Alexandrov_G - Дверь в стене
Думали в ихних европах разное, но, когда подпёрло, то с того берега Атлантики призывно замахали руками. "Будь гостьей, драгоценная наша!" И Америка смутилась, потупилась. "Да я даже и не знаю…"
- Давай, давай, - кричали ей. - Ты посмотри, какая ты дебелая да здоровая! Давай к нам, у нас тут весело!
- Да у меня даже и армии нет, и вообще я не по этому делу, мне бы пахать, строить, плавить, ну ещё на бирже иногда играть, не без этого, но у вас же там воевать надо, а я даже не знаю с какого конца за ружжо браться… Да и посуды у меня тут немытой куча.
- Давай, давай, - хором кричали ей англичане с французами, - ну и что, что армии нет, армия дело наживное, мы тебе покажем - здесь зарылся, там газку пустил, это нетрудно. Не умеешь - научим, а захочешь - и заставлять не будем. Тяжело в учении - легко в бою. Пуля дура - штык молодец. Ты, главное, нефти чуток захвати, а то мы последний стакан допиваем, а что до закуси, то она у нас богатая, так ты как?
- Ну, ладно, - сдаваясь, сказала Америка, - что с вами, озорниками, поделаешь, так и быть, попробую. Может, чего путное и выйдет.
155
На заключительном этапе Первой Мировой (необходимое уточнение - это сегодня мы знаем, что 1917-18 это завершающие годы мясорубной четверолетки качества, а тогда никто не знал, сколько ещё продлится война) у Антанты возникла острая проблема с личным составом.
На Западном Фронте элементарно не хватало людей, что превратило их в ресурс ценный, если не сказать драгоценный, "не люди, а золото". Поэтому в качестве вступительного взноса за счастье "вступить в клуб" с американцев первым же делом потребовали не солдат (их у СаСШ фактически не было), а потребовали - рекрутов. Причём по тогдашним и выглядевшими очень реалистичными прикидкам англо-французы посчитали, что обойдутся они 500-ми тысячами человек и довели эту цифру до американской стороны.
"ОК, - послушно сказали в Вашингтоне. - Война есть война. Принимайте."
И людской поток хлынул через океан. "Американцы идут."
Вот они дошли до Лондона:
И в Лондоне они не остановились, и пошли они дальше. Минуло, спасибо партии, лето, кончилась осень, настала зима, а они всё идут и идут:
И конца им не было видно. И происходило это потому, что шли не только люди, но шли и события, и шли эти события всё хуже и хуже. Для Антанты. После провала летнего наступления на Восточном Фронте Антанта уловила запах жареного, а между тем к концу 1917 года через океан из затребованного полумиллиона успело переправиться 180 тыс. человек, а, не успел начаться год новый, как между Россией и Германией (а также Австро-Венгрией, Оттоманской Империей и Болгарией) был подписан брест-литовский мир, первым же следствием которого стало то, что немцы начали перебрасывать войска с Фронта Восточного на Фронт Западный.
Мир очень хорошо знает, что такое немецкая армия, так вот теперь это немецкое качество начало перерастать ещё и в количество, и к лету 1918 года немцев на Западном Фронте стало больше, чем противостоявших им сил Антанты. О первоначальном лимите в 500 тыс. призывников забыли тут же, французы в панике закричали - "дайте людей, дайте-дайте-дайте, обученных, необученных, больших, маленьких, белых, чёрных, дайте любых, только - ДАЙТЕ!"
И Америка начала давать. Давать по-настоящему, так, как это умеют делать американцы. В июле 1918 года, "на пике" событий, во Францию каждый день прибывало 10 тыс. американцев. В день - по дивизии. И, отправляя "ограниченный контингент" в Европу, Североамериканские Соединённые Штаты не забывали и о себе. К концу года (к финалу Великой Войны) они располагали армией численностью в четыре миллиона человек (напомню, что всего полутора годами раньше, когда их "пригласили" повоевать, американская армия имела в своём составе всего 133 тыс. военнослужащих). И более половины этой армии было переброшено в Европу. И из расквартированных во Франции двух миллионов солдат полтора миллиона находились на передовой.
Всего в течении пары месяцев немцы потеряли численное преимущество. Французы перевели дух и вздохнули с облегчением. Они явно не понимали, что происходит. Вот англичане, те да, те понимали, те видели все последствия, но они просто не видели другого выхода.
