Юрий Ненахов - Войны и кампании Фридриха Великого
Не сосчитать славных боев и сражений, где русские и пруссаки стояли плечом к плечу: 1813 год — Вайсенфельс, Лютцен, Герлиц, Кацбах, Бауцен, Кульм, Дрезден, Данциг, Денневиц, «Битва народов» при Лейпциге, Гросс-Беерен, Вальтерсдорф; 1814 год — Бриенн, Ла-Шоссе, Ла-Ротьер, Монмирайль, Шато-Тьерри, Вошан, Морман, Вильнев, Монтеро, Краон, Лаон, Реймс, Арси-сюр-Об, Фер-Шампенуаз и, наконец, Париж. И русские, и пруссаки без раздумий выручали друг друга из трудных ситуаций, не строя никаких взаимных интриг (в отличие от тех же австрийцев), а старик Блюхер всегда требовал, чтобы его личный конвой состоял только из казаков. За эти два года были спаяны кровью традиции боевого братства, которые свято хранились вплоть до конца XIX века.
Будущий первый император Германии Вильгельм I тоже отличился в эту войну. В бою при Бар-сюр-Об в 1814 году он, тогда 17-летний капитан принц Вильгельм Прусский, возглавил штыковую атаку русского Калужского полка и получил за храбрость орден св. Георгия 4-й степени. Когда 26 ноября 1869 года этот русский орден праздновал свое столетие, Вильгельм I оказался старейшим из георгиевских кавалеров. На орденский праздник он командировал в Петербург своего брата принца Альбрехта и своего флигель-адьютанта полковника Вердера. Александр II, возложивший на себя ленту Георгия 1-й степени, пожаловал это высшее военное отличие и королю Пруссии.
На поздравительную телеграмму императора Вильгельм немедленно ответил: «Глубоко тронутый, со слезами на глазах, обнимаю Вас, благодаря за честь, на которую не смел рассчитывать… Осмелюсь просить Вас принять мой орден Pour le Merite. Армия моя будет гордиться, видя Вас носящим этот орден. Да хранит Вас Бог!» Старик король был совершенно искренен: «Her, какова оказанная мне честь! — восклицал он в письме к брату. — Я счастлив в высшей степени, но совершенно потрясен. От избытка чувств я едва не уронил листа, и слезы показались у меня при воспоминаниях…»
После окончания «наполеоновских гроз» был подписан «Священный союз» между русским и австрийским императорами и королем Пруссии. И только Фридрих Вильгельм III и Александр I действительно соблюдали его положения. Уже в период «Ста дней», после бегства короля Людовика XVIII Наполеон нашел в Тюильри проект войны Австрии, королевской Франции и Англии против… России и Пруссии. Прусский король и русский император до конца дней сохранили самую тесную дружбу. Она продолжилась и с воцарением Николая I — зятя короля[79]. Николай и прусский принц-регент Вильгельм (король Фридрих Вильгельм IV страдал мозговой болезнью и был отстранен от управления страной) тоже дружили всю свою жизнь.
Пруссия была единственной европейской страной, не выступившей (прямо или косвенно) против России в Крымскую войну 1853–1855 годов. То, что происходило потом, лучше всего (правда, несколько не в тон всей своей книге) описал тот же Керсновский: «Период с 1863 по 1875 год явился расцветом тесной русско-прусской дружбы, далеко выходившей за рамки простого дипломатического союза. С русской стороны дружба эта носила характер прямо задушевный, с прусской Вильгельм I лично платил своему царственному племяннику тем же…
Победа Пруссии над Австрией в 1866 году приветствовалась у нас и правительством, и обществом. В „сферах“ радовались победам дяди государя и августейших шефов российских полков (вдобавок „верных и неизменных друзей России“ и доблестных братьев по оружию при Лейпциге). В обществе приветствовали победу школьного учителя — победу „демократической“ и просвещенной армии прусских „солдат-граждан“ над реакционной и клерикальной аристократией Габсбургов.
Столь же радостно встретил придворный и официальный Петербург триумфальные победы пруссаков в 1870 году. Эти победы воспринимались как реванш за Альму и Инкерман (места поражения русских от англо-французов в 1854 году. — Ю. Н.). За Седан Мольтке была пожалована Георгиевская звезда. Белые крестики засияли в петлицах лихих прусских командиров Гравелота и Сен-Прива, а то и на воротниках у тех, кто уже получил эту высокую русскую боевую награду за Кенигрец и Наход. Дипломатическая помощь, оказанная Россией Пруссии была такова, что, извещая из Версаля официальной телеграммой Александра II об образовании Германской империи, Вильгельм I мог ответить: „После Бога Германия всем обязана Вашему величеству…“» (Керсновский А. А. История Русской Армии. С. 409).
