Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля
Это ожидание, а также надежды, возлагаемые им на министра, чье расположение он старался завоевать, помогли ему примириться с превратностями судьбы, которые он претерпел, и с тем обстоятельством, что исход судебного процесса, затеянного им, чтобы вернуть свои десять тысяч фунтов, был еще неясен. Адвокаты продолжали облегчать его кошелек и поддерживали в Перигрине несбыточные надежды, и, для того чтобы удовлетворить требования этих прожорливых гарпий, он предпочел взять взаймы у своего издателя, но не сообщать о своем затруднительном положении мизантропу и не прибегать к помощи своего друга Хэтчуея, который жил в крепости, не ведая о его нужде. Не облегчило ее и прибытие корабля из Индии; на борту его должен был находиться тот, кому он доверил семьсот фунтов, о чем мы упоминали выше, но Перигрина известили, что должник, опасно заболев, остался в Бомбее, когда корабль отплыл, и надежды на возврат денег весьма мало.
В таком положении Перигрин вел не очень спокойную жизнь, хотя и находил способы бороться с невзгодами. Все же тоска терзала его по временам с такой силой, что он терял надежду и погружался в глубочайшее уныние. Каждая карета, проезжавшая мимо, каждая знатная и богатая особа, которая попадалась ему на глаза, вызывала яркие образы из его прошлой жизни и размышления, ранившие его до глубины души. Он жил, таким образом, непрестанно испытывая острую зависть и тревогу. Когда я говорю - "зависть", я разумею не то низкое чувство, которое возникает при виде заслуженной удачи соседа, но то негодование, какое внушает благоденствие глупцов, невежд и людей порочных. Не будь у него возможности наслаждаться беседой с немногими друзьями, он не вынес бы такого существования, а не то заболел бы душевным расстройством. Но люди всегда находят средства облегчить свое положение даже в самых трудных условиях; Пикль был изобретателен в таких поисках и вел успешную борьбу с неудачами вплоть до того дня, когда ему надлежало получить пенсию в триста фунтов.
Но этот день прошел, а пенсия получена не была, хотя Перигрин и присутствовал на приеме у министра, и, когда год истек, он написал письмо сэру Стэди, напоминая ему об обещании и о своем положении, а также давая понять, что обстоятельства вынуждают его просить о выплате жалования за год вперед.
На следующее утро Перигрин явился в дом сэра Стэди в надежде быть принятым по особому его распоряжению, но ошибся в своих ожиданиях; ему не удалось увидеть министра. Тогда он пришел на прием, рассчитывая, что его позовут в кабинет, но хотя и прилагал все усилия поймать взгляд сэра Стэди, это ни к чему не привело, и он имел удовольствие видеть, как тот удаляется, не обратив на него ни малейшего внимания. Такое умышленное небрежение было не слишком приятно нашему герою, который в крайнем огорчении ушел домой и написал резкое послание министру, вследствие чего не только лишился возможности получать приватные аудиенции, но, по распоряжению самого сэра Стэди, не был допущен и в день приема.
Это запрещение, сулившее ему полное разорение, вызвало в нем бешенство, страх и отчаяние. Он нанес оскорбление привратнику, сообщившему ему приказ министра, угрожал тут же расправиться с ним за дерзость и излил самые злобные проклятия на его хозяина, к удивлению тех, кто вошел во время этой беседы. Утомившись от бесполезных криков, он возвратился домой в состоянии, близком к сумасшествию, искусал до крови губы, бился головой об стену, колотил кулаками по каминной доске и плакал от горя.
Пайпс, чьей понятливости хватило на то, чтобы сообразить. насколько положение его хозяина отличается от прежнего, услышав его бешеные вопли, попытался войти в комнату, чтобы его утешить, но, найдя дверь запертой изнутри, потребовал впустить его, угрожая в противном случае пробить переборку ломом. Перигрин приказал ему убираться восвояси и поклялся, что, если тот вздумает взломать дверь, он прострелит ему башку. Не обращая внимания на эту угрозу, Том немедленно приступил к делу. Его хозяин, раздраженный неповиновением, которое в минуту припадка показалось ему возмутительным, вбежал в кабинет, схватил заряженный пистолет и, как только его лакей, взломав замок, появился в комнате, направил пистолет прямо ему в лицо и нажал курок. К счастью, произошла осечка, и его сумасшедшая выходка не принесла никакого вреда физиономии верного Пайпса, который не обратил внимания на эту попытку, хотя ему было известно, что пистолет заряжен, и спросил, ничуть не изменившись в лице, неужели весь рейс пройдет при противном ветре?
Потерявший голову Перигрин уже в момент выстрела раскаялся в жестоком поступке по отношению к верному слуге; и, по всей вероятности, если бы этот поступок оказался роковым, он вторую пулю пустил бы себе в лоб. Некоторые мысли пронизывают мозг с неизъяснимой силой даже в минуту его помутнения; внезапное воспоминание о каком-нибудь событии, подсказанное видом обреченной жертвы, нередко выбивало кинжал из руки убийцы. Благодаря такому воспоминанию Пайпс спасся от повторного взрыва бешенства; дружеское расположение Пайпса, которое явилось причиной его неповиновения, внезапно припомнилось Перигрину, когда он увидел грубоватое лицо своего лакея, воскресившее в памяти долгую и верную его службу и рекомендацию покойного коммодора.
