Александр Нечволодов - История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова
Подозрительность и мстительность царя не оставили в покое и узника далекого Сийского монастыря – Филарета Никитича Романова.
Невыносимо тревожное состояние, в котором находился Годунов, совершенно неожиданно закончилось 13 апреля того же 1606 года. Когда царь встал из-за стола, то кровь хлынула у него изо рта, ушей и носа; он умер через два часа, приняв пострижение под именем Боголепа; молва приписывала его смерть яду, им же самим приготовленному.
Внезапная смерть царя Бориса, разумеется, самым коренным образом меняла положение дел. Хотя Москва спокойно присягнула его шестнадцатилетнему сыну Феодору, а также царице Марии Григорьевне и царевне Ксении, но тут же во время присяги слышались уже голоса: «Не долго царствовать Борисовым детям! Вот Димитрий Иванович придет на Москву…»
Юный царь Феодор, по отзывам современников, «хотя был и молод, но смыслом и разумом превосходил многих стариков седовласых, потому что был научен премудрости и всякому философскому естественнословию». К великому его несчастью, не это было нужно в данное время. Необходимы были верные, преданные слуги, а их-то и не было. Вся надежда молодого царя и его матери сосредоточилась на Петре Басманове, которого они отправили 17 апреля с князем Катыревым-Ростовским принять начальство над ратью, стоявшей у Кром, отозвавши прежних воевод, Мстиславского и Шуйского.
К Кромам же был послан и новгородский митрополит Исидор для привода войск к присяге. Но оставшиеся в Кромах военачальниками братья Голицыны, Василий и Иван Васильевичи, а также Михаил Глебович Салтыков и представители крупных служилых людей Рязанской земли – братья Ляпуновы решили уже перейти на сторону Лжедимитрия. К ним не замедлил примкнуть и последняя надежда семьи Годуновых – Басманов, как только он убедился, что дело их безнадежно проиграно.
Поводом для открытого перехода на сторону самозванца послужило приближение к Кромам высланного Лжедимитрием небольшого отряда под начальством поляка Запорского, который пустил слух, что за ним двигается сорокатысячная рать. Первым перешел на сторону Лжедимитрия начальник иноземного царского отряда – лифляндец фон Розен. Затем Басманов громко объявил войскам, что надо переходить на службу к своему прирожденному государю Димитрию Ивановичу.
Объявление Басманова о переходе на сторону самозванца произвело в войсках большой переполох, тем более что атаман Корела сделал в это время вылазку из Кром на лагерь москвитян.
Самая большая часть войска передалась Димитрию; остальные разбежались в разные стороны. Оставшиеся верными царю Феодору Борисовичу князья Катырев-Ростовский и Телятевский также бежали в Москву. Басманов же, Голицын, Салтыков, Шереметев и другие воеводы, перешедшие на сторону Лжедимитрия, послали ему повинную. Тогда Григорий прибыл самолично 24 мая к Кромам, где обещал всем свои милости; однако, не доверяя вполне только что передавшейся ему рати, он распустил большую часть ее по домам.
Затем Лжедимитрий двинулся далее на Москву через Орел и Тулу, всюду встречаемый хлебом-солью и изъявлением покорности. Население с любопытством сбегалось со всех сторон посмотреть на своего истинного царя, чудесно спасшегося от козней Годунова. Под Тулой, где Лжедимитрий остановился на некоторое время, был разбит тот же великолепный шатер, в котором располагался семь лет тому назад Борис во время своего знаменитого Серпуховского похода.
С пути новый царь беспрерывно посылал гонцов с грамотами в Москву, призывая ее жителей изъявить ему покорность; хотя гонцов этих Годуновы и перехватывали, а затем и вешали, но тем не менее страшная потерянность царила в столице.
30 мая разнесся слух, что царь Димитрий уже подходит к Москве; множество людей стало тотчас же заготовлять хлеб-соль, чтобы встретить ими своего истинного государя; слух оказался ложным, но поведение граждан привело Годуновых в ужас, и на следующий день они начали ставить пушки на кремлевские стены при громких насмешках толпы.
Между тем, 1 июня под Москву прибыли новые гонцы Лжедимитрия – дворяне Наум Плещеев и Гаврила Пушкин. Они остановились сперва в пригородном Красном Селе, где жили богатые купцы и ремесленники, и прочли им грамоту нового царя, написанную на имя бояр: Мстиславского, Василия и Димитрия Шуйских и других. Затем, сопутствуемые огромной толпой народа, Плещеев и Пушкин двинулись прямо на Красную площадь. Здесь начались неистовая давка и шум. Из Кремля вышли было думные люди и закричали: «Берите воровских посланцев и ведите их в кремль», но народ отвечал на это грозными криками и приказал громко читать грамоту Лжедимитрия, где он извещал о своем спасении и прощал московским людям их неведение. Рассказывают, что толпа, донельзя возбужденная чтением этой грамоты, потребовала на Лобное место князя Василия Ивановича Шуйского, чтобы он сказал по правде, точно ли похоронен царевич в Угличе, и что будто бы он громко объявил: «Борис послал убить Димитрия-царевича; но царевича спасли: вместо него погребен попов сын».
