Д. Хмельницкий - Правда Виктора Суворова(Сборник)
РАЗВИТИЕ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СССР В 1939-1941 гг.[85] На 1.01.1939 На 22.06.1941 В % к 1939 г.
Личный состав (тыс.чел.) 2485 5774 232,4
Дивизии 131,5 316,5 240,7
Орудия и минометы 55 790 117 581 210,7
Танки 21 110 25 784 122,1
Боевые самолеты 7714 18 759 242,3
Советские Вооруженные Силы, рост которых показан в таблице 1, превосходили армию любой другой страны по количеству боевой техники. Правда, советское руководство преувеличивало боеспособность Красной Армии. Вместе с тем имеющиеся в отечественной историографии[86] утверждения о якобы низкой боеспособности Красной Армии в 1941 г. представляются недостаточно обоснованными. Собственно, до сих пор не разработана методология и не сформулированы научные критерии для решения этой проблемы. Сами по себе ссылки на неудачное начало Великой Отечественной войны ничего не объясняют. Тем более что советские войска к 22 июня 1941 г. не успели завершить сосредоточение и развертывание, провести мобилизацию и были захвачены германским нападением врасплох, что также отрицательно сказалось на их боеспособности[87]. По нашему мнению, вопрос о реальной боеспособности Красной Армии накануне войны еще ждет своего исследователя.
Тем временем по мере охлаждения советско-германских отношений с осени 1940 г. органы пропаганды СССР начали тайную подготовку к работе в условиях будущей войны с Германией и ведения антифашистской пропаганды. Уже весной 1941 г., как вспоминает живший до войны в Хабаровске А.Ф. Рар, «люди стали приносить с лекций по международному положению дозированную критику по адресу Германии... В то же время упорные слухи о приближающейся войне с Германией стали ходить и в народе»[88]. Схожие настроения отразились и в упоминавшемся дневнике Вишневского, записавшего 31 января 1941 г.: «Позиция СССР выжидательна, мы, если будет целесообразно, сможем бросить и свою гирю на весы войны... Решит, вероятно, ближайшее лето». 9 апреля он делает следующую запись: «Решают ближайшие месяцы. Мы подходим к критической точке советской истории. Чувствуешь все это ясно». Наконец 14 апреля: «Правда вылезает наружу. Временное соглашение с Гитлером трещит по всем швам»[89].
В то же время на политзанятиях в войсках все большее место требовалось отводить изучению военно-политической обстановки в Европе, раскрытию агрессивной сущности империализма и захватнической политики Германии. 30 апреля 1941 г. в западные приграничные округа было направлено директивное письмо Главного управления политической пропаганды (ГУПП) Красной Армии «Об итогах инспекторской проверки политзанятий», в котором отмечалось, что «красноармейцам и младшим командирам недостаточно разъясняется, что вторая мировая война обеими воюющими сторонами ведется за новый передел мира... Германия... перешла к завоеваниям и захватам... Недостаточно разъясняется, что расширение второй мировой войны создает непосредственную военную угрозу нашей стране»[90].
Переломным моментом в подготовке советской пропаганды к действиям в новых условиях стало выступление Сталина 5 мая 1941 г. перед выпускниками военных академий[91]. Это своего рода программная речь Сталина, произнесенная на следующий день после решения Политбюро о его назначении на должность председателя СНК СССР, произвела неизгладимое впечатление на слушателей, которые единодушны в том, что она носила антигерманский характер. Помимо констатации захватнических действий Германии в Европе, Сталин прямо возложил на нее ответственность за развязывание мировой войны. При том, что с осени 1939 г. в СССР довольно широко пропагандировалась идея, что «поджигателями войны» являются Англия и Франция, это было озвучиванием явно нового курса. Секретарь исполкома Коминтерна Г. Димитров отметил в своем дневнике: «Наша политика мира и безопасности есть в то же время политика подготовки войны. Нет обороны без наступления. Надо воспитывать армию в духе наступления. Надо готовиться к войне». Вишневский оценил эту речь более эмоционально: «Речь огромного значения. Мы начинаем идеологическое и практическое наступление... Речь идет о мировой борьбе: Гитлер тут просчитывается. [...] Впереди — наш поход на Запад. Впереди возможности, о которых мы мечтали давно»[92].
