Александр Зданович - Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)
Председатель ВЧК Ф. Дзержинский обратил на это внимание подчиненных уже в первые месяцы после советско-польской войны. В своей записке от 19 января 1921 г. руководителю чекистских органов на Украине В. Манцеву он отмечал: «По имеющимся у нас данным, поляки обратили сугубое внимание на Киев и Правобережье Украины. Работа их и Петлюры в полном ходу… Польская разведка на Правобережье работает великолепно. Сведения у нее точные и быстро получаемые…»[134]
Одной из причин безнаказанности польской агентуры в 1921–1922 гг. являлась слабость войсковой охраны и оперативного прикрытия наших западных границ. Ошибочным, на наш взгляд, явилось решение о закреплении за приграничными губернскими чрезвычайными комиссиями соответствующих территориальных участков границы. Дело в том, что в 1920 г. и в первой половине 1921 г. вся ответственность за политическую охрану границы лежала на едином чекистском органе — особом отделе окружного уровня, который мог своевременно обобщать и анализировать всю необходимую информацию, вырабатывать единую тактическую линию работы на границе и в прилегающих районах[135].
Не удовлетворяясь получением сведений военного характера из прикордонных районов, II отдел ПГШ стремился насадить свою агентуру на всей европейской части СССР и даже за Уралом. В 1924 г. руководство разведки осуществило перестройку работы реферата «Б-1» (позднее реорганизованного в реферат «Восток») с целью более глубокого проникновения в военную, экономическую и политическую сферы жизни Советского Союза. Все разведывательные резидентуры были разделены на три группы:
1) резидентуры типа «А», действующие на советской территории;
2) резидентуры типа «Б», организованные в соседних с нашей страной государствах, также ориентированные на подрывные акции в СССР;
3) резидентуры типа «Ц», которые занимались вербовкой агентуры в среде эмиграции как в сопредельных государствах, так и в иных странах (Франция, Германия, Турция, Италия, Китай)[136].
Резидентуры типа «Б» развернули свою работу в Ревеле («Балт»), Вильно («Норд»), Хельсинки («Финн»), Бухаресте («Шпекач»), Турции («Консполь»)[137].
Особой активностью отличалась подрезидентура «Р-7» в Ревеле, руководимая помощником военного атташе, а затем и военным атташе Польши в Эстонии капитаном В. Дриммером (псевдоним «Найденов»)[138]. В своих воспоминаниях он, в частности, писал: «Как каждому военному агенту в государствах, граничащих с новой, Советской Россией, мне тоже было дано разведывательное задание — изучение России с военной точки зрения. Место моей службы было особенно удобным для выполнения этого задания вследствие недавно заключенного Эстонией мира с Россией, относительной стабилизации границы и значительного транзитного морского движения в Россию и из нее как товаров, так и людей»[139].
Одним из основных поручений, данных В. Дриммеру польским генштабом, было получение советского мобилизационного плана. Для реализации задания он добился создания в Москве, но подчиненной ему лично резидентуры «Р-7/1», существовавшей с 1924 по 1927 г. Эта резидентура под руководством поручика Вернера (псевдоним «Иванов») поддерживала связь с организацией «М», способной, по польским оценкам, добыть вышеуказанный план[140]. Под шифром «М» в материалах II отдела ПГШ значилась легендированная советскими контрразведчиками Монархическая организация центральной России (МОЦР), более известная теперь, как «Трест», деятельность которой будет раскрыта в следующей главе.
Летом 1926 г. с приходом к власти в Польше Ю. Пилсудского отношения между нашими странами вновь начали осложняться. Председатель ОГПУ Ф. Дзержинский, пристально следивший за развитием ситуации, писал своему заместителю Г. Ягоде, что объектом возможной агрессии поляков станет прежде всего Белоруссия и Украина[141]. Он предполагал близкое начало войны.
Теперь, на основании анализа новых исторических источников, мы понимаем некоторую переоценку Ф. Дзержинским наступательных намерений со стороны Польши, его «алармистские» призывы в адрес подчиненных по ОГПУ, а также партийно-государственного руководства СССР. Однако в одном он был несомненно прав: польская разведка значительно усилит свою шпионскую и подрывную деятельность на нашей территории.
