Теодор Бенк - Колыбель ветров
Вдруг он извинился и поспешил следом за Михи. По-видимому, он опасался за свой авторитет. Я стал подумывать, не было ли с моей стороны оплошностью посылать Михи подыскивать нам жилье. Может быть, тем самым мы обижали Денни.
К Бобу приблизился бочком оборванный алеутский мальчонка. "Гляди, какой у меня крючок. Пойдет для крупного палтуса". Он протянул самодельный рыболовный крючок, составленный из двух скрепленных вместе сучков. "Вот это снасть!" - с восторгом воскликнул Боб, чем сразу обрел верного друга. Лерри Невзоров, или Кулачи, как его звали другие ребятишки, ходил теперь повсюду следом за нами. Он стал нашим официальным гидом по группе младших. Удивляла правильность его английского языка. "Я учил английский в школе, - объяснил мальчик. - Я уже во втором классе". Ему было не больше десяти лет.
Я прошел вдоль деревни. Около ручья, пересекавшего деревню, стояло несколько деревянных рам, увешанных толстыми тушками красноватого лосося. Запах вяленой рыбы - первое, что поразило меня еще при выходе из машины. В деревне насчитывалось около тридцати дворов, не считая обращавшего на себя внимание здания русской православной церкви и казенной школы, которая была здесь самым большим строением. Кроме церкви, школы и, может быть, еще одной-двух построек, все остальные стояли на столбах, так что возвышались над землей на два и больше футов. Создавалось впечатление, что сильный порыв ветра мог бы снести их. Большинство домов не было покрашено; на остальных же старая краска потрескалась и облезала чешуйками с деревянных стен. Бросалось в глаза, что школа представляла собой нескладное грязное строение, где, кроме большого классного помещения, имелась также квартира для учителя из семи комнат, одна из которых служила медпунктом. Мне сказали, что в деревне живет шестьдесят шесть алеутов с Атту и Атхи.
Когда Боб и я возвращались в школу, неожиданно появился Михи в сопровождении пожилого алеута, одетого в выцветшую куртку из грубой бумажной материи.
- Этого старика зовут Сидор Снегирев, - сказал Михи. Мы кивнули Сидору и протянули руки, которые он смущенно пожал, не отрывая глаз от земли. - Он говорит, что у него есть дом, в котором вы можете поселиться. Но в нем нет никакой обстановки, кроме кровати с тюфяком. Может быть, вы раздобудете стол и стулья в школе?
Я сказал, что мы будем рады даже и пустому дому, а в случае необходимости сколотим стол сами. Подумав, я добавил:
- Михи, мы очень благодарны Сидору и можем уплатить ему вперед.
- Сколько времени вы у нас проживете? - осведомился Михи, словно заключая крупную сделку.
Я ответил, что нам хотелось бы пробыть две недели, а возможно и все три, и поинтересовался, какова такса на жилую площадь в атхинской деревне.
Михи повернулся к старику и быстро заговорил по-алеутски. Сидор что-то промычал в ответ.
- Может, вы дадите ему какие-нибудь продукты, а? - ухмыляясь спросил Михи.
Я ответил, что мы с удовольствием дадим ему коробку с пятидневным армейским пайком, если это его устроит. Это его устраивало. Мы снова обменялись рукопожатием. Теперь старик поднял глаза и тоже заулыбался. Состоялась отличная сделка. Когда я предложил не откладывая перенести наши вещи, Михи заволновался и стал возражать, говоря, что дом будет готов не раньше завтрашнего дня. Я удивился и спросил почему.
- А потому, - заявил Михи с непостижимой для нас логикой, - что старик затерял ключ и найдет его только завтра.
Так довелось мне впервые столкнуться с проявлением чувства собственного достоинства, сильно развитого у алеутов. Но это я уяснил себе позднее. Две женщины тайком от нас пробрались в дом и произвели там генеральную уборку. Алеуты не могли допустить, чтобы двое белых въехали в неубранное помещение, хотя бы и пустующее, и, чего доброго, заподозрили их в нечистоплотности. Нам ничего не оставалось, как переночевать в своих спальных мешках на полу в школе. Лофлин предложил нам питаться совместно, поскольку им все равно приходилось готовить на пятерых. Я охотно согласился, оговорив лишь, что мы внесем в общий котел свою лепту в виде нескольких коробок с пайками.
