Сат-Ок - Тайна старого Сагамора
И столько ненависти вложил старик в эти слова, такую жажду отмщения, будто пленник его один был в ответе за всю боль, всю несправедливость, которые терпят индейцы от белых. Просить его сейчас о какой-то пощаде было бы равносильно тому, что просить милости у голодного волка...
Сагамор взглянул на сидящего рядом лейтенанта, перевел взгляд на сына.
- И вот что главное, - проговорил он раздельно, - как ни мучительно было состояние Зарембы, в голове у него нет-нет и пробежит тревога об оставленном у реки раненом Крученом Волосе. Как он там один, без помощи?..
В минуты, когда мустанг переходил на шаг и лассо ослабевало, офицер решался было заговорить о нем, но тут же отбрасывал эту мысль. "Сказать сейчас - значит вызвать новую вспышку гнева, а это не повлечет ли за собой немедленной с ним расправы, и тогда... тогда они никогда не узнают всей правды... Повременю до более спокойной обстановки. А Крученый Волос, может ли ждать он?.."
Занятый этими мыслями, Заремба не сразу заметил, как показалась деревенька. И только приблизились, выскочила им навстречу с криком и гиканьем толпа индейцев, окружила, сжала их кольцом. Над головой Зарембы замелькали томагавки, копья, стрелы с тупыми наконечниками. Они хоть и не приносили вреда, кроме боли, попадая на обожженные солнцем плечи, но таков обычай - встречать врага во всеоружии.
Хуже были огромные дикие псы, которые, почуяв в Зарембе чужого, бросались к самому его лицу, сверкая страшными клыками. Так, окруженного толпой людей и сворой псов, Зарембу вывели на середину деревни. У поставленных полукругом типи, среди которых одни сверкали белизной, другие, потемневшие от времени, солнца и дождей, представляли жалкое зрелище, стояли воины в оленьих и бизоньих шкурах. Лица их в знак траура племени были закрыты.
Тут же пестрыми стайками толпились женщины: старые скво. сгорбленные годами, изношенные работой, женщины помоложе, еще полные жизни, девушки, чьи стройные тела облегали платья из тонких оленьих шкур. Всех их отличала та особенная красота, которой природа награждает людей высокого душевного склада.
По деревне Заремба шел твердым, несгибающимся шагом, держа голову высоко и прямо, хотя и вели его на ремне, словно пса. У одного из типи шествие остановилось. Сильным рывком он был водворен в жилище. Два воина, неподвижные, словно высеченные из камня, замерли по обеим сторонам упавшего на земляной пол Зарембы. Грудь их и шею украшали ожерелья из клыков медведя, руки крепко сжимали копья, а глаза остро и неотступно следили за пленным.
Первые несколько минут Заремба был неподвижен. И только хотел расправить затекшие члены, как послышался шум голосов, и через щель приподнятой над входом шкуры он увидел своего коня, ведомого молодым индейцем.
"И ты здесь? - мысленно обратился Заремба к своему верному другу. - А ведь мы с тобой боролись за них. Может, плохо, слабо, но как могли. Только кто из них поверит в это?"
Как путник оглядывается на оставшуюся позади дорогу, так и Заремба окинул оставшиеся позади годы. Нет, он не был несправедлив к тому, кто слабее его. Никогда не отдавался и стремлению к богатству, не искал тихой пристани в жизни.
На другой день входная полсть типи откинулась, и, прерывая мысли Зарембы, стремительно вошел вождь. Это был Черная Туча. И тот и другой сразу узнали друг друга. Заремба хотел было встать, но тут же был повален копьем одного из своих караульных.
Не успел Черная Туча вымолвить и слова, как в типи вбежала удивительно красивая, стройная, как березка, девушка.
- Это ты убил Тройного Медведя? Ты оскальпировал его? - проговорила она.
Губы девушки нервно вздрагивали. Сжав маленькие кулаки, она обратилась к Черной Туче:
- Отец, Совет Старейшин должен вынести ему самый жестокий приговор, самую мучительную смерть.
Черная Туча сделал ей знак рукой, требуя удалиться, но она гневно продолжала:
- Если бы это было в бою - тебя можно было бы понять. Но ты убил его как трус - ночью, когда он спал.
- Нет, я не убивал его, - ответил Заремба решительно.
- Ты лжешь! Наш брат бежал от Длинных Ножей (Так называли индейцы солдат - воинов армии США. Название произошло от их оружия - сабель.), а ты... Какой же ты воин, какой мужчина...
И столько прочел Заремба ненависти к себе в ее глазах, столько презрения. Но как ни стонало от боли его тело, как ни страдало самолюбие, где-то в глубине души он Почувствовал восхищение этой молодой индианкой, прекрасной даже в этом, может быть, оправданном гневе.
