Нина Соротокина - Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)
* Мундиры, одежда и прочий приклад.
_____________
Посему Шаховской просит государыню, просит подробно и обстоятельно, дать возможность получить через полковые и ротные учреждения материал для починки старых обувей: кожу, каблуки, набойки, "снурки и пришивки к старым голенищам". В конце петиции Шаховский в искреннем порыве прижимает руки к груди: "коли соблаговолит государыня, к скорейшему успеху образом все исполнить потщусь". Дальнейшее предположить не трудно. Так и видишь, как лукавый интендант пускает означенный материал на сторону. Но поставщики в армии всегда воровали (и добро бы только поставщики, и хорошо бы, чтоб только в армии).
Босоногая и голодная армия наша двигалась на запад, непрерывно сражаясь по дороге с малыми неприятельскими отрядами, которые были оставлены Фридрихом для охраны гарнизонов.
К 15 июля передовые отряды и штаб вышли к местечку Мезерич, да здесь и остановились. Продолжительные дожди измучили людей и лошадей, надобно было посовещаться, что делать дальше.
На следующий день состоялся расширенный военный совет, на котором барон Андре, постоянный представитель австрийской армии, первый взял слово и говорил долго. Из его доклада как-то само собой выходило, что главная задача Фермера и всего русского воинства состояла в том, чтобы не дать Фридриху принести какой-либо ощутимый вред австрийской армии. Генерал Андре не столько советовал, сколько рекомендовал Фермеру перейти реку Одер около Франкфурта, с тем чтобы у местечка Лузапии слиться с австрийским войском. Слившись, обе армии будут общими силами отвлекать Фридриха от полного захвата Силезяи.
Фермер больше молчал и слушал, а его штабные - генерал поручик Голицын и Чернышев возражали, де, в указанном месте нет ни провианта, ни фуражу, не соломой же с крыш лошадей кормить? Если нет лошадей, то нет провианта, а голодный русский солдат отвлекать Фридриха от Силезии не будет.
Хоть и не без труда, генерала Андре уговорили, что переправляться через Одер у Франкфурта русской армии никак несподручно, поскольку прусский генерал Дона снял осаду со шведской крепости Стральзунд и теперь поспешает сюда, дабы мешать нашему продвижению. Решено было поменять направление армии - северное, с тем чтобы поискать другую, более удобную переправу через Одер.
Через день пути русская армия остановилась у Ландсберга, обычного прусского городка с четырехугольной площадью, окруженной сплошными высокими зданиями, построенными из камня и фахверков. На площади высилась старая ратуша, рядом собор, все первые этажи были заняты лавками, где можно было купить овощей и выпить кофе с булкой.
Полк Белова расквартировали на окраине городка, что было большим везеньем, можно было по-человечески выспаться на белье и под периной. Дело в том, что фельдмаршал завел фасон ночевать в чистом поле в высоком шатре, и многие полки обязаны были следовать его примеру.
На следующий день выяснилось, что ноги у лошадей находятся в бедственном положении, их необходимо подковать. И как всегда необычайно болезненно встал вопрос фуража. Полковому интенданту было ведено взять с собой десять человек солдат и поехать в ближайшее местечко, дабы купить сена и найти кузницу. Через несколько часов офицер воротился ни с чем, кузница оказалась то ли закрытой, то ли негодной, за сено ломили неправдоподобную цену. Интендант заверял, что можно найти сено в два, а может быть, в три раза дешевле. А чем, позвольте вас спросить, кормить лошадей сейчас? Мало того что бестолковый интендант не выполнил приказа, так он еще по дороге потерял половину солдат. Рассказ его был сбивчив и бестолков. Вначале вроде ехали вместе, а потом вроде солдаты решили заехать в соседнюю деревню "попить молочка".
- А что ж, все десять поехали молочка попить?
- Не пустил.
- Отчего же пятерых пустили?
Интендант только пожал плечами. Белов знал фамилии любителей парного молока. Эти гренадеры в полном смысле слова оправдывали название полка, куда брались самые высокие солдаты, косая сажень в плечах. В Семилетнюю гренадеры вообще пользовались хорошей славой, а офицерами в этих полках стояли лучшие военные кадры. Но ведь от широкости характера и без присмотра русский человек, будь он хоть в форме, любую глупость может учинить. А эти пять уже были на примете. Словом, Белов взял ординарца и поехал искать своих гренадеров, а заодно самому выяснить положение с кузницей и сеном. До местечка М. было десять верст. Это была маленькая, чистая, сытая деревушка. Дом торговца фуражом сыскался быстро. Как только хозяин увидел Белова, он тут же в крик стал жаловаться, на бестолкового интенданта - фураж уже в тюках, взвешен, погружен. "Промотал деньги, мерзавец,- подумал Белов про интенданта.- А может, шкура, нажиться хотел?" Вопрос с кузницей тоже быстро решился. Платить надо кузнецам-то, хоть они и немцы, а не орать на них выпучив глаза". "Я ему рожу-то разукрашу..."- шептал злобно Белов, кляня мерзавца интенданта.