Действительно, по указанию Ю. Пилсудского была предпринята масштабная реорганизация центрального аппарата II отдела ПГШ и его экспозитур. Данные структуры были реформированы в том числе и в связи с разоблачением «Треста». Окончательно реформа завершилась к концу 1929 г.
Особый отдел ОГПУ зафиксировал активизацию противника на советском направлении и отметил повышение квалификации направляемой в СССР агентуры. Поляки пошли на создание специальных разведшкол. Чекисты установили, что в тактическом плане поляки отреагировали на высылку кулачества из районов сплошной коллективизации, прежде всего в УССР и БССР. Они приступили к вербовке агентуры в местах ссылки кулаков с последующей переброской завербованных лиц в Польшу для обучения в разведшколах. В дальнейшем предполагалось их использование при подготовке и совершении диверсий на военных и иных объектах[142].
Сотрудники Особого отдела добыли достоверную информацию о стремлении поляков вербовать источники разведданных непосредственно в армейской среде[143].
К концу 1930 г. в Польше произошла стабилизация режима Ю. Пилсудского, приобретшего откровенно диктаторские черты. В этот период внешнеполитическая линия поляков в отношении к СССР основывалась на том, чтобы обойти предложенный нашей страной пакт о ненападении и свести дело к простому соглашению о неприменении силы. В Москве отдавали себе отчет в том, что назначение полковников Бека и Шетцеля в МИД означало фактическое сращивание дипломатического ведомства с аппаратом польской разведки и переход его под контроль военщины. Это явно свидетельствовало о немирных намерениях Ю. Пилсудского[144].
Наряду с другими фактами, вписывающимися в контекст отношений между двумя странами в начале 30-х годов, характерен пример с раздуванием польскими СМИ, по указанию МИДа, дела военного атташе при посольстве СССР в Варшаве Богового, захваченного польской контрразведкой на встрече с подставленным ему агентом, передавшим якобы секретные военные сведения[145]. Поляки оценили деятельность Богового как признак активизации советской военной разведки, отражающий скрытые намерения военного ведомства СССР в отношении своего западного соседа.
Работа польских спецслужб была еще более усилена после неудавшейся по ряду причин попытки СССР и Польши снизить степень напряжения в двусторонних отношениях, предпринятой в конце 1930 — начале 1931 гг. В циркуляре ОГПУ от 28 ноября 1932 г. отмечалось произошедшее значительное укрепление польских разведывательных аппаратов в Турции, Румынии и Латвии. Они активизировали заброску агентуры в СССР. Увеличилось количество агентов, направленных на нашу территорию непосредственно центральным аппаратом II отдела ПГШ[146]. Только за полгода, отмечалось в циркуляре, было разоблачено 187 агентов виленской и львовской экспозитур. Эти филиалы польской разведки пытались продвинуть своих секретных сотрудников даже в тыловые районы СССР, включая Ленинград и Москву[147]. Контрразведке ОГПУ удалось вскрыть резидентские звенья поляков, имеющие выходы на военнослужащих РККА и конкретных лиц из комсостава[148].
Не осталось без внимания Особого отдела ОГПУ и то обстоятельство, что II отдел ПГШ поручил руководство всей разведывательной работой против СССР одному из наиболее активных и опытных сотрудников — поручику Незбжицкому, известному не только своим профессиональным мастерством, но и ненавистью к большевикам и вообще к русским[149].
Анализ изученных нами документов II отдела ПГШ, его филиалов — экспозитур и резидентур показывает, что польские спецслужбы интересовал широкий круг вопросов, имеющих отношение к РККА и Флоту: дислокация воинских частей, развитие технических родов войск (бронетанковых и авиационных), ход военной реформы и ее результаты, разрешение проблемы единоначалия и т. д. Для советских контрразведчиков особенно важным показателем являлось настойчивое стремление польских спецслужб добыть персональные данные и детальные характеристики на конкретных военачальников и лиц из их близкого окружения. Это однозначно свидетельствовало о поиске противником агентурных подходов к наиболее осведомленным секретоносителям, таким как нарком по военным делам, члены Реввоенсовета СССР, крупные штабные работники, командующие военными округами, комкоры и комдивы.