Малоизвестным является факт, что в 1864 году Александр II предложил Пруссии начать совместную войну против Австрии, Англии и Франции, однако пруссаки отклонили это предложение (Бисмарк сказал, что в случае победы Россия станет вершить судьбы всего мира и «сядет на длинный конец рычага»; прямодушный Вильгельм так и отписал в Петербург).
Однако вскоре все изменилось. Был убит Александр, скончался старик Вильгельм. Их наследники — Александр III в России и Вильгельм II в Германии (император Фридрих I был сторонником самого тесного союза с Россией, но умер от неизлечимой болезни, не процарствовав и года) стали понемногу отдаляться друг от друга, что в конечном счете привело к трагедии 1914 года.
Справедливости ради стоит сказать, что при всей взбалмошности и непредсказуемости младшего Вильгельма первую скрипку в этом охлаждении играли все же русские. Врагами Германии были Франция (испокон веков) и Англия (ввиду столкновения колониальных интересов). Россия же в числе врагов Германии не числилась, хотя и ближайшим союзником уже не была. При этом и Александр III, и Николай II встали на скользкий путь сближения с удаленными на тысячи миль Францией и Англией, а не с близлежащей Германией, с которой им по-прежнему нечего было делить. В этой ситуации немцам пришлось забыть о вековой вражде и, в свою очередь, заключить союз с Австро-Венгрией — а последняя как раз имела массу противоречий с Россией.
Этот противоречивый клубок интриг вовлек Германию и Россию в Первую мировую войну — войну, которая не была нужна им обеим. Все же тень прежней дружбы еще сохранялась и летом 1914 года. Вспомним, что и Вильгельм, и Николай до последнего оттягивали приказ о мобилизации друг против друга (планировалось, что Германия будет воевать против Франции, а Австро-Венгрия — против Сербии при невмешательстве прочих стран Европы): кайзер вначале даже вернул с полдороги своего курьера, везшего приказ в Генштаб. Начавшаяся вскоре война погубила обе империи и швырнула их в пасть тоталитарных режимов. В выигрыше остались только смертельные враги обеих монархий — Франция и Англия в компании с замаячившей на горизонте Америкой.
Никогда Пруссия не собиралась нападать на Россию (мало кто осознает, что и в 1914-м русские первыми перешли германскую границу, прикрытую всего лишь одной 8-й армией кайзера). Смена союзников, а затем и вступление обеих стран в Первую мировую войну стало величайшей взаимной ошибкой их правителей и величайшим успехом их взаимных недругов. Возвращаясь к теме нашей книги, напомню, что и в Семилетнюю войну ударившая Фридриха в спину Россия воевала за чужие интересы — интересы своих же собственных врагов.
Думаю, я достаточно убедительно развенчал словопрения об «агрессивности» Фридриха II и «миролюбии» Елизаветы Петровны. Да и так ли уж отличаются прусские властители вообще и Фридрих в частности от своих русских визави? Да, Гогенцоллерны создавали свою будущую империю, «округляя» свои владения за счет соседних князьков, обманывая, изворачиваясь и совершая неспровоцированные агрессии. Однако вспомним, что округляли-то они немецкие земли — и округлили-таки.
Нынешняя ФРГ — это плод более чем трехвековой деятельности Гогенцоллернов: курфюрстов Бранденбурга, королей Пруссии, императоров Германии. Кроме того, почему-то в других странах такое «округление» не считается предосудительным. Например, Италия в 60-е годы XIX века тоже была объединена вокруг Пьемонта (Сардинское королевство), правители которого действовали так же, как и пруссаки (только сил у них было меньше). Однако никто не считает процесс «округления» пьемонтских территорий чем-то зазорным. Как же — ведь на стороне сардинцев сражался Гарибальди!
Так или иначе, Пьемонт объединял Италию, Пруссия — Германию. Присоединяемые земли говорили на одном языке с «агрессорами», были одной веры, имели общую историю и культуру. И совсем по-иному дело обстоит с Россией. Последняя включила в свой состав все без исключения исконно русские земли еще в допетровский период (кроме, возможно, лишь «западнорусских» территорий, входивших в состав Великого княжества Литовского, однако вряд ли стоит безоговорочно считать их русскими — белорусы и украинцы, например, считают совсем по-другому). Поэтому внешняя политика, принятая Петром I и его последователями, стала столь же неприкрыто агрессивной, как и у пруссаков, но значительно более крупной по масштабам.