Как вспоминает слушавший эту речь Н.Г. Лященко, в ней советский вождь «обрисовал международную обстановку, сказал о договоре 1939 года, о том, что СССР осуждает агрессивные действия Германии... Затем Сталин сказал, что война с Гитлером неизбежна, и если В.М. Молотов и Наркомат иностранных дел сумеют оттянуть начало войны на два-три месяца — это наше счастье. «Поезжайте в войска, — закончил свою речь Сталин, — принимайте все меры к повышению их боеготовности». Это воспоминание интересно сопоставить с воспоминаниями занимавшего в то время пост начальника Генштаба генерала армии Г.К. Жукова. Чуть более месяца спустя военные просили Сталина разрешить привести войска западных приграничных округов в полную боевую готовность. Отклоняя эту просьбу, вождь объяснил им, что «для ведения большой войны с нами немцам, во-первых, нужна нефть, и они должны сначала завоевать ее, а во-вторых, им необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англии или заключить с ней мир». Для большей убедительности Сталин подошел к карте и, показав на Ближний Восток, заявил: «Вот куда они (немцы) пойдут».
Поскольку Сталин не опасался германского нападения в 1941 г., то естественно возникает вопрос: какую «неизбежную» войну он собирался оттягивать на два-три месяца? Как вспоминал сорок лет спустя Молотов, весной 1941 г. в Москве понимали, что если Англия будет разгромлена, то СССР в 1942—1943 гг. «ждут тяжкие испытания». Поэтому следовало, не давая Германии повода для нападения, выиграть время, чтобы успеть «сделать то, что было запланировано». Предвидя неизбежную агрессию, советские руководители «готовиться к ее отражению стали заблаговременно. Иначе зачем нам еще в мае месяце надо было из глубины страны перебрасывать в западные приграничные военные округа в общей сложности семь армий? Это же силища великая! Зачем проводить тайную мобилизацию восьмисот тысяч призывников и придвигать их к границам в составе резервных дивизий военных округов?» При этом сам Молотов признает, что срока германского нападения «точно не знали», но войска уже сосредотачиваются. Естественно, возникает вопрос, что будет после того, как Красная Армия развернется на западных границах СССР, притом что не ясно, нападет ли Германия в 1941 г. вообще? «Время упустили, — делает вывод Молотов. — Опередил нас Гитлер!» (выделено мной. — МЛ/.)[93].
Изменение направленности советской пропаганды было четко сформулировано Сталиным 5 мая 1941 г. На банкете в Кремле после торжественного заседания по случаю выпуска курсантов военных училищ был провозглашен тост за мирную сталинскую внешнюю политику. В ответ на него Сталин взял слово. «Разрешите внести поправку, — сказал он. — Мирная внешняя политика обеспечила мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия — армия наступательная»[94].
Это выступление Сталина было взято за основу при составлении ряда директивных документов. В мае 1941 г. в ГУПП Красной Армии был подготовлен проект директивы «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время», который после ряда уточнений был 20 июня утвержден ГВС[95]. Одновременно по поручению секретарей ЦК ВКП(б) А.А. Жданова и А.С. Щербакова в Управлении пропаганды и агитации был подготовлен проект директивы «О задачах пропаганды на ближайшее время»[96]. Проект не удовлетворил секретарей ЦК, и в первых числах июня сам Щербаков составил новый проект директивы «О текущих задачах пропаганды»[97]. В середине мая 1941 г. лекторской группой ГУПП для закрытых военных аудиторий был подготовлен доклад «Современное международное положение и внешняя политика СССР»[98]. Кроме того, следует обратить внимание на выступления о международном положении М.И. Калинина на партийно-комсомольском собрании работников аппарата Верховного Совета СССР 20 мая и перед выпускниками Военно-политической академии им. В.И. Ленина 5 июня, а также на речь Жданова на совещании работников кино в ЦК ВКП(б) 15 мая 1941 г.[99].
