Вильям Похлебкин - Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1
Возможно даже, что подобного документа не существовало или что он был изготовлен позднее или фальсифицирован, ибо в XV в. новгородцы не могли предъявить его московскому правительству, и Новгород был как республика ликвидирован в 1471 г. Иваном III и присоединен к Москве.
Важно, однако, то, что начиная с середины XI в., т. е. сразу после смерти Ярослава Мудрого, его льгота стала интерпретироваться новгородскими местными городскими
властями как свидетельство внешнеполитической автономии, а затем и независимости Новгорода и в течение следующих ста лет — с 1054 по 1136 г. — служить для постепенного выторговывания и отвоевывания у киевских князей все новых и новых льгот, поблажек и прямых отступлений от своих суверенных прав в отношении Новгорода и всей Новгородской земли. Это и привело в конце концов к формальному отделению Новгорода, к созданию и провозглашению Новгородской феодальной республики как совершенно самостоятельного, независимого Русского государства со своей особой внешней политикой.
Конечно, не сам акт Ярослава, носивший вначале чисто финансовый, фискальный характер, был истинной основой обособления Новгорода от Древней Киевской Руси, а различия в хозяйстве, в экономике Киева и Новгорода, во внешнеэкономической, внешнеторговой, а потому и во внешнеполитической ориентации этих двух государственных образований. Но акт Ярослава Мудрого был важным стимулом, предлогом и формальным толчком к такому обособлению. Поскольку наличие или отсутствие даннических отношений было в ту эпоху (X—XI вв.) главным мерилом суверенитета и внешнеполитической независимости, то чисто финансовый акт объективно приобрел характер основополагающего внешнеполитического документа, на который всегда (в течение 250 лет!) ссылались новгородцы, оправдывая свой сепаратизм.
Внешнеэкономическая и внешнеполитическая ориентация Новгорода и его «пригородов» — Ладоги, Изборска, Белооэера, Яма и Торжка, Пскова, Порхова, Великих Лук — объяснялась, во-первых, их географическим положением, во-вторых, историческими связями и, в-третьих, хозяйственными особенностями новгородских земель.
1. Центром Новгородской земли, т.е. Новгородского государства и его колоний, был северо-западный угол Руси, тесно примыкавший к Балтийскому морю, В этом регионе географически господствовала так наз. Алаунская возвышенность, откуда начинались все сколь-ннбудь значительные русские реки. На юг отсюда истекал Днепр; на запад — Западная Двина, Свирь, Нева; на восток и юго-восток — Волга; на северо-восток — Сухона; на север — Волхов, Онега и Северная Двина со своими притоками, из которых крупнейшими являлись Вага и Юг (Юки).
В условиях лесистой, болотистой, бездорожной, непроходимой и непроезжей для конницы местности реки как транспортные артерии имели колоссальное стратегическое
и хозяйственное значение. Кто владел рекой, тот владел и страной, лежащей в ее бассейне. Теснее всего Новгород был связан с западом и севером, куда шли от него полноводные и относительно короткие водные пути.
2. Исторически Новгород тесно был связан со Скандинавией. Оттуда пришли первые князья. Из Новгорода они часто выезжали туда в изгнание, для набора новых дружин, за оружием и просто в гости. Из Скандинавии — из Норвегии и Швеции — в Новгород непрерывным потоком приезжали скандинавы: отчасти для службы, но главным образом в гости либо к своим родственникам -князьям, либо к своим родственникам-купцам, либо к своим родственникам — наемным дружинникам. При княжеских дворах именно в Новгороде чаще, чем в Киеве, воспитывались скандинавские принцы из семей изгнанных из Норвегии и Швеции конунгов. Эти частые и многочисленные гости приезжали нередко со своими слугами, с купцами-торговцами да и сами привозили товары для продажи или чаще скупали в Новгороде и увозили с собой в Скандинавию разные товары, в основном легкие для транспортировки, и дорогие, ценимые в Европе новгородские меха. Отсюда понятия «гости» и «купцы», «торговцы» оказались тесно связанными и в конце концов полностью стали отождествляться с торговцами, которые не являлись вообще ни родственниками, ни гостями тех иностранцев, которые проживали в Новгороде. За скандинавами, частыми посетителями Новгорода в IX, X и до середины XI в., стали приезжать и немцы — вначале датские, «балтийские» немцы, затем вообще ганзейцы, затем голландцы. Так укрепилась, сделалась традиционной связь Новгорода с Балтикой (балтийскими странами). Новгородцам легче было сделать набег на Финляндию или Швецию, чем добраться до лесостепи внынешних Тульской, Калужской или Орловской областях.
