Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый
Какой безумный характер принял антисемитизм Вильгельма в последние годы его жизни, наглядно видно из его переписки с графиней Альвиной фон Гольц. Тогда уже шла новая война — Вторая мировая, Вильгельму были известны те репрессии, которым Гитлер подверг евреев рейха, совсем недолго было до «окончательного решения», согласно которому все еврейское население Европы подлежало полному физическому уничтожению. И что же? Письма экс-кайзера пышут такой ненавистью к несчастным жертвам нацистского террора, что невольно закрадывается мысль, что их автор был явно не в своем уме. Может быть, болезнь, которая свела его в могилу, вначале помутила его рассудок? Читатель волен судить сам: в послании от 28 июля 1940 года он сообщал графине, что главное оружие сатаны — это «интернационализм, творение евреев, которые с помощью масонов совращают забывшие о Боге нации такими словечками, как свобода, равенство и братство». Или вот такой шедевр мысли: «Ныне мы видим перед собой то же лицо Антихриста, каким оно являлось миру со времени Голгофы: евреи, масоны, мировое еврейство и их власть золотого тельца. Двадцать лет со времени позорного Версальского договора Господь дал им, чтобы одуматься. И что же они надумали — по наущению сатаны? Вторую мировую войну — чтобы установить мировую еврейскую империю, империю Антихриста! Но тут Господь вмешался и разрушил этот дьявольский план! Мы должны быть рядом с ним в борьбе за то, чтобы теперь изгнать иудеев из Англии — так же, как их изгнали с континента».
Графиня, к ее чести будь сказано, не согласилась с оценками Вильгельма и откровенно написала ему об этом. Вильгельм решил переубедить приятельницу. В следующем своем письме он добавил кое-что личное к своему «теоретическому» бреду: евреи «были и остаются врагами всех христиан… Евреи приходили и ко мне, я помогал профессорам-евреям. И чем мне ответили? Насмешками, презрением, мировой войной, изменой, Версалем и революцией!.. Именно евреи, эти слуги Антихриста, развязали теперь новую войну». Комментарии здесь, как говорится, излишни.
X
Вильгельму пришлось испытать немало неприятных минут, знакомясь с мемуарными работами своих современников — свидетелей его жизненной драмы. Выход третьего тома «Размышлений и воспоминаний» Отто Бисмарка удалось задержать, но ненадолго. Вильгельм отреагировал на его появление ворчливым комментарием: в книге о многом умалчивается. Пожалуй, самым сильным ударом для него были мемуары Бюлова. Иоахим фон Рейхель, проинтервьюировавший экс-канцлера в Риме, изложил его взгляды в простой формуле: все, что делал он, Бюлов, было правильно, а все, что делал кайзер, — неправильно, — эта точка зрения отразилась в мемуарах. Вильгельм, естественно, был уверен, что все происходило с точностью до наоборот. Не меньший гнев бывшего кайзера вызвали и три тома изданного посмертно дневника Вальдерзее. Уязвленное самолюбие не помешало, впрочем, Вильгельму послать венок на похороны Бюлова, а также семье скончавшегося вскоре Макса Баденского. Книги, подобные сочинению Цедлиц-Трютцшлера, в которых смачно описывались византийские нравы его двора, Вильгельм отметал как «дрянные поделки», тем не менее они его явно задевали. Обитатели Доорна отмечали, что они вызывают у него «приступы бешенства».
Более спокойно Вильгельм воспринял мемуары Бетман-Гольвега (в них яда было поменьше) и бывшего британского министра обороны Холдена (равно как и книги о нем): этот человек был ему всегда симпатичен. Его интересовала тема британской военной пропаганды, и он нашел богатый материал по ней в книге «Секреты Кроу-Хауса» (речь шла о здании на лондонской Керзон-стрит, где английские короли прессы оттачивали свои перья в кампании дискредитации немецкого противника и их правителя). Разумеется, больше всего ему нравились книги, в которых он находил подтверждение своим взглядам. Большое удовлетворение он испытал, в частности, от чтения трудов Кейнса и пацифиста Э.Д. Мореля, который в своей книге «Правда о войне», вышедшей в 1916 году, утверждал, что ее виновниками были русские и лорд Грей.
К очередному дню рождения — Вильгельму исполнялось 69 лет — в Доорне появилось новшество — киноустановка. После ужина гостям был показан фильм «Фридрих Великий». В последней его сцене Наполеон, стоя у могилы Фридриха в Потсдаме, произносит фразу: «Если бы он был жив, нас здесь не было бы». У Вильгельма появление на экране французского императора вызвало приступ ярости: «Эти свиньи, французы, их пора выбросить с Рейна, ну, придет время, я это сделаю!» Он добавил еще несколько нелицеприятных слов по поводу французской оккупации области Рур и жестокого обращения французов с местным населением.
Летом 1928 года у Вильгельма состоялась встреча со старым приятелем — британским бригадным генералом Уотерсом, некогда военным атташе при кайзеровском дворе. Для генерала, который потерял в войне сына, этот визит был своего рода подвигом. Экс-кайзер до этого засыпал Уотерса жалобами на английскую прессу — «океан оскорблений, клеветы и лжи». Во время личной беседы Вильгельм вернулся к своей старой излюбленной теме: «Вся моя жизнь была наполнена надеждой, что я сумею достичь взаимопонимания между нашими странами, которое в конечном счете привело бы к заключению соглашения или союза между Британией и Германией». И что же? Его клеймят как «исконного врага, гунна, Аттилу». А как вела себя сама Англия? «Когда она оказалась на грани поражения в несправедливой войне, которую на протяжении многих лет замышляла против моей страны, она обманным путем вовлекла в нее Америку. Подкупив своими деньгами неустойчивую часть моего народа, она подняла ее на мятеж против своего правителя, который четыре года оберегал немецкую землю от вражеского вторжения».
Вильгельм вспомнил, что Уотерсу нравились немецкие вина, и подарил ему дюжину бутылок из своих запасов. Он поделился с английским гостем еще одной горестью — по поводу готовившегося тогда Фредериком Понсонби издания «Писем императрицы Виктории». Впоследствии Вильгельм утверждал, что не стал читать книгу, дабы сохранить в душе светлый образ своей покойной матери. Тем не менее он со знанием дела назвал «Письма» худшим из всего того, что появилось на книжном рынке со времени его отречения. По мнению экс-кайзера, издатель нарушил его копирайт, удовлетворившись согласием его сестер на эту публикацию. Вдобавок, заявлял он, письма были украдены секретарем короля Эдуарда после смерти матери. «Это было сделано вопреки моему категорическому приказу… Тайное изъятие — это самое настоящее воровство». Вильгельм всеми силами пытался воспрепятствовать публикации и поручил Уотерсу переговорить об этом с Понсонби. В своем письме Уотерсу от 1 октября 1928 года он высказал ту мысль, что сама Викки не одобрила бы предание гласности своей переписки — особенно после падения династии Гогенцоллернов: «Представьте себе, что королева Англии была бы дочерью немецкой императрицы; неужели она допустила бы, чтобы ее частную корреспонденцию с матерью мог бы изучать какой-нибудь немецкий судейский чиновник — да еще сделала бы это без ведома своего сына?!» Для немецкого издания книги (оно в точности повторяло английское, не было никаких купюр) Вильгельм написал краткое предисловие, в котором попытался объяснить, почему его мать порой столь негативно о нем отзывалась, и дал читателю совет — критически подойти к анализу содержащихся там писем.
В ноябре того же года в Доорне объявился еще один британский подданный — бывший секретный агент, а ныне журналист Роберт Брюс Локкарт. Личной встречи с бывшим кайзером он тогда не удостоился. Запрет на общение с репортерами был еще одним «законом Доорна». Локкарту устроили обзорную экскурсию по дому и парку под бдительным присмотром одного из адъютантов и немецкой овчарки Арно, которую тот принял за добермана. В написанной по материалам визита в Доорн статье Локкарта можно было прочесть: «Кайзер опасается журналистов. Он очень рассержен из-за публикации Понсонби и поведения одного из моих коллег, который проник в его парк, перепрыгнув через окружающий его владения забор. Этот поступок всех страшно напугал». Его чичероне поведал, что «кайзер чрезвычайно обижен тем, что никто из английского королевского дома не прислал ему ни слова соболезнования по случаю кончины императрицы». От него Локкарт узнал также, что Вильгельм все еще надеется на реставрацию престола. По требованию хозяина дома текст статьи был отдан ему для проверки и внесения необходимых коррективов. Оказалось, что английский экс-шпион не разбирается не только в породах собак, но и в названиях деревьев: он спутал тополь с буком. В остальном сочинение Локкарта не вызвало у Вильгельма особых возражений, и он, смягчившись, даже послал ему несколько своих фотографий, где был снят вместе с Арно.
Собачья тема занимала видное место в созданном Локкартом шедевре журналистики. Там были подробно описаны не только Арно, но и последняя из такс Вильгельма по кличке Вида. Читатель получил также исчерпывающие сведения о деталях повседневного быта бывшего императора — вплоть до «кларета муссо», который тот разбавлял водой, и его привычки к турецким сигаретам, к которым время от времени добавлялась легкая сигара. Всю эту бесценную информацию Локкарт раздобыл от своего сопровождающего. Статья заканчивалась на вполне позитивной ноте (чем она, видимо, и понравилась Вильгельму): «Рано или поздно история должна будет пересмотреть приговор относительно личности кайзера, вынесенный врагами Германии в период войны».
