Сборник Сборник - Беломорско-Балтийский канал имени Сталина
Берман покидал фабрику с чувством, которое он не раз замечал у своих товарищей-чекистов, не догадываясь, что то же самое они наблюдали и в нем. Это было ощущение, что в нем сосредоточена сила, которую выделила партия, чтобы оберечь, не дать в обиду этих до слез дорогих ему людей, — людей, склоненных над станком, рубящих уголь, опаленных пламенем горнов, вытирающих рукавом пот, задремавших опустив голову над учебником механики и не спящих ночью после коллективной запашки — первой коллективной запашки. Эту силу надо было напрячь до отказа и держать наготове, чтобы вовремя отвести занесенную над всеми ими чужую руку.
И это чувство вдруг хлынуло откуда-то изнутри и залило багровостью лицо, когда он, чуть запнувшись, продолжал докладывать зампреду.
— В Родниках лежат в больнице три работницы, привезенные из ближнего колхоза. Выкачивание желудка показало, что их травили мышьяком.
Потом он стал читать сводку порчи тракторного парка.
Сводку пекарен, не отпускавших хлеба до фабричного гудка, хотя этот хлеб был.
Акты о тоннах испорченного мяса, скисшего молока и сгнившей зелени.
— Это новый тип вредительства, — подытоживал Берман в среде работников ГУЛАГа разговор с зампредом. — Раньше у вредителей был расчет на приход интервенции, и они ставили себе задачу парализовать производственную жизнь страны. Вредительство исходило из верхушки инженерской касты, связанной с иностранными капиталистами. Теперь, видно, пробивается другое. Вы помните последнюю речь Сталина? Он говорил о кулаках и местных вредителях мелкого масштаба. Они хотят заставить страну пухнуть от голода. Вызвать восстание, а потом… интервенция.
Заключенный стоит государству больше 500 рублей в год. С какой стати рабочие и крестьяне должны кормить и поить всю эту ораву тунеядцев, жуликов, вредителей и контрреволюционеров? Мы их пошлем в лагеря и скажем:
«Вот вам орудия производства. Хотите есть — работайте. Это принцип существования в нашей стране. Для вас не будет исключения».
Лагерями должна руководить такая организация, которая сможет выполнять крупные хозяйственные поручения и начинания советской власти и освоит ряд новых районов.
— Это прямая директива партии и правительства, — вспоминал Берман.
— Эти люди прошли через горнило раскулачивания, изоляции. Есть еще для них горнило воспитания и трудовой дисциплины.
Ягода напомнил о Болшевской коммуне — о воре, который теперь работает инженером в МОГЭСе…
ГЕНРИХ ГРИГОРЬЕВИЧ!
Тов. Сталин запрашивал, нельзя ли у нас среди чекистов найти кого-либо, кто занялся бы во всем объеме делом о беспризорных детях, на которых тратятся без пользы бешеные миллионы.
Я уверен, что если бы заняться этим делом, то можно было бы достигнуть огромных результатов, если в своей работе опереться на доверие и самостоятельность и помощь самих детей. Для этого не жаль посвятить хороших работников.
Ф. ДзержинскийПротягивая Берману руку, он сказал:
— Мы в них живую душу вдунем. Многие у нас еще выйдут в люди. А вас мы переводим в ГУЛАГ.
…Этот горячий летний день навсегда запомнился Берману. Он бродил по городу, не зная, куда прислониться. Дымились чаны с асфальтом. Чадный запах мутил голову. Прохладу он нашел в Александровском саду.
— Что ж это такое? — проронил он вслух и, покраснев, удивленно оглянулся, поднялся со скамейки и пошел прочь.
Он опять очутился на давно знакомой Лубянской площади.
Двенадцать лет назад был такой же белый от жары день — вятский деревянный день. В партийный комитет пришло сообщение о ранении Владимира Ильича.
Двадцатилетний парень в белых полотняных штанах, заправленных в юхтовые сапоги, вбежал в здание ЧК.
— Я направлен сюда в качестве председателя коллегии.
Большой дядя в очках, буйно сдвинутых на самый нос, так, что, казалось, он смотрел поверх очков, лениво произнес:
— Ну что там партийный комитет. Мы еще посмотрим, на что ты годишься. Может, понятие твое слабое. Приходи вечером.
Берман пришел вечером.
В комнате с привычной покорностью стояла женщина-вотячка и что-то быстро объясняла на своем наречии, не сводя глаз с лежавшего на столе нагана.
— Где муж, говори, где муж? — с ленивым равнодушием повторял человек в очках.
— Дяденька, не знаю.
«Дяденька» переворачивал наган. Берману стало не по себе. Когда увели женщину, человек в очках сказал:
— Ну, ты, малец, становись к стенке, посмотрим, как ты мигаешь.
Он выстрелил поверх головы из нагана.
— Допустим, что подходящ, — сказал очкастый. — На тебе револьвер.
Берман взял револьвер и сел за стол.
