Александр Доманин - Крестовые походы. Под сенью креста
Как бы то ни было, к началу августа под стенами византийской столицы оказалась огромная толпа нищих, оборванных, голодных, но вооруженных людей. До Константинополя дошло около шестидесяти тысяч крестоносцев-крестьян, и всю эту армию нужно было кормить. Причем, эта орда, лишенная мало-мальского понятия о воинской дисциплине, тут же приступила к тому, что у нее получалось лучше всего, то есть к грабежам. Уговоры сохранивших здравомыслие вождей, и даже самого Петра Пустынника, не возымели никакого действия. Нищие ватаги продолжали бесчинствовать: они разоряли сады и виноградники, поджигали дома и, позабыв о своей святой миссии, начали грабить даже церкви и монастыри. После того, как в стычках с «франками» — так называли пришельцев византийцы — вдобавок еще и погибло несколько греков, терпение императора окончательно лопнуло, и он поспешил избавиться от столь опасного соседства. Собрав весь свой флот, он переправил крестоносцев на азиатский берег Босфора, в крепость Циботус (европейцы называли ее Цивитот), непосредственно граничившую с владениями сельджуков. Алексей Комнин, несомненно, понимал, что это плохо вооруженное (Анна Комнина презрительно называла крестоносцев «безоружными толпами») и лишенное дисциплины войско не может воевать с сельджуками. По свидетельству современников, он даже пытался отговорить «паломников» от ведения боевых действий, советуя дождаться прихода рыцарского войска. Но ни его уговоры, ни увещевания Петра Пустынника не помогли. «Христовы воины», охваченные духом благочестия и надеясь на богатую добычу, рвались в бой с сарацинами. В конце концов, Петр Амьенский, г.идя, что его авторитет уже ничему не может помочь, умывает руки и возвращается в Константинополь. С этого момента войско крестьян, лишенное теперь даже иллюзорного единоначалия, было окончательно обречено на гибель.
Впрочем, в первые недели «циботусского сидения» еще ничто не предвещало трагического исхода. В нескольких стычках крестоносцы нанесли поражение мелким сельджукским отрядам, а в начале октября крупный французский отряд совершил рейд под стены Никеи — она находилась в тридцати семи километрах — и вернулся оттуда с богатой добычей. Но удача французов, которая только разожгла аппетиты других отрядов, оказалась последним успехом крестоносцев. Национальные распри, в том числе и вызванные завистью к удачливым французам, окончательно разорвали всякое понятие о единстве «Христова войска», и каждая национальная группа стала действовать сама по себе. Немецкая часть крестоносцев оставила укрепленный лагерь в Циботусе и двинулась на восток в надежде завладеть богатейшей Никеей — столицей Румского султаната. Недалеко от Никеи немецкие крестоносцы заняли укрепление Ксеригордон, но вскоре были окружены в этой крепости огромным войском сельджуков. И течение восьми дней германские крестьяне отбивали атаки врага, но в итоге, преданные своим вождем, неким Рейнальдом, перешедшим на сторону турок, были частью перебиты, частью взяты в плен.
Слух об окружении немецкого отряда дошел до главного лагеря в Циботусе, и все «Христово воинство» немедленно бросилось на выручку. При этом крестоносцы даже не позаботились о самых простых вещах, известных каждому военному — предварительной раз-вёд'ке или хотя бы,боевом охранении. 21 октября 1096 года беспечная армия пилигримов, совершенно не ожидая нападения, приняла свой последний бой в долине, рлсположенной на полпути между Циботусом и Нике-сп. Первые же выстрелы турецких лучников окончательно смешали царивший до этого хотя бы минимальный порядок, а вслед за тем сельджукская конница обрушилась на дезорганизованное крестьянское войско. Для сельджуков — прирожденных воинов — крестоносцы стали легкой добычей. Разгром был полный. Около двадцати пяти тысяч крестьян пало здесь же, на поле битвы, тысячи попали' в плен, и лишь немногим удалось вырваться из кровавого ада и проложить себе путь к побережью, где они были подобраны византийским флотом и вывезены в Константинополь. Но таких счастливцев было очень мало — менее трех тысяч; все остальные нашли на азиатском берегу Босфора только собственную гибель.
Так бесславно и трагически закончилось величайшее народное выступление в истории средневековой Европы — крестовый поход бедноты.