Обезумевшая чернь с неистовым криком: «Долой Годуновых! Всех их истребить… Буди здрав Димитрий Иванович!» – ринулась в Кремль, где стрельцы, стоявшие на страже, пропустили ее в царские покои. Царь Феодор поспешил в Грановитую палату и сел на престол; царица Мария Григорьевна и царевна Ксения стояли рядом с ним, держа в руках образа. Народ ворвался в палату и стащил несчастного Феодора с его трона; вместе с матерью и сестрой, на водовозных клячах, он был отправлен в прежний дом Бориса и заключен под стражу. Все родственники Годуновых были также перевязаны, а затем толпа приступила к неистовому грабежу. Всем этим делом руководил, по-видимому, знакомый нам Богдан Бельский, недавно возвращенный из ссылки. Ненавидя немцев, которых особенно жаловал покойный царь, он направил народ на погреба иноземных лекарей, говоря, что они набиты золотом и вином; лекаря были ограблены дочиста, а многие из толпы перепились их винами до бесчувствия и тут же испускали дух.
Затем к Лжедимитрию отправились бить челом избранные московские люди: князь Иван Михайлович Воротынский и князь Андрей Телятевский. Они везли своему законному государю Димитрию Ивановичу грамоту с приглашением занять его прирожденный стол. Грамота была написана от всех сословий, и первым подписался на ней патриарх Иов, только что рассылавший по всей земле грамоты по случаю войны с Гришкой Отрепьевым, в которых последний предавался проклятию со всеми своими сообщниками.
Московские послы прибыли в Тулу 3 июня, одновременно с посольством к самозванцу от его верных сподвижников – донских казаков. Лжедимитрий позвал к своей руке казаков, «преже московских бояр», которых казаки «лаяли и позорили», а затем уже принял Воротынского и Телятевского; он встретил их грозной речью – за долгое сопротивление законному царю, «наказывайте и лаяше, яко прямой царский сын», после чего отправил Телятевского, избитого почти до смерти казаками, в тюрьму, вероятно, за то, что он не хотел под Кромами перейти на сторону самозванца.
В Москву же были посланы князья Василий Васильевич Голицын и Рубец-Массальский вместе с дьяком Сутуповым: им было приказано покончить с Годуновыми и свести Иова с патриаршества. Посланные прибыли 10 июня. Иов был свезен на простой тележке в Старицкий Богородицкий монастырь, а все родственники Годунова отправлены в ссылку в дальние города, кроме Семена Годунова, главного руководителя казнями и доносами при царе Борисе: он был задушен в Переяславле.
С семьей Бориса покончили два отъявленных негодяя: Михаил Молчанов и Шерефединов; они взяли с собой трех дюжих стрельцов и, в сопровождении князей Василия Васильевича Голицына и Рубца-Мосальского, лично пожелавших присутствовать при этой гнусной расправе, отправились в старый дом Бориса. Царица Мария Григорьевна была скоро задушена, но царь Феодор защищался отчаянно и был убит самым ужасным образом. Царевну же Ксению оставили в живых и отправили во Владимир, так как самозванец, узнав про ее красоту, приказал князю Рубцу-Мосальскому сохранить ее для себя. Народу было объявлено, что Феодор и его мать от испуга сами приняли яду; такое же донесение было послано и Лжедимитрию в Тулу. Тело Бориса Годунова было вырыто из Архангельского собора и похоронено в убогом Варсонофьевском монастыре, рядом с телами жены и сына.
В селе Коломенском для Лжедимитрия был приготовлен роскошный шатер, раскинутый на обширном поле. Сюда во множестве приходили поклониться ему люди Московского государства различного звания.
Царствование Лжедимитрия
20 июня последовал торжественный въезд нового царя в столицу при несмолкаемом колокольном звоне и радостных кликах коленопреклоненного народа, встречавшего его возгласами: «Дай, Господи, тебе, государь, здоровья! Ты наше солнышко праведное!» Он им ласково отвечал. Вдруг неожиданно поднялся, несмотря на совершенно ясный и тихий день, сильный вихрь. Многие сочли это за плохое предзнаменование.
