Сергей Ольденбург - Царствование императора Николая II
Программа Временного правительства. Милюков о «старой династии». Гучков и Шульгин в Пскове. Манифест 2 марта 1917 г. «Крушение на пороге победы».
За время войны уличные беспорядки были сравнительно редки. Сдерживало представление о законах военного времени. Кроме восстания туземцев в Туркестане (летом 1916 г.) и московского антинемецкого погрома (в мае 1915 г.), с начала войны в России крупных волнений не было. Осенью 1916 г. в Петрограде, во время одной демонстрации в фабричном районе, солдаты одного запасного батальона стали стрелять по казакам, разгонявшим толпу. Но этот инцидент не привлек к себе особого внимания, и в печать - из-за цензуры - вообще не попал.
Между тем в Петрограде и окрестностях к началу 1917 г. скопилась солдатская масса около 200000 человек. Большей частью это были новобранцы, не видавшие огня;266 имелись также команды выздоравливающих. Предполагалось, что ко времени весеннего наступления, к концу марта, эти части будут почти целиком отправлены на фронт. Это были запасные батальоны гвардейских полков, ничего, кроме названия и двух-трех офицеров, не имевшие общего с находившимися на юго-западном фронте славными воинскими частями. В казармах царила невероятная теснота: нары для спанья были поставлены в три ряда. Ученье производилось на улицах и площадях города. Солдатская масса жила столичными слухами, общалась с рабочим населением, настроенным пораженчески. В газетах солдаты читали речи и резолюции против правительства. Убийство Распутина привлекло их внимание ко всем грязным сплетням, связанным с этим именем. Вышедшие из лазаретов рассказывали об ураганном огне, о газах, о страшных потерях. Солдатская масса была проникнута одним страстным желанием - чуда, которое избавило бы ее от необходимости «идти на убой». Эту массу, почти не знавшую своих офицеров, держал в повиновении только железный обруч дисциплины. «Что страшнее немецкой пули? Только своя пуля»: эта фраза была характерна для солдатских настроений…
Ни градоначальник, ген.-м. Балк, ни командующий войсками округа, ген. штаба ген.-лейт. Хабалов, назначенные в конце 1916 г., не считали, однако, положение угрожающим. Только министр внутренних дел А. Д. Протопопов получавший обильные сведения от охранного отделения, был обеспокоен состоянием умов в столице и затребовал данные о наличии сил для поддержания порядка. Ему было сообщено, что полиция, конные части и учебные команды полков насчитывают 10000 человек. Этого было мало для города, население которого достигло 2 с половиной миллионов за время войны, - даже если не иметь в виду возможности волнений среди солдат.
А. Д. Протопопов доложил об этом государю в середине января. Государь поручил исполняющему обязанности начальника штаба, ген. В. И. Гурко, принять меры для пополнения петроградского гарнизона гвардейскими частями с фронта, поочередно отводимыми на отдых. В первую очередь предполагалось вызвать 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию и гвардейский экипаж. Ген. Гурко, однако, встретил возражение со стороны ген. Хабалова, заявившего, что в казармах совершенно нет места и что запасные батальоны сейчас некуда вывести. Ген. Гурко, не придавая, очевидно, этой мере первостепенного значения, не настоял на ее проведении в жизнь, кавалерию так и не вызвали, ограничившись гвардейским флотским экипажем, который было легче разместить. По словам Протопопова,267 государь был крайне недоволен тем, что гвардейскую кавалерию не привели в Петроград.
Проведя в столице более двух месяцев, государь счел необходимым побывать на некоторое время в Ставке. Государыня и А. Д. Протопопов убеждали его не уезжать (у наследника в это время как раз начиналась корь, которою затем заболели и другие царские дети). Государь обещал вернуться возможно скорее и 22 февраля выехал из Царского. Дня за три до возвращения государя в Ставку туда прибыл ген. М. В. Алексеев, который провел несколько месяцев на излечении в Крыму. Приезд начальника штаба был для Ставки неожиданным тем более, что ген. Алексеев вернулся еще явно больным.
