KnigaRead.com/

Иван Евдокимов - Левитан

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Иван Евдокимов, "Левитан" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

В глухих зарослях леса взлетала птица, заяц пересекал полянку, станицы журавлей встречал художник весной, провожал осенью В лугах кричали перепела: "пить-пойдем", "пить-пойдем". Над озером, треща крыльями, со свистом проносились утки. Из зеленых осок выплывал грудастый селезень. Левитан подолгу замирал возле тетеревиных токов, прячась за деревьями. Лесная голубка ворковала где-то над головой юноши. И был сух под ним игольчатый настил, выступала смола из коры дерева, растопленная жарким полуденным солнцем, благоухало все вокруг цветами, пчелиным медом.

Левитан понемногу пристрастился к охоте. К нему пристала кем-то брошенная в лесу молодая собака. Он выучил ее охотничьим премудростям, о которых вычитал в книгах. На книжном развале у Китайской стены дешево купил потрепанную знаменитую старую книгу Аксакова "Записки ружейного охотника". Левитан бывал в подмосковном Абрамцеве, где был написан пятьдесят лет тому назад этот труд, теперь многому научивший художника -- начинающего охотника. Левитан читал книгу с таким же упоением, как любимые стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Гете и Гейне. Старик Аксаков бродил в абрамцевских рощах, обдумывая страницу за страницей. Здесь же ходил Левитан, думая об отошедшем давно Аксакове. И оба они любили охоту, старый и молодой, оспаривая друг у друга первенство в увлечении и страсти к ней. Левитан чувствовал какую-то особую близость к книге Аксакова. Она была как бы его собственной, родной, понятной от корки до корки, согретой знакомым огнем, затепленным в душе художника и профессией его и долгими блужданиями в непуганых местах, населенных птицей и зверем.

Останкинские этюды, сделанные взамен волжских, были разнообразны, вполне покрыли этюды с волжскими далями, песками, плотами, -- и обе стороны остались довольны.

Левитан пробыл в Школе живописи, ваяния и зодчества семь лет, получил установленные школьными правилами серебряные медали за рисунок и этюд, окончил успешно натурный класс. Больше ему нечего было здесь делать. Но для получения звания классного художника он обязан был еще написать картину на любой сюжет и тему по своему свободному выбору. Московская частная академия художеств гордилась этими своими порядками перед петербургской императорской Академией, где кончающие ученики связывались по рукам и ногам, исполняя картины только на заданные темы и сюжеты.

В начале зимы Левитан пересмотрел все свои останкинские этюды. Каждому из холстов была отдана частица души, делались только те мотивы, которые чем-то волновали. Надо выбрать лучший. Это оказалось трудным. Даже когда художник все ненужные поставил к стенке лицом и только отобранный постоянно держал перед глазами, то и тогда не покидали сомнения -- удачен ли выбор, этот ли самый интересный и годный.

Левитан начал писать картину вяло, морщась, внутренне не чувствуя в ней надобности. Он бы и не взялся за нее для себя. Заставляла необходимость. Обязательная картина подвигалась туго. Но постепенно всякое принуждение в работе исчезло, художник увлекся и кончал ее с жаром. Он изобразил сжатое осеннее поле со сложенными на нем снопами хлеба. Ненастный, облачный день хмуро повис над этой сельской житницей.

Левитан полюбил свою вещь. Ему казалось, что он далеко шагнул вперед, избавился от многих вольных и невольных влияний товарищей -- братьев Сергея и Константина Коровиных, Светославского, самого Алексея Кондратьевнча Саврасова. Кому из художников не дорого свое, выношенное, найденное, не повторенное с чужого голоса, и Левитан чувствовал себя удовлетворенным и чуть-чуть гордым. Спокойный и уверенный в предстоящей ему победе, художник с некоторым приятным тщеславием подумывал о том впечатлении, какое он произведет на школьный совет профессоров и на всех товарищей по мастерской. Левитан решил, однако, картину никому не показывать, пока ее не посмотрит самый близкий человек, мастер, учитель.

Алексей Кондратьевич Саврасов все реже и реже бывал в своей мастерской на Мясницкой. Прямодушный, резкий, вспыльчивый, беспокойная, ищущая натура, новатор русского пейзажа, знаменитый академик и несчастный запивоха, не умевший побороть пагубной своей страсти к водке, Саврасов был в тягость более уравновешенным и добродетельным профессорам. Отсутствие его радовало саврасовских недругов. Они давно уже желали его отставки. Они охотно выгнали бы его, смело расправились бы со всяким другим, но неловко и конфузно было поднять руку на прославленного художника. Всеми тайными и закулисными способами они побуждали Саврасова самого уйти из школы, без всякого скандала, мирно, по-обыкновенному и заурядному. Он посмеивался и шага этого из упорства не делал.