А французы радовались, да и как им было не радоваться, вот они встречают пересекшего в условиях строжайшей секретности Атлантику генерала Першинга, командующего американским экспедиционным корпусом в Европе:
Першинга торжественно привечали в Париже, в рамках спешно состряпанной "идеологической кампании" американскую военную делегацию повезли на могилу маркиза де Лафайета, где Першинг сказал несколько приличествующих моменту слов и где прозвучало ставшее с тех пор знаменитым - Lafayette, we are here!
"Лафайет, мы здесь!"
Сегодня считается, что сказал это сам Першинг, но в реальности эти слова принадлежат не ему, а его помощнику полковнику Чарльзу Стэнтону, но дело не в этом. Французы не понимали "момента", они будто ослепли, им отказало их знаменитое "галльское остроумие", они в упор не видели потусторонне нечеловеческого сарказма фразы, они искренне понимали её в наибуквальнейшем смысле. Они видели в Першинге грубого солдафона, кусок пушечного мяса, который целью своей жизни видит, как бы ему поскорее умереть за "ценности европейской цивилизации", за "матучку Марианну".
И самообмануться им было тем легче, что американцы и в самом деле умирали. Но вот только за кого?
Это колонна американцев на подходе к фронту:
На обочине сидят англичане. Они уже знают, что такое война и теперь им предстоит обучить военному делу прибывших американских новобранцев. Зелёных новичков. Зелёных настолько, что, как свидетельствовала современница событий и притом француженка, - "провожая их на фронт мы плакали горше, чем когда провожали своих солдат."
Англичане прозвали их - doughboys.
"Пончики."
Английский юмор хорош. Хорош он потому, что у него всегда есть второе дно, более глубокий, "скрытый" смысл. И только вдогонку к первому смешку понимаешь, что пончик это прожаренное тесто. Deep fried dough. И возникающий перед внутренним взором образ хорошо прожаренного пехотинца уже не кажется очень уж смешным.
Першинг начал с того, что потребовал для американского экспедиционного корпуса самостоятельности не только в организационном смысле, но и в смысле принятия решений, как и в смысле действий. На это ему резонно возразили, что у американцев совершенно нет опыта. Это было святой правдой. Военный опыт самого Першинга состоял в организации так называемой "Мексиканской карательной операции" объявленной целью которой было изловить и покарать Панчо Вилью, каковая цель достигнута не была. (Между прочим, одним из подчинённых Першинга в Pancho Villa Expedition и таким же кавалеристом, как он сам, был получивший в дальнейшем определённую известность и дослужившийся до генерала Паттон.)
И американцы наступили на горло собственной песне. Они слишком долго ждали и слишком хорошо знали, что такое ожидание, чтобы упустить удачу в последний момент. "Будь по-вашему" - сказали они. И американские новобранцы были "рассеяны" по позициям. И их принялись учить. Учить не в "учебке", а учить "в поле". Где стреляют и где убивают. Стреляют настоящими патронами и убивают тоже по-настоящему. Такими радикальными, но вместе с тем и в высшей степени наглядными методами агличане и французы принялись учить их самым современным на тот момент методам ведения горячей войны. Американцы попали в европейский "переплёт", когда на Западном Фронте начались, наконец-то, перемены, перевернувшие господствовавшую до того "военную мысль". Первыми в переворот ввязались немцы, традиционно очень хорошо воюющие "горячим методом", а на их вызов тут же ответили англо-французы. Переворот состоял вот в чём - методом проб и ошибок (можно сказать, что методом потерь матчасти и миллионов жизней) был найден способ прорыва укреплений, что позволяло превратить войну окопную в войну маневренную. Достигалось это созданием численно небольших (буквально из трёх-четырёх человек) штурмовых групп, во главе каждой из которых находился офицер, в каждой группе имелся лёгкий пулемёт, и штурм производился согласованно и одновременно с разных направлений (под разными углами) по отношению к точке прорыва.
Такая тактика позволила резко снизить чудовищные потери первых лет войны, когда прорыв пытались осуществить "тупо массой", но одновременно она по понятным причинам предъявляла очень высокие требования к кондициям и квалификации штурмовых групп. И вот именно этому и принялись обучать американцев. Причём обучали люди, уже имевшие нескольколетний опыт "окопной войны". И учились американцы очень хорошо (они вообще очень хорошо учатся, лучше всех), и привело это к тому, что их начали выделять в отдельные соединения.