Сидя в тот вечер за большим обеденным столом в уютной квартире преподавателей, мы кое-что узнали о занятиях гарвардской группы. В нее входили молодые люди; за исключением доктора Александера и доктора Муриса, все они недавно закончили университет и работали над своими диссертациями в области антропологии. Их руководитель Лофлин интересовался главным образом составом крови алеутов как возможным ключом к определению их происхождения и расовой принадлежности. Доктор Александер был специалистом в области электрокардиограмм, которыми он пользовался для выявления сердечных заболеваний у алеутов. Доктор Мурис был дантистом. Его исследования в основном ограничивались полостью рта; он уже собрал порядочную коллекцию гипсовых слепков зубной полости обитателей Атхи. Гарн выполнял обязанности фотографа и в дополнение к этому изучал особенности кожи, волос и строения глаз алеутов. Лингвист Марш интересовался алеутским языком. Мы с Бобом сошлись на мнении, что они составляют содержательное общество. Вскоре натянутость между нами прошла, все смирились с тем фактом, что мы тоже будем работать в деревне.
На следующее утро Марш раздобыл для нас стол, пару стульев, керосиновую печку, и мы перекочевали на свою квартиру. Уборщицы неплохо потрудились: кругом все блестело, хотя еще не успело просохнуть и воздух был затхлый. Осмотрев расшатанную кровать и заплесневелый тюфяк, мы решили и в дальнейшем пользоваться своими спальными мешками, раскладывая их прямо на полу, но не сказали об этом Михи, которого еще раз поблагодарили за помощь.
И вот настал наш первый рабочий день в алеутской деревне. Мы старательно растолковали Михи, что хотим узнать, как алеуты используют растения, изучать их жизнь, питание, а также зависимость от даров моря и суши. Если Михи сможет все это объяснить односельчанам, тогда они не будут на нас обижаться за то, что мы суем нос в их дела. Он обещал. "Вы им нравитесь. Они помогут", - заверил он нас.
Выходя из новой штаб-квартиры нашей экспедиции, мы чуть не наткнулись на двух девушек алеуток, проходивших мимо дверей. Они пустились бежать, потом перешли на быстрый шаг, хихикая и оглядываясь, словно их застали на месте преступления.
- Надеюсь, Михи, что не все жители деревни будут бегать от нас, заметил я.
- Нет, нет, - успокоил он меня. - Сейчас они к вам еще не совсем привыкли и боятся, что вы станете над ними смеяться.
Случай с девушками был примером почти повсеместно распространенной среди взрослых алеутов боязни, как бы посторонние не подняли их на смех.
И тем не менее Михи был прав. Через несколько дней мы уже встречали на своем пути больше народу, а еще через некоторое время алеуты стали даже подходить и заговаривать с нами. И все же, пока мы жили в этой деревне, меня не покидало чувство, что за мной наблюдают из окна те, кто предпочитал удовлетворять свой интерес к нашим занятиям, оставаясь незамеченным.
Ночью, залезая в свой холодный спальный мешок, я хотел погасить свечу на подоконнике и оказался лицом к лицу с алеутским мальчиком, прижавшимся носом к оконному стеклу. Мы оба вскрикнули от испуга, и он тут же растаял в темноте.
Вскоре я убедился, что пока мы работали, к нам всегда кто-нибудь заглядывал в окна или же стоял под дверью, или вертелся поблизости. Трудно сказать, кто кого изучал с бульшим интересом - алеуты белых ученых или же последние алеутов.
ГЛАВА X
Боб и я поднялись очень рано. В доме было еще сыро и холодно после прошедшего ночью дождя. Мы наскоро оделись, едва ощущая тепло от керосиновой печки. Затем, схватив полотенца, мыло и зубные щетки, помчались, шлепая по лужам, сквозь холодный туман и моросящий дождь по грязной тропинке в школу умываться.
Там нас приятно обдало теплом, только гарвардцы израсходовали всю горячую воду титана, и нам пришлось довольствоваться холодной.
Марш был общепризнанным поваром экспедиции. Он уже хлопотал на кухне, стряпая завтрак на большой железной плите, пышущей жаром. Лофлин отодвигал в сторону книги и бумаги, разбросанные по длинному столу из вишневого дерева, стоявшему в столовой.
Я заметил, что гарвардская группа чувствовала себя здесь совершенно как дома. Повсюду валялись книги, инструменты, одежда, постельные принадлежности. Я не понимал, куда же делись назначенные на Атху учителя, и спросил об этом у Гарна. Тот ответил, что они с отвращением покинули остров, пробыв здесь несколько недель. По-видимому, это место показалось им слишком грязным, и они убоялись инфекции.
Когда мы принялись за еду, я открыл, что Марш был из тех поваров, которые не выбрасывают ничего, пригодного в пищу. Гарн со смехом объяснил, что все остатки пищи предыдущего дня сохраняются и подаются к завтраку на следующий день.
Эти остатки обращались то в комковатый омлет, то в сомнительное тушеное мясо, то в мясное суфле или же в излюбленное яство Марша - острый рыбный паштет. Питание блюдами, изготовленными этим поваром, неизменно сулило нечто новое и интригующее, но требовало крепкого желудка.
![Иоанна Хмелевская - Большой кусок мира [Большой кусок света]](/uploads/posts/books/227132/227132.jpg)
