Федор Успенский - История Византийской Империи. Том 3
В 971 г., похоронив свою мать, Святослав пошел снова в Болгарию, и на этот раз уже по собственному почину. Но теперь положение дел в Болгарии совершенно изменилось. Прежде всего на византийском престоле вместо Никифора Фоки был Иоанн Цимисхий, который совсем не разделял взглядов своего предшественника на болгарские дела и успел не только примириться с болгарским царем, но и убедить его, что Святослав — опасный соперник для самостоятельности Болгарии, между тем как Византия не посягает на эту самостоятельность. Таким образом, если в первый поход Святослав имел на своей стороне даже болгар, во второй он нашел в них союзников греческого императора и должен был каждый шаг брать с бою. Занятые им в первый поход города теперь не хотели впускать его, и он должен был прибегнуть к суровым мерам, желая страхом удержать Болгарию в повиновении. В Болгарии началось сильное движение против русских, которого Святослав не понял и которое его выводило из себя: за измену он преследовал болгар суровыми карами. Понимая, однако, что изменившееся расположение болгар имеет свое объяснение в византийской политике, Святослав слишком самонадеянно двинулся за Балканские горы. В дальнейшем русские и византийские известия расходятся: первые сильно восхваляют доблести русских, вторые выставляют на первый план победы греков. Но что Святослав за Балканами имел большой успех, на это мы имеем разнообразные и не подлежащие сомнению указания, почерпаемые притом из византийских источников.
Царь Иоанн Цимисхий понял, что Святослав — опасный соперник, и уведомлял его о своей готовности вступить с ним в мирное соглашение, но Святослав потребовал слишком много отступного и с похвальбой сказал, что иначе он дойдет до Константинополя и поставит шатры свои перед воротами столицы. Этого мог Святослав достигнуть, если бы была обеспечена верность Болгарии; у него, правда, и была своя партия, но она оставалась ему верна только до тех пор, пока перевес был на стороне русских. Русский гарнизон остался в больших городах, как Великая Преслава, Силистрия, но Святослав не принял мер к защите балканских проходов — это и погубило русских.
За Балканами были большие сражения около Филиппополя и Адрианополя. По русским известиям, адрианопольская битва имела решительное значение, она очищала русским дорогу к Константинополю и произвела в столице переполох: «И одоле Святослав, и бежаша греци, и пойде Святослав ко Граду, воюя и грады разоряя, яже стоять и до днешнего дне пусты».
По византийским известиям, победа осталась за греками и десять тысяч русских убито было под Адрианополем.
Здесь было бы неуместно входить в критическую оценку известий. Я думаю, что ни русские, ни греки не были сознательными и заведомыми искажателями фактов. Дело в том, что сначала было в Южной Болгарии успешное движение русских вперед — оно и отмечено русской летописью, а потом последовало отступление, когда в тылу показалась византийская армия, отступление с потерями и уроном — оно отмечено в византийских известиях.
Но независимо от того мы имеем любопытные отрывки греческой лирики, в которых весьма наглядно изображено состояние умов того времени и которые не оставляют сомнения, что Святослав доходил до Константинополя.
Вот, например, отрывок из стихотворения Иоанна Геометра, писателя X в.
«То что делается на Западе, какое слово это выскажет? Толпа скифов как будто на своей родине рыщет и кружит здесь по всем направлениям. Они с корнем вырывают крепкую породу благородных мужей, и меч делит пополам младенцев. Прежде крепкие города — обратились в груду развалин; табуны лошадей — там, где жили люди. Так истребляются страны и села. А ты, царственный очаг, Византия, скажи мне, до какой участи дошел ты, город, столько же теперь превосходящий других бедствиями, сколько прежде счастием. Ты ежедневно потрясаешься, и рушатся самые твои основания. И твои обитатели вместо светлых и красивых дворцов осуждены жить на пустынных островах, притаив дыхание».