Ординарец с лошадьми болтался у колодца. Здесь же на круглой деревенской площади произошла неожиданная встреча. Белов только мельком бросил взгляд на беседующую в тени лип пару - долговязого драгунского подпоручика и высокого католического монаха в выцветшей коричневой сутане. Монах невольно обращал на себя внимание, отброшенный на плечи капюшон обнажил могучую, как у воина, шею и лицо мыслителя с большим куполообразным конопатым лбом.
Поговорив с ординарцем, Белов оглянулся.
Монах уже шел прочь быстрым, деловым шагом. Только тут Александр узнал в драгунском подпоручике знакомого переводчика из Кенигсберга - Цейхеля. Оба очень удивились этой встрече.
Между Цейхелем и Беловым никогда не было добрых отношений. Александра непереносимо раздражала способность Цейхеля всюду совать свой немецкий нос, он был не просто любопытен - настырен. И что удивительнее всего, рекомендовал Цейхеля Белову банкир Бромберг, умный и весьма уважаемый человек. Но насильно мил не будешь. Как-то они поспорили с Цейхелем из-за сущей безделицы- кто лучше смыслит в пистолетах. В результате разругались, подрались как-то глупо, по-мальчишески, и Цейхель схлопотал стволом пистолета по затылку, не больно, но обидно. Крику было - святых выноси, но чтобы драться на дуэли?.. "Простите, я не такой идиот",- заявил Цейхель. Вот и весь сказ.
Но встретить в глухой польской деревушке знакомое лицо, пусть даже Цейхелеву рожу, все равно приятно. Но, видимо, немец был другого мнения. Он не только удивился встрече, но смутился страшно, словно его застали за чемто предосудительным.
- Вот уж не ждал, что вы отправитесь на войну,- заметил Белов.
- Служу. Переводчиком.
- Мой полк стоит в Ландеберге, а сюда я за фуражом явился.- Надо же было о чем-то говорить.
- И мой в Ландеберге. И я приехал за фуражом,- поддакнул Цейхель.
- С каких это пор переводчики отнимают хлеб у интендантов?рассмеялся Белов.- А с монахом вы о сене беседовали? Я и не знал, что вы католик. Цейхель переменился в лице.
- С монахом я беседовал не о сене. Но прошу вас, господин Белов, сохранить эту встречу в тайне.
Дальше Цейхель понес сущую околесицу. Да, он католик, и это его боль. Оказывается, русские вовсе не так веротерпимы, как хотят казаться. Он, Цейхель, наивно думал, что они любую религию допускают, но это не так. Главнокомандующий Фермер - тот вообще лютеранин, а это еще хуже. Сейчас они вместе поскачут в Ландсберг, а по дороге он, Цейхель, подробно расскажет, как трудно быть католиком. При этом страдалец и веротерпец с хрустом ломал пальцы и смотрел на Александра с собачьей преданностью.
А вот это увольте... Переводчик уже мучительно надоел Белову. Идея скакать с ним рядом и слушать нервные всхлипы казалась отвратительной. Он тут же уговорил себя, что ему необходимо наведаться в штаб, то есть на обширное поле в двух верстах от местечка М. Чем черт не шутит, может, его гренадеры тоже где-то там обретаются- Вежливо, без улыбки он расстался с горестным католиком, и они разъехались в разные стороны.
После дубовой рощи и чахлого ручейка, заросшего ольхой и крушинойсовсем русский пейзаж,- он выехал на огромное, плоское, как поднос, поле.
Еще издали Белов увидел высокий, круглый, на манер турецкого, шатер фельдмаршала, а рядом зеленую палатку, в ней обычно свершались богослужения по лютеранскому чину. Шагах в десяти стояла палатка русского протопопа- там была православная церковь. Фермор был благочестив и следил, чтобы в армии неукоснительно соблюдались все церковные обряды и богослужения.
Белов совсем запамятовал, что сейчас было как раз время службы. Происходящего в самих палатках-храмах видно не было, но вокруг православной палатки множество людей стояли на коленях, в первых рядах разместились калмыки и казаки из личной охраны самого Фермера. Фельдмаршал находился в зеленой палатке, вокруг тоже стояли лютеране. Их было много, гораздо больше, чем представлял себе Белов.
