Екатерина Моноусова - Полная история рыцарских орденов
Среди раненых при Лепанто были испанский поэт Сервантес и итальянский художник Вицентино, который увековечил позже это самое кровавое из всех сражений галерных флотов на колоссальном полотне, украшающем с тех пор Дворец дожей в Венеции.
К тому времени Средиземное море уже утратило свою роль форума, на котором решались судьбы политики, поэтому Лепанто не оказало влияния на развитие мореплавания и мировой торговли, прочно переместившейся на атлантическую дорогу, Испания добилась преимущества в западной части Средиземного моря; проникновение турок на континент было приостановлено.
И все же торговля с Левантом была для Европы столь важной, что не только соседние страны, но и атлантические морские державы, Англия и Нидерланды, посылали в Средиземное море свои суда. О масштабах судоходства между средиземноморскими странами свидетельствует и тот факт, что варварийские государства (как называли европейцы магометанские княжества Североафриканского побережья) еще долгое время с огромной выгодой занимались здесь морским разбоем…»
Надо отдать госпитальерам историческую справедливость — их поражения в морских баталиях скорее были исключением из правил. Большая часть столкновений с турками и выходцами из североафриканских стран все же заканчивалась викториями иоаннитов. Причем победы зачастую были столь сокрушительными и подавляющими, что в них трудно было бы поверить, не будь документальных подтверждений. Вот только один пример из начала XVII века, когда рыцарская эскадра неожиданно нагрянула и высадила десант на западный берег Пелопонесского полуострова. Воины почти без труда овладели турецкими крепостями в Патрасе и Лепанто (средневековое название ныне греческого города Нафпактос). Османы лишились при этом около четырехсот бойцов, включая главнокомандующего, госпитальеры же — лишь двух рыцарей и десятерых солдат. Только за первую половину названного столетия в архивах Мальтийского ордена зафиксировано восемнадцать крупных морских побед и успешных высадок в районах Триполи, Туниса и Алжира.
Но, как говорится, война войной, а обед по распорядку. Флибустьерское разгулье в Средиземном море постепенно стихало. Верх брали трезвый расчет и несомненные выгоды торговых контактов. К тому же, Османская империя после серии тяжелых поражений была уже не так воинственна и могуча. В 1683 году ее войска получили очередной чувствительный удар под стенами Вены. Иоанниты тоже стали осторожнее и старались действовать в содружестве с так называемой Антитурецкой лигой. В нее входили Испания, Венеция, Польша и Ватикан. В результате уже не первой войны за Морею, как еще называли Пелопонесский полуостров в средние века, она досталась Венеции вместе с изрядным куском Далматинского побережья. Та, насытившись, в ответ утратила воинственный дух. Соседняя Генуя и герцогство Тосканское еще раньше потеряли интерес к бряцанию оружием. К концу века постоянное пиратское соперничество в Средиземноморье стало мелким и эпизодичным. Наступала новая эпоха.
После разгрома османов войсками Яна Собесского под стенами Вены в 1683 году начинается новый период средиземноморской истории. Он отмечен постепенным упадком могущества Османской империи, потерпевшей ряд чувствительных поражений в Эгейском и Средиземном морях. В ходе войны за Морею (1683–1699 гг.) госпитальеры действовали в тесном контакте с так называемой Антитурецкой лигой. Она объединяла на первом этапе Испанию, Польшу, Венецию и папское государство. Однако союзники действовали все более вяло. На смену средневековой романтике Крестовых походов приходило трезвое стремление развивать торговые связи в Восточном Средиземноморье. Все реже проявляли готовность бряцать оружием Генуя и герцогство Тосканское. Утолила свой аппетит Венеция, проглотив (по Карловицкому миру 21 февраля 1699 года) вожделенную Морею и лакомый кусок Далматского побережья… Перед суверенным военным Орденом госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского, Родосским и Мальтийским замаячил российский период. Интерес оказался взаимным. Уж кто-кто, а Россия была готова в любой удобный момент пощекотать турецкие нервы…
«Губерния Российской империи»
