Виталий Чечило - Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)
— А если сюда?.. Нет не получится…
Несмотря на малую заселенность Казахстана при совершении марша объехать все злачные места, будь то аул, поселок, станция, не представлялось возможным. Все равно напьются. Вторая немаловажная причина — техническое состояние машин. Как они поведут себя на прямой? Как тащить обратно 150 км заглохшую машину?
Принималось Соломоново решение — ездить вокруг площадки. И машины, и люди на виду. «Поездил» 8 часов — и в столовую. Можно водителей менять — в наряды ставить. И марш совершить, и жизнь полка не порушить. Машины ненадёжных водителей соединяли мягкой сцепкой — тросом за раму и на замок. Так, вместо того, чтобы сажать в каждую машину по инструктору (чтобы под покровом темноты водитель не отлучился к казахам), один инструктор волок за собой 8 — 10 привязанных машин. Ездили «паровозиком». Эту рацуху переняли и соседние части.
Начальник автослужбы оборудовал НП на стрельбище. Там же на «танкачах» вокруг калорифера техники хлестали чай и разглагольствовали на посторонние темы. Прапорщики пили в ПТО: вылез, забрался на крышу, посмотрел — марш совершается — можно забиться в каптёрку и пить дальше. Когда очередной «паровозик» подъезжал к стрельбищу, начальство интересовалось:
— Все на местах? Да? Продолжайте движение!
Раз в день марш посещали проверяющие. На вышку залазил «эфиоп» и махал шапкой: мол, начальство тут. Для автопарка это служило сигналом тревоги. Прапорщики прятали бутылки, как тараканы расползались по ПТО. Вытащить их оттуда не было никакой возможности.
Марш завершался приказом о допуске личного состава, как успешно прошедшего марш, к эксплуатации техники. Машины гробили дальше.
Августейший визит
Визиты начальства служили источником постоянного беспокойства. Как-то на Первое Мая мне донесли:
— Один мужик в районе объекта нагло рвёт тюльпаны. С ним две женщины, фотографируются.
Я — на ВАИшку. Думаю:
— Ужо я тебя поимею…
Подъезжаю. Стоит черная «Волга». Водитель в белой рубашке, с пистолетом, сбоку заходит. Я:
— Предъявите ваши документы.
Открывает незваный гость красную книжечку, и ум мой помутился. Подпись: «Председатель Верховного Совета СССР Громыко». Оказалось, депутат Верховного Совета. Хорошо, я с ёбом не поспешил.
— Извините пожалуйста. Разрешите узнать цель Вашего пребывания?
— Цветочки рву.
— Пожалуйста, рвите. Не нужна ли помощь?
— Вы молодец, бдительно службу несёте.
— Рад стараться. Разрешите идти?
— Идите.
Я в машину и к «Петрене». Доложил. Тот обмер:
— А куда он поехал? Ты давай, заедь за котельную и смотри. Господи, лишь бы не к нам. А номера машины ты записал?
— Да, «Волга» первого секретаря Кзыл-Ординского обкома партии.
Уже не на машине, а скачками я понесся за котельную. Прогнал испуганного солдата-истопника:
— Иди на хуй отсюда, спрячься куда-нибудь.
Лежу, наблюдаю как гость фотографирует баб на фоне объекта. Наконец скрылись с горизонта. Побежал обратно:
— Уехали в сторону Дермень-Тюбе.
Ух… Пронесло! А заедь он сюда, а взъеби «Петреню»… Кто вызвал джина из бутылки? С кого бы спросили?
Как и водилось в СССР, о прибытии высочайших особ предупреждали за сутки, чтобы никто не успел подготовиться ни встретить, ни убить. Кэгэбистам было хорошо, а вот террористам и встречающим — плохо, особенно последним. Комендатура в полной мере отвечала за безопасность и порядок в районе. Начальство, опомнившись от шока, орало:
— Давай! Давай! Какого хрена ничего не делаете?
— А что делать? Что давать?
— Едет! Уже едет!
— Кто едет?
— Горбачёв!
— Ма-ма!..
Первым прилетел самолет охраны. Ответственных лиц собрали в штабе полигона. Мало того, приказали, чтобы командиры лично привезли. Приятно: не на ВАИшке, а на командирском УАЗике, и не сзади, на сидениях десанта, а рядом. Можно даже что-то буровить. Ощущаешь собственную социальную значимость, командира на совещание не пустили. Кизуб как отбрил:
— А вам зачем?
Когда собрали на инструктаж, вместо обычного для начальника полигона горлового шипения, булькания и дикого мата через слово, так что в первых рядах ощущается запах табака, коньяка и гнилых зубов из командирской пасти, вкрадчивые мужики в штатском в душу входят. Когда командир орет:
— Я вас сгною! А вы, в третьем ряду, товарищ майор, встаньте. Почему не брит?
