Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь
У Московского княжества не было союзников: ни искренних, ни корыстных. Искренними следует считать членов своего суперэтноса. Для уходящей Руси и рождающейся России друзьями были православные: греки, болгары, сербы, грузины, валахи. К сожалению, в 1385 г. турки взяли Софию, в 1389 г. победили сербов на Косовом поле, после чего через год оккупировали Болгарию, а с 1394 г. началась блокада Константинополя. В эти же годы (1386—1403) Тимур рядом походов обескровил Грузию. Искренних друзей не осталось, пришлось прибегать к помощи корыстных.
Латиняне, как именовали западноевропейских католиков, тоже страдали от турок, вытеснивших каталонцев из Средней Греции, но сила Европы была велика и папский престол нацелил ее на спасение Константинополя, полагая, что этой ценой он купит воссоединение Восточной церкви с Римом.
Наиболее сильным и энергичным среди государей Европы был Сигизмунд, король венгерский и богемский. Он возглавил Крестовый поход против турок в 1396 г. Карл VI послал на помощь Сигизмунду маршала Бусико, графа д’Эсского, графа Неверского, 1 тыс. рыцарей и 6 тыс. наемников. Из Германии пришли подкрепления под началом приора иоаннитов и других вельмож. В пути к 100-тысячному крестоносному войску присоединились валахи, и под Никополем (в Сербии) все это войско было наголову разбито турками, которых поддержали сербы, опасавшиеся Запада больше, чем мусульманского Востока. Корыстные «друзья» были опаснее врагов. Этническая система растущей пассионарности победила систему, стоявшую на рубеже надлома. Казалось бы, у Москвы было меньше шансов, чем у ее соседей. В 1353 г. по московской земле прокатилась чума, в 1380 г. произошло страшное кровопролитие на поле Куликовом, а в 1382 г. было похоронено 24 тыс. москвичей, зарубленных татарами. Откуда было взяться силам? Традиционная историография ответа не дает.
Обратимся к этнологии. Сила этноса прямо пропорциональна количеству пассионариев и обратно пропорциональна числу субпассионариев. Значит, как умножение пассионариев, так и сокращение субпассионариев дает одинаковый результат.
«Черная смерть» косила тех и других, но она «гостила» недолго. После эпидемии люди, потерявшие близких, были в шоке, но среди пассионариев реадаптация шла быстрее; они восстанавливали семьи и хозяйство, а субпассионарии оплакивали свою судьбу.
Во время любой битвы конница рубит только бегущих. Когда на широком Куликовом поле погиб передовой полк и «москвичи, яко непривычны к бою, побежаху», то ясы, касоги и ногаи гнались за ними. Те же, кто собирался в «ежики» и защищался, имели больше шансов на спасение, а засадный полк почти не имел потерь. И наконец в августе 1382 г. воины отдыхали в деревнях; тот же, кто оставался в Москве, старался выбраться, а не напиться граблеными медами. Они-то и уцелели. Так процент субпассионариев естественным образом снизился, и резистентность Московского княжества возросла настолько, что Витовт ограничился взятием Смоленска в 1395 г. и заключил мир с Василием I.
Но, несмотря на явное усиление, Василий Дмитриевич не порывал союза с Тохтамышем, ибо этот барьер разделял Россию с главным и страшным врагом — Тимуром, возродившим угасавшую культуру мусульманского суперэтноса. А призрак покойника всегда страшен, будь то призрак человека или суперэтноса.
И вот Тохтамыш не только разбит — такая беда может приключиться с кем угодно, но хуже того — он изменил вековой традиции союза Орды и Руси. Ведь только благодаря русской доблести он усидел на золотом престоле Сарая и без пролития татарской крови избавился от узурпатора Мамая. Русский город Елец был разрушен и разграблен. И вот Тохтамыш договаривается с Витовтом и предает ему белокаменную Москву!
Но, с другой стороны, враг Тохтамыша хан Темир-Кутлуг и его друг Едигей — ставленники страшного Тимура, который может сотворить больше бед, чем Витовт и Тохтамыш. Что мог сделать великий князь Василий Дмитриевич? Только одно — выжить! И судьба, т. е. историческая закономерность, спасла Россию.
213. Роковое мгновение
Встретившись в Киеве, князь и хан нашли общий язык. Тохтамыш уступил Витовту права на Русь, а Витовт обещал помочь Тохтамышу вернуться в Сарай, чтобы потом жить в мире и дружбе. Осуществлению этого проекта мешали только Темир-Кутлуг и Едигей, которых надо было выгнать из Сарая, что представлялось несложным, потому что Тимур в 1398 г. увел своих ветеранов в Индию, а оттуда год спустя — в Грузию, Сирию и Ирак. Только в этих богатых странах «солдатский император» мог рассчитывать на обильную добычу, чтобы расплатиться с собственными воинами. В Сибири такие средства собрать было невозможно, а вести измотанное боями и переходами войско на Русь было слишком рискованно. Поэтому Темир-Кутлуг и Едигей были предоставлены своей судьбе, а великий князь Василий Дмитриевич вообще оставлен без внимания и пребывал в нейтралитете. Ничего другого ему не оставалось, так как для православной Москвы католический и мусульманский суперэтносы были равно враждебны, а сибиряк Тохтамыш оказался изменником.
Темир-Кутлуг не мог не ощущать нестойкость своего престола. Сторонников Тохтамыша в Поволжье было много, и если бы он вернулся на берега Волги с мощным литовским союзником, то они бы охотно сбросили марионеточного хана, участвовавшего в разгроме их страны. Поэтому Темир-Кутлуг применил тимуровскую стратегию: он повел свое небольшое войско на Днепр, условившись с Едигеем о встрече перед решающей битвой.
Витовт отнесся к предполагаемой операции с полным вниманием и предусмотрительностью. Литовско-белорусское войско было усилено польской шляхтой и отрядом немецких рыцарей из Пруссии. Всего около 100 тыс. воинов. Бунчуки сибирских татар, прибывших в Литву с Тохтамышем, терялись в общей массе стягов, знамен и рыцарских значков. Однако только татары представляли возможности своих противников.
Темир-Кутлуг послал Витовту ультиматум: «Выдай мне беглого Тохтамыша! Он мой враг, не могу оставаться в покое, зная, что он жив и у тебя живет, потому что изменчива жизнь наша: нынче хан, а завтра беглец, нынче богат, а завтра нищий, нынче много друзей, а завтра все враги. Я боюсь и своих, не только что чужих, а хан Тохтамыш чужой мне и враг мой, да еще злой враг; так выдай мне его, а что ни есть около его, то все тебе».[1168] Витовт отказал и встретил татарского хана на берегу Ворсклы.
Темир-Кутлуг снова вступил в переговоры: «Зачем ты на меня пошел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих».[1169] Витовт потребовал полной покорности, угрожая предать мечу всю Орду.
Витовт, уже объявивший себя «великим князем Литвы и Руси», был так уверен в превосходстве своих сил, что поддался на удочку Темир-Кутлуга и затянул переговоры. А за это время успели подойти войска Едигея, и сразу все изменилось. Едигей потребовал у Витовта свидания и заявил ему: «Князь храбрый! Наш хан не мог не признать тебя старшим братом, так как ты старше его годами. Но, в свою очередь, ты моложе меня. Поэтому будет правильно, если ты изъявишь мне покорность, обяжешься платить мне дань и на деньгах литовских будешь изображать мою печать».
Витовт вспыхнул, и 12 августа 1399 г. литовские войска под прикрытием артиллерийского огня перешли на левый берег Ворсклы. Но пушки и пищали оказались в широкой степи малоэффективны. Зато литовская конница стала теснить строй татар Едигея.
Тому этого и надо было. Он сдерживал расстроенные полки Витовта ровно столько времени, сколько понадобилось Темир-Кутлугу для того, чтобы обойти литовцев с фланга и ударить по тылам. В литовском войске возникла паника. Первым с поля боя бежал Тохтамыш, хорошо усвоивший неодолимость тимуровской тактики. Он-то знал, что Темир-Кутлуг и Едигей были учениками Тимура. Затем бежал пан Щурковский, громче всех требовавший татарской крови. Витовта вывел в глухой лес казак Мамай, один из потомков знаменитого темника. В лесу они блуждали три дня, пока Витовт не обещал своему проводнику княжеский титул и урочище Глину. Тот немедленно нашел дорогу… и ему должны быть за это благодарны его потомки. В том числе Иван IV Грозный.
А на берегах Ворсклы шло жуткое побоище. Татары рубили несопротивлявшихся литовцев, поляков, немцев и русских. Те бежали 500 верст, до самого Киева, а потом татары, рассеявшись отрядами, истребляли людей вплоть до Луцка. В числе убитых было свыше 20 князей.[1170]
Рыцарский Запад, оснащенный самой новой военной техникой, вторично пал перед Востоком, абсорбировавшим как испытанную монгольскую пассионарность — в Орде, так и новую — в Турецком султанате, сломавшую крестоносцев под Никополем. Турецкая угроза на Балканах связала руки каталонским пиратам, французским феодалам, венецианским и генуэзским негоциантам, пытавшимся сделать из Древней Эллады колонию, и Венгерскому королевству, оплоту католической Европы на юго-востоке. Литва была настолько ослаблена, что в 1401 г. по акту Виленской унии согласилась на включение ее в королевство Польское.[1171] Грандиозные замыслы Витовта были опрокинуты «силой вещей» — исторической закономерностью, причем все «осколки» Древней Руси были опустошены татарскими набегами. Собственно говоря, 1399 год можно считать концом древнерусского этногенеза, как падение Константинополя в 1453 г. — византийского. От побоища на Ворскле выиграла только Москва, получившая необходимую ей передышку. Но почему не воспользовались своей победой татары?