Тяжелую запойную болезнь Алексея Кондратьевича с болью ощущала его обширная мастерская. Она аккуратно собиралась в назначенные дни и работала без руководителя. Все чаще и чаще распространялись по школе дурные и тревожные слухи о гибели Алексея Кондратьевича. Правда и ложь сливались. И никто бы не мог разделить их. Саврасов после долгого перерыва в занятиях вдруг вбегал в мастерскую, горячий, торопливый, шумел, кричал, хотел наверстать сразу, с размаху упущенное. К концу дня Алексей Кондратьевич остывал, задумчивый, чужой всем, устало бродил по мастерской между мольбертами, что-то бормотал себе под нос, разводил руками, не замечая большой толпы притихших и жалеющих учителя учеников.

Однажды школу ошеломила грустная новость о Саврасове. Один из учеников его мастерской зашел на Сухаревский рынок. У прилавка торговца лубками, старыми книгами и рамками стоял, еле держась на ногах, без шапки, полураздетый Алексей Кондратьевич. Он продавал две небольшие картины, написанные красной, белой и черной красками. Букинист вертел их в руках, что-то отыскивая в правом уголке холстов.

-- Вот! -- резко сказал Саврасов и ткнул пальцем. -- Я всегда подписываю сухаревский хлам двумя буквами.

-- Правильно, -- ответил торгаш, -- вижу. Подписано А. С. Покупатель нынче придирчивый. Нипочем не возьмет анонима. Для вас хлам-с, для нас художество-с...

-- Давайте скорее деньги, -- перебил Саврасов, -- я опоздаю купить водки, скоро запрут капернаумы.

Он, ежась от холода, хмурясь, следил за худой, костлявой рукой букиниста. Рука вынула зеленую бумажку, пальцы быстро отсчитали рубль серебром и медью. Художник покраснел, взъерошил волосы и громко крикнул:

-- Ка-а-к, только по два рубля за штуку?

-- Такая цена-с сегодня, -- сухо ответил торгаш и засмеялся: -- У нас, Алексей Кондратьевич, на Сухаревке своя биржа.

-- Шесть рублей давай, -- потребовал Саврасов. -- Я с тобой уславливался по три рубля за экземпляр. Почему до сих пор платил, а теперь прижимаешь, виду моему обездоленному рад?

Сухаревец притворился рассерженным.

-- Дороже не надо-с, -- протянул он, -- предложите в другую лавочку. Люди ведь торгуют разные. Одним деньги девать некуда, другим приходится скупиться, лишних нет.

Саврасов постоял, молча загреб с тарелки, не глядя, деньги и, не прощаясь, быстро зашагал прочь. Букинист снял картуз и раскланялся как ни в чем не бывало.

Случилось это незадолго до окончания Левитаном картины.на звание классного художника. Кое-кто в школе смеялся над Саврасовым, остальные жалели учителя. Левитан несколько дней неотвязно думал о погибающем мастере, плохо работал, горевал о судьбе не первого и не последнего русского художника, упавшего в пути.

У Левитана был дагерротип Саврасова, подаренный ему в одно из посещений квартиры пейзажиста. В хорошую, радостную минуту жизни снимался Саврасов, молодой, сильный, цветущий. Ничто не обещало тяжелой, плачевной развязки. В эти дни печальных слухов о Саврасове подарок его стал как-то особенно нужен и дорог. Левитан поставил дагерротип на рабочий мольберт.

В метельный ноябрьский вечер, когда можно было застать Алексея Кондратьевича дома, Левитан позвонил у знакомой двери. Он не бывал здесь полгода. Кусок картона, прибитый к двери двумя гвоздиками со светлыми шляпками, какие употребляют для обивки мебели, очень изменился с тех пор. В квадрате, обведенном синей широкой каемкой, была тщательная надпись, сделанная красной тушью:

Академик

Алексей Кондратьевич Саврасов

Теперь косо, на одном гвоздике, болтался лишь клочок бумаги. Слово "академик" было вычеркнуто резким движением черного твердого карандаша, который сломался, пробороздил поверхность и в ямке оставил крошку острого графита. Поверх замаранных чернилами имени и отчества во всю длину их Саврасов размашисто написал углем: А л е ш к а. Левитан узнал почерк Алексея Кондратьевича, и сердце ученика больно сжалось. На звонок вышла незнакомая женщина, неприязненно осмотрела посетителя, пустила в квартиру, усадила, а потом сказала, что хозяин не ночевал дома уже трое суток. Потом женщина быстро-быстро замигала, зажала рот рукой и отвернулась. Левитан что-то забормотал несвязное, смутился своими словами и не. знал, куда ему деваться. Женщина вдруг поднялась и сказала:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*