- Я тоже был в транспорте, - проговорил Заремба, - я спас Мчащуюся Антилопу и много других воинов. Я сам ушел от Длинных Ножей... помог и Тройному Медведю... Только зачем все это я говорю той, у которой глаза подернуты пеленой и она не может отличить друга от недруга, лжи от правды?
- Ах так! - рванулась вперед оскорбленная. Но тут тяжелая рука Черной Тучи легла на ее плечо.
- Уходи! - крикнул он гневно и, схватив извивающуюся в его руках девушку, вытолкнул из типи.
- Как называешься, бледнолицый? - спросил он, присев около пленного, когда стихли крики девушки.
- Зовут меня Заремба. Стефан Заремба.
Глаза вождя внимательно осмотрели лицо говорившего и остановились на его верхней части, где выделялось яркое беловатое пятно шрама.
- Это, Великий Вождь, памятка о твоем томагавке. Помнишь битву в Аппалачах после измены Каменной Стрелы?
- Так ты тот самый белый, который преследовал меня? Я узнал тебя сразу. Ты желал моей смерти, а теперь получишь ее сам. Этого требует мой народ. Смерть за смерть. Пусть бледнолицый уже готовится к своему смертному часу.
- Если я заслужил его, - ответил Заремба твердо, - приму как подобает мужчине и воину, но прежде разреши обратиться к тебе.
- Говори.
- Пошли своих воинов к тому месту, откуда они привели меня. Надо позаботиться о втором твоем брате, которому я помог, - Крученом Волосе.
И Заремба рассказал все, что предшествовало его пленению.
- Правду твоих слов проверю. И пока не узнаю ее, не тешь себя мыслями о спасении, Совет Старейшин решает твою участь, - проговорил вождь и заторопился к выходу.
Никогда раньше не радовался так Заремба своему знанию языка чироков, как сейчас. Это во многом облегчало его задачу в таком положении.
Время тянулось бесконечно долго. Заремба сидел неподвижно, выдерживая, как только мог, взгляды своих часовых, которые буквально пожирали его. Сделай он движение, и они сразу же протягивали к нему свои копья. Заремба решил притвориться спящим.
Раньше ему почему-то казалось, что индейский лагерь - место тишины и покоя. Теперь же, впервые попав в него, убедился, что это не так. До его слуха доносился беспрерывный галдеж собак, плач детей, а главное, не смолкали громкие песни сидящих вокруг костров индейцев, которые исполнялись под ритмичные удары в бубны и трещотки из черепашьих панцирей. Время от времени раздавались военные кличи, от которых холодело под сердцем.
И все-таки сон действительно завладел Зарембой. Проснулся он, когда солнце стояло высоко. Подкралась жара. Теперь его охраняли уже не те молодые, но такие же суровые и неподвижные воины постарше. С неизбежностью своей смерти Заремба уже смирился, хотя где-то в подсознании и теплилась надежда.
И тут послышался громкий крик. Потом заговорили сразу несколько человек, перебивая друг друга. "Это за мной!" - пронеслось в голове, и, глянув в сторону выходного отверстия, офицер решительно встал, скрестив руки на груди.
В эту минуту раздвинулся полог. В типи вошел Черная Туча. Движением руки он удалил воинов, охранявших Зарембу, а ему приказал сесть. Все в нем: и низко опущенные брови над глубоко сидящими глазами, и резко очерченные морщины, изрезавшие его лицо, а главное, голос, каким он приказал пленнику сесть, - не предвещало ничего хорошего. Заремба видел - старик зол.
- В твоих словах была только половина правды, - заговорил Черная Туча сурово, - вторую ты, видно, растерял по дороге сюда. Воины нашли Крученого Волоса, но его разум во власти тьмы. Он не в силах говорить со своими братьями, а между тем, - Черная Туча вгляделся в военный мундир Зарембы, опустил глаза на свою ладонь, - на одежде белого не хватает вот этого, протянул он железную пуговицу, - значит, мой брат Крученый Волос не сразу отдался в руки бледнолицего, была борьба...
- Но на голове у Крученого Волоса была и повязка. Подумай и реши, Великий Вождь, кто мог ее положить, кроме меня.
- В словах бледнолицего сквозят лучи правды, но чем доказать их достоверность Совету Старейшин?..
Заремба нервно повел плечами. В самом деле - чем? Можно ведь допустить мысль, что он, снимая скальп, преследовал выручку от его продажи, а не саму смерть индейца, потому из великодушия и сделал ему повязку. Ничего удивительного не будет, если они и встанут на этот путь, вынося решение о его участи.
Черная Туча сидел, глубоко задумавшись.
- Разум Крученого Волоса, - произнес он как бы про себя, - все еще во власти тьмы... Скажи, - прямо посмотрел он в глаза Зарембы, - зачем тогда, в битве при Аппалачах, ты пошел ко мне?