Нарва, Ревель, Дерпт, Рига, Выборг, Або, Стокгольм, Висбю (о-в Готланд), Данциг, Любек — эти адреса как пункты регулярных поездок новгородских купцов отмечают летописи, акты и договоры Новгорода в XI, XII, XIII и XIV вв. До сих пор сохранились тексты договоров Новгорода со Скандинавией и Ганзой в 1195, 1252—1256, 1270, 1323, 1326 гг., не говоря уж о более поздних годах.
Новгородско-ганзейская, новгородско-европейская внешняя торговля велась интенсивно, масштабно и регулярно, в то время как внутренней торговли в нашем современном понимании у Новгорода практически совершенно не существовало. И уже одно только это обстоятельство должно было сильно отличать Новгород от других русских государств и придавать его внешнеэкономическим связям основополагающее значение для его внешнеполитической ориентации. Изменить же свою ориентацию он не мог — это было бы равносильно его ликвидации как особого государства. Вот почему он держался своей прозападной (проганзейской) ориентации до последнего, до конца XV в., т.е. до того момента, когда эта ориентация пришла в явное противоречие с внешнеполитическими интересами Московского государства.
Весьма показательно, что фактическое обособление Новгорода от остальной Руси было настолько разительно, настолько бросалось в глаза современникам, что уже спустя 40 лет после формального провозглашения новгородской независимости даже тогдашние русские князья воспринимали Новгород как иностранное государство, а не Русь. Так, в 1178 г. летописец отмечал: «Прислаша новгородци мужи свои ко Мьстиславу Ростиславичу, зовучи и Новгороду Великому. Он же нехотяше ити из Руськой земли... Хотя страдати за отцину, хотя исполни-ти отечьствие свое. Мужи свои ре куче ему: брате, аще зовуть тя с честью, иди. Он же рекучи: А тамо ци не наша отцина»*. (Цит. по Русские юридические древности. — Т. II. — СПб., 1896. — С. 345).
К сожалению, историки новейшего времени совершенно упускали из виду это обстоятельство и даже игнорировали его, приписывая все факты (в том числе и внешнеполитические) из истории Новгорода общерусской истории, общерусскому государству, хотя они вовсе того не касались, а относились, строго говоря, к иностранному государству с другой, не русской, часто совершенно противоположной внешней политикой.
3. Хозяйственной особенностью Новгорода, спецификой его экономики было то, что она целиком базировалась не на производстве, а на двух экономически преходящих, конъюнктурных устоях:
1) экстенсивном использовании природных экономических богатств страны, выражавшемся в собирательстве, охоте, рыболовстве и в ограблении (буквальном) подвластных даннических народов (кареов, чуди, пермяков, манси, ненцев, лопарей, югров, комиутиров), в хищнической эксплуатации природных ресурсов;
2) внешней торговле (уже охарактеризованной по своему направлению выше) и в реэкспорте (спекулятивном) западных товаров в глубь Руси, а русских и восточных товаров — на Запад.
Сам Новгород ничего не производил, в том числе и не вел даже сельского хозяйства, закупая хлеб каждый раз там, где было выгоднее и удобнее, — либо в Германии, либо в русских княжествах, расположенных южнее и восточнее самого Новгорода (Суздальском, Нижегородском, Московской).
Отсюда и непонятные нам ныне резкие смены экономической конъюнктуры в Новгороде — от пышного процветания, когда пуд хлеба и пуд меда стоили несколько копеек — буквально 2 - 2,5 коп., и до жесточайшего голода, когда ели человеческие трупы, крыс и собственных детей, причем подобные периоды сменялись не спустя десятилетия, а нередко спустя год-два. Беспечность, неумение и нежелание делать запасы, экономно расходовать ресурсы, непредусмотрительность и наряду с этим бездумное растранжиривание природного сырья и дешево доставшихся товаров зачастую просто поражают историка.
Чтобы стали понятны масштабы и характер экстенсивной экономики, которая велась Новгородом на протяжении почти трех столетий непрерывно и привела к истощению природных ресурсов и тем самым к ликвидации экономической и политической независимости этой феодальной республики, перечислим статьи поступлений от экстенсивных промыслов и от грабежей колоний:
