Алексей Литвин - Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.
Организационная перестройка в ВЧК, проведенная в 1919 году, ориентировала чекистов на усиление контроля над населением, насаждение страха многими никак не обоснованными казнями. 16 октября 1918 года была создана Московская чрезвычайная комиссия (члены коллегии: Дзержинский — председатель, члены — Б. А Бреслав, В. Н. Манцев, С. А. Мессинг, Я. Юровский). Ее основными задачами были определены: проведение секретно-оперативной работы по выявлению замыслов контрреволюции, борьба с дезорганизацией деятельности транспорта и промышленности. Но когда во время отчетного доклада 30 декабря 1919 года на пленуме Московского совета Манцева обвинили в том, что он говорит о чем угодно, но не о терроре чекистов, то услышали демагогические рассуждения на тему важности чекистской работы для рабочего класса[206].
В аппарате ВЧК в 1919 г. вместо иногороднего отдела был создан инструкторский, во главе с Г. С. Морозом (1893–1940), который отвечал за работу местных ЧК, но предполагал их большую самостоятельность. Главным в ВЧК стал секретно-оперативный отдел, чьи сотрудники занимались наблюдением, арестами и следствием. Его возглавил Скрыпник, вскоре замененный М. Я. Лацисом[207]. В центре внимания отдела были заговоры и политические партии, все, кроме большевистской. Наиболее характерными приказами ВЧК за 1919 г. были: об изъятии всей контрреволюционной литературы, особенно календарей издательства Сытина (январь); у беспартийных чекистов оружие отобрать, чекистам-большевикам — оружие зарегистрировать (апрель); концлагеря обеспечить усиленной вооруженной охраной (май); сотрудниками секретно-оперативных отделов могли быть только коммунисты (май); расширение прав ВЧК в связи «с очисткой Советской республики от врагов рабоче-крестьянской России» (июнь); открытие двухмесячных курсов для подготовки чекистов (июль, зав. курсами — К. Карлсон); вещи расстрелянных ВЧК концентрировать у А. Беленького (1883–1942), распределять их по указанию президиума ВЧК (август)[208].
15 июня 1919 г. на заседании ЦК РКП(б) слушали доклад Дзержинского о расширении права расстрелов. В результате 20 июня ВЦИК принял постановление о том, что «право непосредственной расправы сохраняется за чрезвычайными комиссиями в местностях, объявленных на военном положении…»[209]. В течение всего года увеличивалась численность войск ВЧК и внутренней охраны, расширялись штаты ВЧК[210]. ВЧК занималась конфискацией у населения оружия, автомашин, шинелей и даже топлива у церквей и священнослужителей. Чекисты продолжали расстреливать по разным поводам, в том числе и за убеждения, которые расходились со взглядами следователя. Так, 19 сентября 1919 года коллегия особого отдела при реввоенсовете 5-й армии приговорила к расстрелу бывшего штабс-капитана Бориса Пятницкого за то, что он «по своему убеждению не может быть полезен для Советской власти»[211].
В 1919 году происходит максимальное сосредоточение карательной власти в руках Дзержинского. В апреле ВЦИК утвердил положение об особых отделах при ВЧК. Работа особых отделов контролировалась Реввоенсоветом республики, но общее руководство их деятельностью осуществляла коллегия ВЧК (из 9 человек). В августе 1919 года во главе особого отдела вместо Кедрова стал Дзержинский с заместителями И. П. Павлуновским (1888–1940) и В. А. Аванесовым (1884–1930). Особые отделы армий и губЧК имели право расстрелов. По неполным данным, за второе полугодие 1919 года особые отделы 1-й, 4-й, 10-й и 14-й армий расстреляли 533 человека за шпионаж и контрреволюцию, а особые отделы 18 губЧК за то же время — 1436 человек[212]. Заметим, что к ноябрю 1919 года были развернуты 14 полевых и одна конная советские армии, в которых также функционировали особые отделы.
В октябре 1919 года ВЧК получила право расстреливать на месте тех, кто нарушает работу железных дорог. Чекисты признавали, что правовые акты тогда изменялись «под давлением действительности»[213]. Их права стали необычайно широкими после апрельского (1919 год) предложения оргбюро ЦК РКП(б), согласно которому все ответственные советские работники должны были зарегистрироваться и пройти проверку в ЧК. Чекисты мотивировали это «борьбой с проникновением жулья»[214]. Не случайно Б. Рассел, побывавший тогда в России, отнес чекистов ко второй группе правящего слоя страны (первым была компартия). Он увидел в ВЧК орган, «практически независимый от правительства», с собственными вооруженными формированиями, с правом расстрела тысяч людей без надлежащего судебного расследования. Ленин подобные права ВЧК приветствовал и с восторгом утверждал на VII Всероссийском съезде Советов (6 декабря 1919 г.), что «ЧК у нас организована великолепно»[215]. Большевистское руководство направляло и давало чекистам полную свободу действий. В декабре 1919 г. казанский губком предписал местному губЧК навести в городе порядок, расправляясь с нарушителями «по принципу красного террора»[216].