Любителям послушать новости или сегодняшние хроники происшествий наверняка хорошо знакомо название «Институт Склифосовского». Москвичи, попавшие в серьезные передряги, частенько оказываются в его больничных палатах. А многие ли знают, что зародилось это известное учреждение, как… странноприимный дом, подобный традиционным госпиталям, повсеместно открываемым в местах пребывания членов Ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Да, не удивляйтесь, заложил его сын знаменитого петровского боярина, военачальника и дипломата Бориса Петровича Шереметьева. Так он продолжил дело отца, с которого начинались российско-мальтийские связи…
В конце XVII века вступивший на престол молодой русский царь Петр Алексеевич во главе Великого посольства колесил по Европе. Задумавший большие перемены на Руси, государь знакомился с традициями и бытом стран — законодательниц моды и прогресса. Но была у Петра I еще одна цель — влить свежую воинственную кровь в Антитурецкую лигу, в которую Россия вступила, однако застала ее в полусонном состоянии. Остров Мальта — общепризнанный центр борьбы с Османской империей представлял особенный интерес. Туда-то и отправился после посещения Рима боярин Шереметьев вроде бы по личной инициативе. Во всяком случае, в царской грамоте, которая была при нем, значилось, что следует он в Италию и на Мальту по «охоте его». Сам боярин подчеркивал, что отправился в Рим поклониться мощам апостолов Петра и Павла, даровавшим России победу над турками. Мальта же привлекла его желанием «большую себе к воинской способности восприять охоту». Переводя на современный язык, поучиться у рыцарей воинскому искусству.
Но все же главной, хоть и не явной, его задачей была целенаправленная дипломатия. Ведь у России с Оттоманской империей были свои счеты. И наместник Вятский и ближний боярин Петра I имел поручение прощупать настроения Рима перед приездом туда русского Великого посольства. Очень важно было сблизить позиции в «турецком вопросе» российского государя и главы католической церкви. Тот, как и раньше, мог способствовать объединению европейских стран против угрозы с Востока. Порученец Петра I имел для этих целей соответствующие царевы грамоты для папы и Великого магистра ордена госпитальеров. Такие же Петровы посланцы, с намерением заново сплотить партнеров по Антитурецкой лиге, разъехались по Европе и старались взрыхлить боевую почву при дворах в Лондоне, Вене, Праге, Кенигсберге…
На приеме у Его святейшества Иннокентия XII речь Шереметьева и беседы с присутствующими были столь дипломатичны, что сложилось впечатление, будто Борис Петрович признает папу главой Вселенской церкви и сам готов перейти в католическую веру. А посол госпитальеров при папском дворе, сообщая Великому магистру о предстоящем визите боярина, назвал его родственником царя, главнокомандующим войсками, которого милостиво принял Святой отец. К тому времени сорокапятилетний Борис Петрович уже действительно был признанным военачальником, успешно действовавшим в различных кампаниях, включая Крымские походы в 1687–1689 годах.
Нынешний европейский вояж боярина хоть и не мог сравниться с Великим посольством самого Петра I, но тоже проходил весьма внушительно. В его свите было не менее пятнадцати сопровождающих. В Австрии российского вельможу принимал император Леопольд, в Польше — король Август II… Авторитетнейший историк XIX–XX веков, ученый корреспондент Императорской академии наук в Риме, основатель и первый председатель Русского исторического общества в Праге, профессор Евгений Шмурло в своем исследовании о поездке Шереметьева на Мальту писал: «Появлению Шереметьева в Европе современники придавали несомненный политический характер, тем более что сам он, своим поведением, не только не оспаривал такого представления, но, сознательно или бессознательно, давал повод думать, что поездка его предпринята неспроста».
Приезд сановного вельможи из близкого окружения русского царя для чиновников Мальтийского ордена тоже не был рядовым событием. Об этом говорит торжественный церемониал встречи и готовность Великого магистра немедленно приступить к переговорам. Доставила Бориса Петровича Шереметьева на остров галера адмирала мальтийского флота Спинола. Когда судно пришвартовалось в порту Валетты, невзирая на глубокую ночь, с форта Сент-Эльмо его приветствовали оглушительным пушечным салютом. По трапу и до поджидавшей гостя кареты с гербом Великого магистра Раймона де Переллоса его несли в богатом, расписном паланкине. Сам хозяин кареты уже ждал русского посланника. Однако от ночной аудиенции уставший вельможа отказался, сославшись на плохое самочувствие.