Глава 6. Великое крестоносное воинство и его вожди
Когда деревенская беднота, гонимая религиозным фанатизмом, уже шла по дорогам Европы навстречу своей гибели, феодалы и рыцарство еще только готовились к крестовому походу. Сеньоры собирались обстоятельно — ведь поход обещал быть очень длительным и тяжелым. Нужно было собрать урожай, подготовить оружие и доспехи для себя и своей дружины, накопить достаточно денег, которые могли пригодиться в пути. Стремление феодалов любой ценой добыть деньги жестоко отразилось на крестьянах, и наверняка многие из них пожалели, что не ушли в крестовый поход еще раньше. Ведь теперь каждый землевладелец старался выжать из своих крестьян все, что возможно, все недоимки и платежи за несколько лет вперед. Но и этих денег было, конечно, недостаточно. Широко распространилась сдача феодальных владений в залог с правом выкупа по возвращении из похода. Деньги под залог охотно давали и монастыри, и наиболее дальновидные феодалы, прекрасно понимая, что очень многие крестоносцы никогда не вернутся домой, да и у многих ли почиратившихся потом найдутся деньги на выкуп? Залог стал прекрасной возможностью приобрести, фактически за бесценок, огромные богатства. Доходило и до курьезов: герцог Роберт Нормандский заложил все свои 1вмли (десятую часть Франции) английскому королю 1')плыельму II, своему брату, за десять тысяч марок серебра — сумму, по тем временам огромную, но со-Вбршённо несопоставимую с реальной стоимостью владений (двести-четыреста тысяч марок).
Что же заставляло феодалов идти на такие издержки и немалый риск? Конечно, имели место и совершенно иррациональная, нелепая вера в скорое баснословное обогащение, и свойственная тому веку убежденность в божественном промысле. Но для этой великой лихорадки займов, залогов и продаж имелись и более объективные причины. Чтобы понять эту ситуацию, нужно уяснить, что же представляла собой армия того времени, а в более широком смысле, — и вся средневековая военно-феодальная организация.
Выше уже говорилось об огромной стоимости рыцарской экипировки. Случаи, когда цена рыцарского снаряжения превышала ценность всех его владений, были не так уж редки. Судите сами: вот классическое вооружение феодала той эпохи. Первое место, конечно, занимал рыцарский конь особой тяжеловесной породы. Эти кони проходили долгое обучение и были предназначены не только для перевозки всадника. В бою такой конь превращался в адскую фурию, становясь живым оружием. Он был обучен кусать противника, бить его и передними, и задними копытами, таранить грудью врагов и даже небольшие укрепления. В опытных руках он представлял собой страшную силу. Более поздние времена знают случаи, когда несколько рыцарей обращали в бегство тысячные крестьянские толпы и даже крупные отряды легковооруженных воинов. Не зря уже в наше время конного рыцаря назвали «танком средневековья». Необычайно высокой была и цена рыцарского коня — она достигала, а иногда и значительно превышала сумму в триста золотых безантов, что равнялось годовому доходу крупного баронского поместья.
Собственно оружие рыцаря составляли тяжелый обоюдоострый меч из довольно качественной стали и длинное (порой до шести метров длиной!) деревянное копье с железным ромбо-иидным наконечником. Из-за того, что копья при столкновении с противником часто ломались, требовалось иметь их с собой в изрядном количестве. По этой же причине в бою рыцаря всегда сопровождал оруженосец, одной из задач которого было быстро снабдить господина новым копьем. К слову сказать, экипирование оруженосца, тоже стоившее немалых денег, было заботой рыцаря, а у крупного феодала таких оруженосцев было несколько (иногда десятки). Кроме того, у каждого рыцаря, помимо боевого коня, должен был быть и ездовой, а учитывая невероятную сложность предстоящего похода, то, конечно, и не один. Наконец, немалых средств стоили и доспехи: кольчуга, простая или двойная (кольца в ней искусно сплетались в два слоя, существовали и тройные кольчуги), или латы, в то время еще не сплошные, а также рыцарский шлем. И все это нужно было брать с запасом, так что вслед за крестоносными армиями двигались огромные обозы с доспехами, оружием и продовольствием.
Таким образом, снаряжение даже одного рыцаря с обязательным оруженосцем стоило целого состояния, а с учетом ожидаемых огромных трудностей столь небывалого предприятия, суммы на экипировку еще больше возрастали. Но и это было не все. Крупные затраты феодалов были заложены уже в самой сущности феодализма и связанных с ним принципах формирования армии. Каждый землевладелец, владетель феода* должен был за свой счет снарядить и небольшой военный отряд пехотинцев: лучников, пращников, мечников. Они считались слугами рыцаря и официально не являлись воинами (miles) — таковыми числились только рыцари — однако были хорошо вооружены и представляли собой довольно организованную воинскую силу. Количество таких пехотинцев зависело от богатства и знатности феодала: за мелким рыцарем следовало 3-5 вооруженных воинов, владетельного же князя порой сопровождала целая армия в несколько тысяч человек. По подсчетам современных историков, в среднем на одного тяжеловооруженного конного рыцаря приходилось по десять пехотинцев. Впрочем, пехотинцы — название достаточно условное: в походе эти войска также передвигались верхом на лошадях, а при необходимости и в бой могли идти в конном строю.