Воронов:
«…Еще в начале тридцатых годов нами был приобретен образец автомата «Суоми» и даже испытан комиссией специалистов по пехотному оружию. Комиссия вынесла решение: это — полицейское оружие, для боевых действий войск не пригодное. Конструирование и производство подобных автоматов сочтено было делом лишним…
Теперь, столкнувшись с широким применением автоматов в финской армии, мы горько сожалели об этих просчетах.
Недооценка автомата объяснялась тем, что наши общевойсковые командиры слепо верили в силу одиночного винтовочного огня и боялись большого расхода боеприпасов. Многие говорили, что красноармейцу нельзя давать автоматическую винтовку, иначе патронов для нее не напасешься. Идеальной считалась винтовка системы Мосина со скользящим затвором для ручного перезаряжания после каждого выстрела. Надеялись на ручные и станковые пулеметы, которые имели хорошие баллистические качества, но излишне большой вес.
Теперь, уже во время боевых действий, началось лихорадочное конструирование и производство советских автоматов. Наш первенец — пистолет — пулемет Г. С. Шпагина (ППШ) с большой любовью был встречен в войсках».
Перед нами пример искаженного режимом сознания. Финны, которые действительно испытывали недостаток боеприпасов, не боялись вооружать свою пехоту автоматами. У нас по сравнению с крошечной Финляндией патронов и снарядов было немерено, а опасались дать красноармейцам автоматы: начнут изводить боезапас… Воронов признавал:
«Финская пехота умело использовала особые условия местности и стойко дралась в обороне. Инженерные сооружения и заграждения прикрывались многослойным огнем.
В районах расположения наших войск появились финские «кукушки»: одиночные стрелки — фанатики, прихватив с собой большой запас патронов, залезали на деревья и открывали внезапную стрельбу. Нередко «кукушки» действовали небольшими группами и своим перекрестным огнем обстреливали лесные дороги».
«Кукушки», о которых рассказывали не только Мерецков и Воронов, но и сотни советских ветеранов войны с Финляндией, — это не более чем легенда. В Финляндии категорически отрицают существование подобных снайперов — смертников. О «кукушках» нет никаких упоминаний ни в архивных документах, ни в воспоминаниях финских участников войны.
«Никто не встречал таких ветеранов, которые вспоминали бы о том, как они лазили по деревьям, — отмечает историк Охто Маннинен. — Финский солдат был… неизменным индивидуалистом. Он, естественно, использовал разнообразие ландшафта, но кажется маловероятным, чтобы солдата могли заставить залезть на дерево, ибо у него всегда должна была быть возможность отступать. Спуск с дерева потребовал бы слишком много времени… Конечно, не исключено, что в определенных случаях финны устанавливали пулеметные точки на дереве, равно как и на чердаке какого‑либо дома. У финских пограничников… были такие наблюдательные пункты на границе с СССР… У русских, вероятно, создалось впечатление, что финны подстерегают их на деревьях повсюду».
Действительно, «кукушка» не более чем особый, мрачный штрих созданного советской пропагандой образа коварного финна. Так, уже 3 декабря 1939 года газета «Правда» писала: «Белофинны все время практикуются воевать бандитскими способами. Они учатся стрелять с деревьев, рассыпаться небольшими группами, подкладывать мины… Живут по — звериному в окопах (а красноармейцы, в отличие от финнов, отрывали одиночные ячейки, что очень затрудняло управление подразделениями. — Б. С.)».
Со своей стороны добавлю, что в лесу эхо не позволяет определить, откуда именно был произведен выстрел, и у красноармейцев, бессильных перед неприятельскими снайперами, могло создаться впечатление, что огонь ведется с деревьев. Точно так же во время боев против ваххабитов в горах Дагестана летом и осенью 1999 года среди бойцов федеральных войск распространялись легенды о десятках вражеских снайперов с бесшумными винтовками. Между тем любой глушитель, как это хорошо известно, значительно снижает точность стрельбы и для снайпера только помеха. Столь же бессмысленно для меткого стрелка забираться на высокое дерево. Его успех зависит от быстрой смены позиции, а с дерева‑то спускаться обыкновенно труднее, чем залезать на него.