— Дяденька, — вдруг сказал он, — наши мнения расходятся. Выметайся-ка отседова, пока я тебя не кончил. Застрял, эсер, в Чека, и нам, большевикам, портишь.
…«Так что же такое чекист?» — задумался Берман.
Его память не могла подобрать такого примера, с которым можно было сравнить неожиданно порученное ему дело. Со свойственным ему упорством Берман стремился додумать все до конца.
И перед ним возник образ того, с чьим именем он привык отождествлять все, чем жили миллионы людей в неповторимые годы пятилетки, — Сталин!
«А как же с теми, что в лагерях?» — взволнованно, уже в новой связи подумал Берман. «Они у нас еще выйдут в люди», вспомнил он слова зампреда о всех этих остатках бывшего мира.
«И это дело поручено партией ОГПУ!» — просветлел и обрадовался Берман.
ОКБВ большой дом на углу Лубянки и Фуркассовского переулка стягивались из разных мест заключения квалифицированные инженерские силы.
Инженера Вяземского, перевезенного из Ташкента, вызвал представитель экономического управления.
— Желаете ли вы работать по специальности? По проектированию?
Да, да, он желает. Все что угодно, только работать. Он может, умеет, хочет работать. Целая буря могла бы грянуть из уст Ореста Валерьяновича, но он человек сдержанный — просто согласился.
Его и других ташкентцев «забрали с вещами», пишет он, и в «черном вороне» повезли по Москве.
«Мы смотрим в щелочку и видим, что нас привезли на угол Лубянки. Видим, что там вырос громадный домина. Нас ввели на самый верх, в огромный зал с паркетным полом, где легко размещались сто двадцать человек. Половина зала — дортуар, койки с пружинными матрацами, а половина — столовая. Люди хорошо одеты, некоторые даже с цветами в петличке. И сидит только один человек в форменной фуражке — охрана. Нам объясняют, что мы попали в Особое конструкторское бюро — ОКБ. Оказывается, мы назначены на Беломорстрой и нам предстоит работа».
Староста — старик-профессор — созвал вновь прибывших и произнес им речь, в которой изложил техническую задачу. На стене висела карта с наметкой будущего водного пути. Потом встал крупный, полный человек, со спокойным, несколько высоким голосом, и начал беседу. Это был начальник ОКБ А. Г. Горянов, работавший под непосредственным руководством тов. Г. Е. Прокофьева, бывшего тогда начальником экономического управления.
— Надо подчиниться воле большевиков, — сказал он. — Докажите это добросовестной, честной работой. Сроки для проекта и выполнения канала даны жесткие. Но их придется выдержать. Вся помощь в работе, которая зависит от нас, от ОГПУ, будет оказана. Серьезная, всемерная помощь.
Начальник не обещал ни льгот ни наград. Он только сказал, что бывшие вредители во главе с инженером Неймаером построили первый советский блюминг, работа проведена тоже в ОКБ и получила высокую оценку со стороны руководителей нашей промышленности.
В газетах читали:
«Как известно, на Ижорском заводе построен первый мощный советский блюминг. В наших газетах об этом сообщалось, как о блестящей победе советской техники.
Блюминг на Ижорском заводе был изготовлен в 9 месяцев. Он был установлен на заводе им. Томского и начнет работать в ближайшие месяцы. Там же, на Ижорском заводе, приступлено к изготовлению второго такого же блюминга, который будет готов осенью, а затем будет приступлено к третьему и т. д.
Старый Повенецкий тракт
Озеро Выг двадцать восемь лет тому назад
Таким образом, на наших металлургических гигантах в первый же год начала их работы наряду с импортными блюмингами займут свое место блюминги советского производства, с тем чтобы завтра целиком освободиться от импорта. Надо во что бы то ни стало добиться, чтобы строящийся Тагильский металлургический завод был целиком оборудован нашими машиностроительными заводами Надо этого добиться — мы этого добьемся. Производство на Ижорском заводе в короткий срок мощного блюминга является блестящим доказательством, что может при желании дать русская техническая мысль. Надо только иметь желание честно работать для Советского союза и не поддаваться на удочку интервентов, не дать себя надуть Рамзиным, не быть предателем своей страны. А таких мы имеем на протяжении последних 2–3 лет среди старого инженерства не мало. Первый советский блюминг, как сообщала пресса, спроектирован и изготовлен на нашем заводе без всякой иностранной помощи. В газетах были названы имена героев-рабочих, мастеров (Румянцев и другие товарищи), еще раз подтвердивших своей работой, на что способны русские рабочие. Но это и так известно. Они, эти передовые рабочие, у нас не одиноки: Румянцевы на Ижорском заводе; Карташевы, Касауровы, Епифанцевы; Либхардты в Донбассе; герои выполнения пятилетки нефтяной промышленности в 2 1/2 года — это все те, которые своим энтузиазмом зажигают миллионы рабочих масс Советского союза и ведут их на великое социалистическое строительство нашего Союза. Иначе и быть не может: пролетарии строят свое социалистическое государство, следуя заветам своего великого учителя — Ленина. О них нечего говорить, они и так известны.