Угнетенное состояние Византии по случаю военных успехов Святослава выражено еще в надписи на гробнице царя Никифора Фоки. Неудачи первых лет Цимисхия, в особенности страшные бедствия, причиненные русскими, естественно вызывали в современниках чувство сожаления к Фоке, убитому Цимисхием. Это в самом деле был необыкновенный человек, как это выражено в одном произведении: «Не наводи красками изображение владыки, а смешай алмаз, золото, серебро, камень, медь и железо и вылепи из этой массы статую. Сердце его сделай из золота, бюст из блестящего серебра, руки из меди, мышцы из адаманта, ноги из камня, голени же и спину и голову из железа». К этому-то герою сделано следующее обращение, вызванное страхом Святославова погрома: «Тот, кто прежде был крепче мужей и не боялся меча, сделался легкой добычей женщины и меча. Тот, кто держал в руках власть над всей землей, покоится теперь на маленьком кусочке земли. Но встань, царь! Устрой твое пешее и конное войско, фаланги и полки. На нас устремляется русское всеоружие; скифский народ в бешеном порыве наносит убийство, разоряет твой город! Не покидай нас, сбрось камень, который держит тебя. Если же нет, то хоть вскрикни раз своим голосом, может быть, одно это рассеет их. Если же тебе и того неугодно, то прими нас всех в свою гробницу!»
Автор этого произведения, намекающий, между прочим, на коварную измену царицы, которая затем вышла замуж за Иоанна Цимисхия, конечно, не поставил своего имени под сочинением и не мог его сделать известным (Сramer. Аnecd. IV), но вопрос об имени для нас мало имеет значения; в произведении во всяком случае выражено сильными чертами состояние византийского общества в период войн Святослава. В этом в конце концов я не могу не видеть важного доказательства в подтверждение известий русской летописи.
Иоанн Цимисхий воспользовался тем, что у Святослава не было достаточного прикрытия. Морем он подвез войска в Силистрию, а сам выступил против передовых русских отрядов во Фракии. Отступление было отрезано и тем, что Балканские проходы оказались в руках болгар, которые теперь открыто стали за греков. К этому периоду войны относятся блистательные страницы истории Льва Диакона, читая которого нельзя не переноситься к героям Троянской войны.
Тому же греческому писателю мы обязаны живым описанием наружности Святослава в момент свидания его с Цимисхием: «Святослав переезжал Дунай в скифской лодке и, сидя за веслом, греб наравне с прочими. Он был среднего роста, не слишком высок и не слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, брил бороду и носил большие усы. Голова была совсем голая, и только на одной стороне висел локон волос, означающий знатность рода. Шея толстая, плечи широкие, и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким. В одном ухе висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличающаяся».
VI
Образовательная роль Византии в истории
Если только я сумел достаточно ясно выразить свою мысль, то вот какое заключение можно выводить из отношений Руси к Византии [211].
VII [212]
Я думаю объяснить это именно тем, что крещение Владимира было вызвано политическими отношениями, которые сложились наиболее благоприятно для Руси и гибельно для Византии между 986–989 гг. Русь выступала с притязаниями играть роль между христианскими европейскими государствами и порывалась завоевать себе твердое положение на Дунае и на Черном море. Куда могли направиться ее дальнейшие планы, об этом можно догадываться по гордым вызовам, посланным к грекам Святославом и Владимиром. Но уже расширение политического кругозора Руси должно было привести ее к сознанию, что в старой вере отцов нельзя иметь влияния ни между греками, ни между болгарами. Владимир искал в христианстве средства устроить свою землю наподобие греческого и болгарского царства. К Константинополю привлекали его столько же торговые и политические выгоды, сколько религиозный авторитет греческой Церкви. Но я весьма сомневаюсь, чтобы Владимир шел навстречу тому, что действительно встретило его в христианстве. Это уже всецело нужно приписать первым его руководителям в духовной жизни, что он почел суетой свои прежние планы и из волка обратился в агнца.
____________________
Пусть другие произносят обвинительный приговор над Византией, для нас это было бы святотатственным поступком. В конце X в. эллинский гений, сделав последнее напряжение, пахнул на великий народ, населяющий обширные земли к северу от Черного моря. Русские люди уже с XVI столетия начали высказываться об оставленном нам Византией наследстве, с которым связаны громадные обязательства. И теперь, в конце XIX в., мы можем смело сказать, что не угасили в себе живого духа, передавая на отдаленный Восток просветительные начала.