Хотя он немедленно подавил свой гнев и пожалел о содеянном, но лоб его оставался нахмуренным; бросив грозный взгляд на вторгшегося слугу, он воскликнул:
- Негодяй! Как ты осмелился не повиноваться?
- А разве я не должен позаботиться о спасении судна, - отвечал Пайпс с нерушимым спокойствием, - если парусов на нем больше, чем балласта, а рулевой бросил с перепуга штурвал? Что значит один-два неудачных рейса, если кузов цел и судно в исправности? Если одно плавание оказалось несчастливым, судно может наверстать свое в следующий раз. И будь я проклят, если в один прекрасный день мы не выпутаемся из беды! А что до провианта, то вы плотно набили мой трюм деньжатами и можете их оттуда вытащить, когда пожелаете.
Тут Тому помешал приход мистера Крэбтри, который, узрев Перигрина с пистолетом в руке, дико озирающегося вокруг, и голову его, руки и рот, испачканные кровью, и почуяв запах пороха, вообразил, будто тот либо убил кого-нибудь, либо замышляет убийство; посему он с невероятной быстротой сбежал вниз. Но такая стремительность не помешала Пайпсу догнать его в коридоре и препроводить назад в комнату своего хозяина, а по дороге заметить, что теперь не время менять курс, когда сопутствующий ему корабль нуждается в помощи.
Физиономия Кэдуоледера, которого притащили назад, была столь мрачной и унылой, что в другое время наш герой посмеялся бы над его тревогой; но сейчас он не расположен был к смеху. Однако он отложил в сторону пистолет и попытался, впрочем безуспешно, побороть свое смятенье; но он не мог ни слова вымолвить мизантропу и стоял, молча устремив на него исступленный взор. Это не могло рассеять ужас его друга, который спросил после некоторого колебания:
- Странно, что вы до сей поры не убили своего слугу! Скажите, пожалуйста, как бы вы распорядились его трупом?
Пикль, обретя дар слова, выслал своего лакея из комнаты и сбивчиво рассказал Крэбтри о вероломном поведении министра.
Опасения его наперсника не оправдались, чему он был очень рад, так как и в самом деле полагал, что произошло смертоубийство. Юноша был слишком возбужден, чтобы Крэбтри мог с ним говорить в обычной своей манере, и потому мизантроп заявил, что сэр Стэди - негодяй, и настанет день, когда Пикль ему отплатит, а затем предложил Перигрину денег для удовлетворения неотложных нужд, увещевал его упражнять свои таланты, чтобы не зависеть от подобных негодяев, и, наконец, посоветовал сообщить о своих обидах вельможе, которому он был раньше обязан, чтобы склонить этого пэра на свою сторону или хотя бы добиться объяснений от министра и не измышлять преждевременно плана мести.
Таких кротких и ласковых увещаний Перигрин не ожидал от мизантропа, и, быть может, потому-то они и возымели действие на его душевную тревогу, которая постепенно улеглась; он стал сговорчивым и пообещал Крэбтри последовать его совету. Итак, он отправился на следующее утро к его лордству, принявшему его весьма учтиво и с большим терпением выслушавшему его жалобу, каковую, кстати сказать, он изложил не без волнения и негодования. Пэр, мягко попеняв ему за письмо министру, имевшее столь несчастливые последствия, обещал изложить его дело сэру Стэди и выполнил свое обещание в тот же день, причем министр, к его крайнему удивлению, заявил, что бедный молодой джентльмен помешался, почему и неспособен занять какую-нибудь важную должность, и что он, сэр Стэди, не намерен оплачивать его излишества из своего кошелька; правда, он послал Пиклю, по ходатайству его лордства, ныне умершего, триста фунтов, принимая во внимание потери, которые Пикль якобы понес на выборах, но с той поры стал замечать в нем столь несомненные признаки сумасшествия - как в поведении его, так и в письмах, - что распорядился не пускать его в дом. В подтверждение этих слов министр сослался даже на свидетельство своего привратника и одного джентльмена из среды домочадцев, слышавших проклятия, вырвавшиеся у нашего героя, когда он впервые узнал о своем изгнании. Короче говоря, министр убедил его лордство в том, что Перигрин в самом деле bona fide {По-настоящему (лат.).} сошел с ума, как мартовский заяц; тот стал припоминать некоторые признаки безумия, обнаруженные Пиклем в последнее посещение; он вспомнил несвязную речь, резкие жесты и блуждающий взгляд, что с полной очевидностью доказывало помрачение рассудка; а посему он решил, памятуя о собственном своем благополучии, освободиться от столь опасного знакомого.
