Алексей Исаев - Антисуворов. Большая ложь маленького человечка
Что же такое мобилизация? Что Б.М. Шапошников назвал одиумом войны? Слово «мобилизация», с одной стороны, известно всем, с другой, не все понимают, что за ним скрывается. Не будем мудрствовать лукаво и обратимся к «Военному энциклопедическому словарю». Цитирую: «Мобилизация вооруженных сил заключается в планомерном переводе войск на организацию и состав военного времени». Зачем нужна мобилизация, вполне очевидно. Ни одна страна не может себе позволить постоянно содержать массовую армию большой войны. Поэтому в мирное время армия хранится, подобно сухофрукту, в скукоженном виде, готовая в случае необходимости стать титаном для битвы колоссов. Переход из состояния сухофрукта в состояние титана — это переход к штатам военного времени. Что такое штаты мирного и военного времени? Возьмем основное тактическое соединение, дивизию. Например, в мирное время в 1940 г. стрелковая дивизия РККА должна была иметь численность 6 тыс. человек, а в военное — 17 тыс. человек. Такое сжатие в мирное время достигалось тем, что в каждом батальоне было по одной роте, а остальные «обозначались», то есть существовали только на бумаге. Вместо 27 рот (3 полка по 3 батальона по три роты) существовало 9 рот, а еще 18 разворачивались из резервистов в процессе мобилизации. В свернутой дивизии, кроме того, отсутствовали вспомогательные номера расчетов орудий. Большой вклад в сжатие дивизии до численности мирного времени вносили тылы (ездовые, водители, кашевары и хлебопеки), создававшиеся в военное время практически с нуля. Соответственно в случае войны в течение нескольких дней дивизия превращалась в полновесное армейское соединение. В 1—3 сутки прибывали резервисты, бывшие рабочие, крестьяне, учителя и врачи. Далее подразделения сколачивались, проводились батальонные и полковые учения и готовый кубик армии направлялся к фронту. И те же принципы пронизывали всю структуру вооруженных сил, от дивизии до армии и фронта. Принцип был один и тот же: в мирное время — необходимый для обучения минимум, в военное — оптимальная для боевых действий структура. Система эта была общей для различных государств, отличия не носили принципиального характера.
Начнем разговор, осветив вопросы теории мобилизации 20—30-х годов. Что пишет Владимир Богданович:
«Эти мысли в разной последовательности высказаны разными авторами. Б.М. Шапошников отличается от всех предшественников только тем, что выражался предельно ясно, кратко, категорично:
«Мобилизация является не только признаком войны, но и самой войной. Приказ правительства об объявлении мобилизации есть фактическое объявление войны».
«В современных условиях мобилизующее государство должно заранее принять твердое решение о ведении войны».
«Под общей мобилизацией понимается такой факт, когда уже не может быть возврата к мирному положению».
«Мы считаем целесообразным видом мобилизации только общую, как напряжение всех сил и средств, необходимых для достижения победы».
Чтобы понять смысл высказываний Шапошникова, нужно вспомнить, что собой представляет книга «Мозг армии». Это исследование, посвященное подробному описанию событий последних мирных месяцев 1914 года. Рассказ ведется по дням, едва ли не по часам. В конце книги даются общие выводы. Если не выдергивать предложения из контекста, то смысл процитированного Суворовым текста совсем другой. Приведенные Владимиром Богдановичем цитаты — это не столько руководство к действию, сколько критика действий высших руководителей России 1914-го. Позволю себе процитировать отрывок из «Мозга армии», достаточно четко объясняющий смысл тезисов Бориса Михайловича. «Одним словом, насколько в западных государствах мобилизация объявлялась при решенной уже войне, настолько в Петербурге не было твердого решения о ведении войны, и указы о мобилизации можно объяснить, с одной стороны, намерением подкрепить дипломатические требования к Австрии, а с другой — испугом возможного нападения Германии и Австро-Венгрии, при сознании факта запаздывания в своей боевой готовности. Четкого понимания современного политического значения мобилизации не было ни у дипломатов, ни у верховной власти, ни у русского генерального штаба. Последний смотрел на мобилизацию с точки зрения лишь боевой готовности, не входя в обсуждение того, насколько мобилизация являлась преддверием войны.
Мы оставляем в стороне все доводы Сазонова Пурталесу, все заверения Сухомлинова и Янушкевича германским военным представителям, что русская мобилизация не создает опасности европейскому миру. Можно с уверенностью сказать, что Германия не дала бы спокойно закончить мобилизацию ни в России, ни во Франции, хотя обе они об этом и мечтали.
«Мобилизация на пороге мировой войны являлась преддверием войны, фактическим ее объявлением и только в таком смысле и могла быть понимаема.
[...]
В наши дни политическое значение мобилизации не только не уменьшилось, но, наоборот, еще более возросло, поскольку этот военный акт захватывает все области жизни государства. Поэтому в современных условиях мобилизующее государство должно заранее принять твердое решение о ведении войны. Если в 1914 году никого нельзя было запугать частными мобилизациями, то тем более ныне подобные мобилизации менее всего составят действительную угрозу». (Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М.: Воениздат, 1974. С. 552, 553.)