В Думе шла, казалось, обычная парламентская борьба. Она решила отклонить проведенный по 87-й ст. закон о Главном управлении государственного здравоохранения. Это ведомство, во главе которого стоял проф. Г. Е. Рейн, должно было объединить и согласовать меры по борьбе с эпидемиями и с антисанитарными условиями жизни; оно было создано по настоянию государя, вопреки желанию кабинета Штюрмера, желавшего избежать нового конфликта с Г. думой. Когда думская комиссия отвергла проект, Г. Е. Рейн взял его обратно, и Г. дума особой резолюцией выразила мнение, что это означает упразднение ведомства здравоохранения. 268
Отъезд государя точно послужил сигналом для врагов порядка; на следующий же день, 23 февраля, начались серьезные уличные манифестации.
В середине февраля сильные снежные заносы замедлили движение поездов. А. И. Гучков в Г. совете 20 февраля выступил с речью, обращавшей внимание на расстройство транспорта, угрожающее снабжению столицы. По городу ходили слухи, что скоро хлеба не будет. Обыватели начали делать запасы, печь сухари - и в результате действительно получилось, что запасы хлеба во многих пекарнях и булочных не удовлетворяли всего спроса. Из «хвостов», так и не дождавшихся хлеба, стали образовываться первые кучки недовольных, бродившие по улицам с криками: «Хлеба! Хлеба!» Эти кучки, разраставшиеся в толпы, состоявшие сначала главным образом из женщин и детей, не вызывали особого беспокойства. Но 23 февраля бастовало уже 90 000 рабочих; и комитет партии с.-д. большевиков Выборгской стороны постановил использовать народное движение для организации всеобщей забастовки.
Манифестации стали принимать политический характер; появились красные флаги и плакаты: «Долой самодержавие! « и «Долой войну! «.
24 февраля в газетах было помещено официальное сообщение: «Хлеб есть», в котором объяснялось, что запасы муки вполне достаточны; военное ведомство уделило для нужд гражданского населения часть интендантских запасов, и недостаток хлеба был устранен. Движение, однако, не утихло, а продолжало разрастаться. Казаки и другие конные части, вызванные в помощь полиции, рассеивали толпы; те разбегались - и собирались вновь на ближайшей же улице. К демонстрантам было снисходительное отношение; говорили: «Ведь они только просят хлеба…» Однако случаи насилия толпы над полицией учащались: за 23 и 24 февраля было избито 28 городовых.
Г. дума видела в этих беспорядках только лишний повод для обличения продовольственной политики власти. Совет министров не придавал демонстрациям особого значения и в заседании 24 февраля вообще их не касался. Он был занят конфликтом с Г. думой; часть министров считала, что следовало бы произвести перемены в кабинете и пойти на соглашение с думским «блоком».
25 февраля волнения распространились на Невский и на всю центральную часть города. Знаменская площадь перед Николаевским вокзалом превратилась в арену непрерывного митинга. С пьедестала памятника имп. Александру III произносились революционные речи, главным содержанием которых было: «Долой войну!» В толпе, слушавшей речи, было немало солдат. Настроение толпы было неустойчивым. Отдельные жесты оказывались решающими. На Знаменской площади пристав Крылов, попытавшийся вырвать у демонстрантов красный флаг, был убит выстрелом из револьвера; митинги невозбранно продолжались. На Трубочном заводе, наоборот, поручик Госсе застрелил одного агитатора, который угрожал ему кулаком: толпа тотчас разбежалась, побросав флаги и плакаты.
Поздно вечером состоялось заседание кабинета; снова начались разговоры о том, что следовало бы просить государя назначить других министров: думские настроения еще казались гораздо серьезнее уличных беспорядков. Было известно, что 28 февраля ожидаются новые резкие выступления в Думе - должна голосоваться резолюция, осуждающая продовольственную политику Риттиха. В правительстве было два течения: одни, как А. Д. Протопопов, Н. А. Добровольский, считали, что Г. думу следует распустить после резких выступлений, как предполагал еще Трепов. Другие стояли за уступки, вели переговоры с думским большинством. И те, и другие сошлись на том, что следует объявить перерыв думской сессии на несколько недель; это было единогласно решено в заседании 25 февраля. Перерыв сессии на срок не позднее апреля был решен по предложению сторонников компромисса с Думой в целях избежания резкого конфликта, ведущего к роспуску, после разговора Риттиха и Покровского с представителями думского блока. Сторонники уступок - их было, видимо, большинство - надеялись, что за время перерыва будет достигнуто соглашение и что сессия возобновится уже при другом кабинете. Кн. Голицын отправил государю телеграмму в этом смысле.