Это не пугает, думаешь:
— Ну давай, дави. Я сейчас отсюда вырвусь, соберу своих подчинённых и пойду их топтать…
А вот когда тебя вежливо спрашивают:
— А это Ваш участок? А Вы все посмотрели? А как Вы думаете?
Это действует. Начинаешь пугаться собственной значимости. На семи километрах мне доверили жизнь Генсека, целых полторы минуты я буду отвечать за неё. Если бы начальник штаба меня на обычном инструктаже «озадачил», я бы и не поинтересовался в чём там дело. А так, после совещания я кинулся смотреть. Облазил барханы, вверг народ в изумление: не случилось ли чего? Меня участливо спрашивали:
— Не солдат ли сбежал?
Не скажешь же им, что террориста ищу со снайперской винтовкой или радиоуправляемого металлического ёжика, начиненного взрывчаткой. Нам фото показывали — умели они блажь в голову вбивать. Апофеозом стала демонстрация охранниками пистолет-пулеметов, замаскированных в «дипломатах».
В довершение всех бед старший лейтенант Иванов додумался рассказать солдатам как можно убить Горбачёва. Насмотрелся видиков, впал в прострацию и начал вещать. Оказалось — просто. Достаточно заложить взрывчатку под мост и спрятаться с подрывной машинкой в барханах. Но он не учел основного: кроме «тра-та-та» есть ещё и «тук-тук-тук». Настучали. Брать Иванова доверили мне. Учитывая его потенциальную опасность как террориста и крайне бестолкового офицера, я решил подойти к делу творчески. Без лишней помпы явился в автопарк и, между делом, сказал Иванову:
— Какого ты хера сидишь? Иди распишись в ведомости на премию за металлолом. Там Колесников с ума сходит, ему закрывать надо.
Из автопарка позвонить в часть было невозможно. Я ему ненавязчиво предложил подвезти до штаба. Проблема заключалась и в том, что его перед расправой нужно было переодеть во что-то приличное. Запускать его в черной робе в штаб, даже невзирая на его бандитскую сущность террориста-отщепенца, было непристойно. Наконец облачили его в повседневную форму, и мы тронулись. В штабе он ломанулся было в другую дверь, туда, где финчасть. Я его завернул:
— Деньги дерибанят у замполита в кабинете.
— А чё так?
— Откуда я знаю. Иди, а то без тебя обойдутся.
Иванов помчался наверх, я за ним. На втором этаже втолкнул его в кабинет начальника штаба. Там уже заседал синклит с угрюмыми лицами инквизиторов. Во главе стола — начальник управления, с торца — особист.
— А-а-а, голубчик. Ну, рассказывай…
Как его там драли… Но теоретически он был прав. Поэтому во время визита Горбачёва на Байконур на протяжении 12 километров лежало в барханах не менее двух тысяч офицеров, парами, в пределах видимости друг друга. Капитан держал лейтенанта за ноги, чтобы тот не выглядывал из-за бархана. А под мостами — по трое-четверо, так как смотреть надо было в оба — на обе стороны. Основной их задачей было следить, чтобы из пустыни на КРАЗе не выехал военный строитель и не протаранил колонну. Хотя, как бы они его остановили? КРАЗ, груженный цементом, обычно преследуемый ВАИшкой, ошалело несётся по такыру. Водитель в кабине на табуретке подпрыгивает. Задача — направить ВАИшку в барханы и оторваться. Однажды я сам кинул гаечным ключом в строителя, попал в лобовое стекло. КРАЗ — в пасынок (бетонный столб, к которому крепится наземная часть конструкции. — Авт.), аж «обнял» его — всю «морду» смяло. Я, признаться, испугался. Думал убил. Куда там! Выскочил из кабины и сиганул в барханы, мы его так и не поймали. КРАЗ этот стоял на месте аварии года четыре.
Дело было в апреле, жарко, а лежать пришлось целый день, так как не знали когда именно проедет «Горби». Лежим, бдим, и тут на дорогу выходит «террорист» — казах в военной форме. Рубашка засалена, на пузе еле сходится, глаза навыкат, тащит за собой мешок с чем-то дребезжащим. Одна из машин сопровождения останавливается, выскакивают охранники — и за мешок. Неизвестный ещё пробовал отбиваться. Сволокли его в станцию. Мне, по рации:
— Бегом! Сюда! Немедленно!
Я — по-за насыпью. У охранников морды деревянные, глаза не мигают, начальник спрашивает:
— Кто (он — Ред.) такой?
— «Жан» — прапорщик зенитчиков, начальник столовой.
Тот пререкается, никак не въедет. Начальник меня спрашивает:
— Что он там делал?
Я — «Жану»:
— Что ты там делал?
— Тарельки собирал.