Об интенсивности расстрельных деяний чекистов можно судить по тем данным, которые сохранились в протоколах заседаний Казанской губЧК за август — декабрь 1919 года. В августе из рассмотренных 164 дел — расстреляно двое; в сентябре из 352 дел — 16; в октябре — из 285 дел — 11; в ноябре — из 190 дел — 11; в декабре — из 233 дел — 12. Итак, за пять месяцев губЧК рассмотрела 1224 дела, из них примерно третья часть — это арестованные бандиты. За это же время было расстреляно 52 человека, две трети из них — по политическим мотивам[217]. Но если это число умножить на количество существовавших тогда ЧК разных уровней, особые отделы, то получится довольно значительное количество уничтоженных людей.
Марк Ферро, изучивший российскую революционную символику, пришел к выводу, что Ленин обожал медицинские метафоры, называя своих оппонентов истериками и сумасшедшими. Себя Ленин видел в роли вождя, призванного исцелить больное общество. Следует лишь дополнить это наблюдение указанием на то, что действия Ленина напоминали целенаправленное усердие весьма жестокого и не очень умелого хирурга… Трудно было тогда предположить, что символ меча-кладенца, рубящего цепи, станет «карающим мечом революции» — эмблемой ВЧК — ОГПУ — НКВД.
В начале 1920 года ситуация стала меняться. С одной стороны, были, несомненно, военные победы над армиями Колчака и Деникина, с другой — экономика военного коммунизма терпела крах: казарменная регламентация, реквизиции не способствовали росту производительности труда. Назовем лишь несколько цифр, свидетельствующих о крушении этой политики. Годовая потребность страны в хлебе исчислялась тогда примерно в 744 млн. пудов. В 1918–1919 гг. было собрано 107,9 млн. пудов хлеба и зернофуража, в 1919–1920 гг. — 212,5 млн. пудов, в 1920–1921 гг. — 367 млн. пудов. Обеспечить республику необходимым количеством хлеба продразверстка не смогла. Национализация промышленности привела к тому, что «в 1919 г. на территории Советской республики не дымилось ни одной домны. Мы жили тогда, — говорил А. И. Рыков, — исключительно за счет того металла, который мы унаследовали от старого режима»[218]. Единственное, что в те годы увеличивалось, — это численность управленческого аппарата. В 1920 г. в Москве и Петрограде служащие составляли около 40 % работоспособного населения[219].
Многие из правителей России тогда понимали гибельность и неэффективность политики военного коммунизма. H. Н. Суханов, экономист, арестованный в 1930 г. по обвинению в «меньшевизме», подтверждал в своей автобиографии неприятие «якобинской диктатуры большевиков». В начале 1920 г. он был вместе с Троцким на Урале и доказывал ему важность немедленной отмены продразверстки. «Троцкий оспаривал мои положения, — писал Суханов, — и резюмировал такого рода беседы в смысле, что своей продовольственной политики партия менять не собирается. Впоследствии оказалось, что именно в это время Троцкий по телеграфу с Урала выступил с проектом введения нэпа и во время кампании против него, в одном из партийных заседаний, демонстрировал соответствующую телеграфную ленту»[220]. Попытка либерализации экономических отношений в начале 1920 г. потерпела неудачу: на IX съезде РКП(б) был взят курс на дальнейшую милитаризацию страны, и военно-коммунистическая политика достигла тогда своего бесславного апогея. Но, вероятно, в плане возможных послаблений политики следует рассматривать и предложение Дзержинского, поддержанное ВЦИК и Совнаркомом, об отмене расстрела по приговорам ВЧК и местных ЧК. Комиссия в составе Дзержинского, Каменева и Троцкого подготовила это решение, вступившее в силу 17 января 1920 г.[221] Право расстрелов оставалось за ревтрибуналами.
По официальной версии, запрет на чекистские расстрелы действовал до 28 мая 1920 г., когда они вновь были начаты в связи с советско-польской войной. И. К. Ксенофонтов 29 мая подписал приказ всем губЧК «арестовать опасных и вредных лиц польской национальности и объявить их заложниками, представив списки ВЧК». На основании этого приказа расстрельное право получили 16 губернских ЧК из 51. Еще 8 ЧК было это разрешено делать с санкции ВЧК[222]. Критерий их выбора зависел, по всей вероятности, не от близости фронта, а важности территорий, нестабильности в них обстановки и других обстоятельств.