Таким образом, когда Б.М. Шапошников говорит, что мобилизация — это война, имеется в виду как раз сам факт начала мобилизации. Как открытой, так и скрытой. Начало мобилизации, становящейся известной противнику, в условиях 20-го столетия фактически означает начало войны. Борис Михайлович оперирует событиями Первой мировой и главой своей книги, посвященной мобилизации, предупреждает властителей о том, что объявлением мобилизации нельзя бросаться направо и налево, использовать это как средство политического давления.
Какие же были сделаны выводы из событий Первой мировой? Версия Владимира Богдановича выглядит так ( «День М»):
«Теперь представим себя в гулких коридорах штаба РККА где-нибудь в 1925 году. Перед стратегами стоит задача подготовки новой мировой войны с целью, как выражался товарищ Фрунзе, „завершения задач мировой революции“. Задача стратегам поставлена непростая: учесть ошибки всех армий в начальном периоде Первой мировой войны и подготовить новую войну так, чтобы государство не разорить, противника не вспугнуть и чтобы армию развернуть такую, удар которой будет и внезапным, и сокрушительным».
После того как читатель представил себе в роли руководителей РККА 20-х генерала-злоумышленника Иван Пьётр из голливудского боевика (зверское лицо, униформа с погонами до локтя, vodka в граненом стакане, портрет Ленина на стене), В. Суворов подсовывает ему хитроумный план.
«И был разработан принципиально новый план вступления в войну. Вот краткое его содержание.
1. Процесс мобилизации разделить на два этапа: тайный и открытый.
2. Первый тайный этап — до начала войны. [...] армию увеличить до 5 миллионов солдат.
3. Ради маскировки первый тайный этап мобилизации растянуть во времени на два года, кроме того, тайную мобилизацию маскировать локальными конфликтами.
4. Этап тайной мобилизации завершить внезапным сокрушительным ударом по противнику и одновременно начать второй открытый этап мобилизации [...]»
Далее идет традиционный далекоидущий вывод: «Как начинать тайную мобилизацию за два года до вступления в войну, если момент вступления в грядущую войну нам не известен? Советские стратеги и на этот вопрос нашли ответ: следует не идти на поводу у событий, не ждать, когда война возникнет стихийно, сама собой, в неизвестный для нас момент, а планировать ее, УСТАНОВИТЬ момент ее начала».
На самом деле Владимир Богданович просто не в курсе. В 1925 г. в гулких коридорах были совсем другие проблемы. В январе 1924 г. ЦК назначил специальную комиссию под председательством С.И. Гусева в составе М.В. Фрунзе, К.Е. Ворошилова, Г.К. Орджоникидзе, Н.М. Шверника и других для всестороннего обследования состояния Красной Армии. После нескольких месяцев работы комиссия сделала неутешительный вывод. «Красной Армии, — говорилось в докладе комиссии, — как организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы, у нас в настоящее время нет. В настоящем своем виде Красная Армия небоеспособна». Такая же уничтожающая оценка содержалась и в резолюции пленума ЦК, принятой по результатам работы комиссии:
«Заслушав доклад комиссии и единогласно принятые ею резолюции, пленум ЦК констатирует наличие в армии серьезных недочетов (колоссальная текучесть, полная неудовлетворительность постановки дела снабжения и пр.), угрожающих армии развалом». (Антошин A.M. Военная реформа 1924—1928 гг. М.: РИО ВЮА. 1951. С. 8.)
Но, как читатель догадывается, гулкие коридоры были не только в штабе РККА, но и в штабах других армий. Соответственно в этих штабах раздумывали о том, как можно избежать недостатков и просчетов, сопровождавших вступление в Первую мировую войну. Как говорил Ф.М. Достоевский, «Все мы вышли из гоголевской „Шинели“. Точно так же все военные теории 30-х годов вышли из опыта Первой мировой войны. В отношении мобилизации таким опытом был июль — август 1914 г. Сама по себе идея скрытой мобилизации с целью упреждения противника и удара развернутой армией новинкой не была. В России в 1913 г. был установлен так называемый подготовительный к войне период. В период с марта до июля 1914 г. шли общие мероприятия по усилению армии. Например, были задержаны под знаменами призванные на сборы весной 1914 г., 27 марта был запрещен вывоз верховых лошадей за границу. А 26 июля 1914 г. был объявлен подготовительный период. Полевые войска в европейской части России были переведены на военное положение. Подвижной состав отводился из приграничных округов, накапливались запасы продовольствия в районах развертывания. До 30 июля, официального начала мобилизации, многие части были доведены до численности военного времени. См.: Г. Куль. Германский генеральный штаб. 1922. С. 68 и 80. Пишет об этом и Б.М. Шапошников в своих воспоминаниях:
