Александр Жабинский - Другая история войн. От палок до бомбард
Ученый секретарь г-жа Ермилова была женщиной поразительно красивой, но миниатюрной. Потому ее и взяли на работу. Во-первых, чтобы радовала взгляд, а во-вторых, чтобы не была особенно заметной. К сожалению, голова ее, по сравнению с другими частями тельца, была непропорционально умной. Как ни пытался С. И. Валянский свести ее с ума своими хронотроническими заморочками, так у него ничего и не вышло. Пришлось терпеть такую, какая есть.
Полиглот Яр. Кеслер, уж если затевал с кем-нибудь беседу, остановиться был практически не в состоянии. Причем его мысли скакали по нейронам мозга с такой скоростью, что иногда попадали на иноязычные участки, и полиглот начинал нести уж совсем непонятную тарабарщину. Однажды он рассказывал верстальщику О. Горяйнову про китайскую архитектуру, регулярно соскакивая на ханьский диалект китайского. Потом, по совершенно непонятной причине, перешел на хеттский язык. А дом по-хеттски, в родительном падеже, звучит как «порнуша». Верстальщик, который за предыдущие пятьдесят четыре минуты монолога сильно устал, теперь, услышав три раза подряд столь знакомое слово, сбросил дрёму, возбудился и начал подавать реплики «в тему» на французском, как ему казалось, языке. До чего бы они в итоге договорились, сказать трудно. Спас положение Д. В. Калюжный: он принес парням теплой водки со сладкими сухариками, и они, дабы объяснить ему, насколько он не прав, перешли на такой чистейший русский, что хетты отдыхают.
Концепцию пенсионной реформы так и не выработали. Д. В. Калюжный кричал: «Согласен, при большевиках жили плохо, но пенсию все равно надо платить!..» С. И. Валянский возражал: «Не согласен, при большевиках жили хорошо, но пенсию тем не менее платить надо». Ученый секретарь г-жа Ермилова кокетничала, утверждая, что по молодости лет даже и не знает, что за большевики такие, но пенсию надо платить несмотря ни на что. Верстальщику О. Горяйнову, как всегда, не дали слова сказать. Так и не выработали концепцию.
Однажды верстальщик О. Горяйнов попытался получить литературное образование, потому что ему неудобно было оставаться необразованным среди великих соратников, имевших по три-четыре диплома. Но надолго его не хватило, – он продержался на курсах один семестр, успев, правда, выучить несколько новых слов и сделать вывод, что С. И. Валянский – эпик, Д. В. Калюжный – сатирик, а общеизвестный эрудит Жабинский – и вовсе лирик.
С этим открытием он и прибежал к хронотроникам.
– А сам-то ты теперь кто? – спросил Д. В. Калюжный, стараясь выглядеть сатирично. – Критик, что ли?
– Я-то? Я верстальщик, – сказал верстальщик О. Горяйнов и подумал, что, наверное, зря он зажилил оплату курсам за второй семестр.
Верстальщик О. Горяйнов нашел еду!Верстальщик О. Горяйнов очень любил пожрать. А еще он любил делать добро. Как увидит где излишки еды, сразу сожрет все подчистую, чтобы не успело испортиться. Однажды он побывал в гостях у С. И. Валянского, после чего ученый написал свою знаменитую работу «Как нам выжить в условиях ограниченных ресурсов».
Д. В. Калюжный не желал признавать никаких иностранных языков. Однако знать, что думают в Европе о его литературном творчестве, ему очень хотелось. А кто ж ему скажет? К своему восторгу он вдруг выяснил, что немецкий профессор Е. Габович по какой-то нужде выучил русскую мову, и стал приставать к профессору по телефону и письменно. Замученный Д. В. Калюжным, Е. Габович спрятался на конспиративной квартире внучатого племянника Карла Маркса. Только после этого Д. В. Калюжный, со времен учебы в советском экономическом вузе не любивший Карла Маркса, от него отстал.
Ученый секретарь г-жа Ермилова никому никаких секретарских услуг не оказывала, потому что ведь она была ученой. Правда, науки с нее тоже нельзя было стребовать, ибо какая же наука от секретаря? Когда же ей предлагали сделать хоть что-нибудь, говорила с обидой:
– Вы меня должны благодарить, что я не лезу в вашу науку!
С. И. Валянский и Д. В. Калюжный благодарили, а верстальщик О. Горяйнов скромно помалкивал. Он и сам был не дурак закосить от науки.
Однажды С. И. Валянский с Д. В. Калюжным сели в шахматы играть; не давала им покоя слава Великого Гарри. Как ходят фигуры, ни тот, ни другой не знали, а учиться игре им и в голову не приходило, – как всегда, когда они брались за какое-нибудь новое дело. Впоследствии то, что творил на доске С. И. Валянский, теоретики шахмат назвали «Защита валенком». А то, что делал Д. В. Калюжный, назвали просто: «Хроновыверт».
Ученый секретарь г-жа Ермилова, прочитав очередной труд общеизвестного эрудита Жабинского «Другая история мазохизма», для практической проверки основных постулатов села переписывать от руки четырехтомник С. И. Валянского и Д. В. Калюжного, чем до сих пор и занимается. Если ей понравится, будет переписывать десятитомник Н. А. Морозова.
У Д. В. Калюжного было девять детей, у С. И. Валянского только восемь. Чтобы последнему не было обидно, решили хронотронику тоже считать детищем С. И. Валянского. Не усыновлять же ему было, в самом деле, верстальщика!
Полиглот Яр. Кеслер объясняет миру его заблуждения.Полиглот Яр. Кеслер, автор книги со скромным названием «Цивилизация», был человеком экспансивным, а правду резал на глазах у публики в таких количествах, что ее занесли в список исчезающих видов. Успешно разоблачив традиционную историю, лингвистику, грамматику с морфологией, а уж заодно и географию с картографией, он однажды, находясь в поисках объекта для приложения своих стараний, наткнулся орлиным взором на книгу С. И. Валянского и Д. В. Калюжного «Введение в хронотронику».
– Это куда же и что именно вы собираетесь вводить? – спросил он соавторов, иронически прищуривая рыжий ус. Д. В. Калюжный, давно уже наслышанный об энергии Яр. Кеслера и о его чудовищных знаниях всех без исключения наук, немедленно сбежал, сославшись на срочные переговоры с немецким профессором Е. Габовичем. А вот С. И. Валянский оказался фруктом покрепче. Он с достоинством объяснил неуемному полиглоту, что все претензии к книге надо направлять верстальщику.
Д.В. Калюжный берет под свою руку Новодевичий монастырь в Москве.Однажды С. И. Валянский изобрел новый хронотронический метод, позволяющий создавать физические фантомы в изучаемом прошлом, и послал Д. В. Калюжного в начало ХХ века, чтобы тот научил знатную ткачиху Фаину Молодцову писать стихи И. Бродского. Д. В. Калюжный нисколько не обиделся, а, наоборот, попросил С. И. Валянского послать его еще дальше, например, в начало XIX века, чтобы научить А. С. Пушкина писать стихи верстальщика О. Горяйнова. Героическая личность. Ведь Пушкин с тростью ходит и страшно любит подраться. Арап, однако.
Верстальщик О. Горяйнов, известный в альпинистских кругах под кличкой «Человек-гора», очень любил геологию и в далеком прошлом даже пытался получить соответствующее образование, – правда, не очень успешно. И вот забрел он в гости к известному катастрофисту, проф. И. В. Давиденко, и стал расхваливать его геологическую коллекцию совершенно неумеренно.[73] Носился по дому, руками разводил, взрыкивал от восхищения громовым басом… После его визита проф. И. В. Давиденко переработал свою книгу «Теория глобальной катастрофы», усилив описание ожидаемых ужасов многократно.
Кто куда, а историк Н. Ходаковский – по грибы. Найдет какой-нибудь гриб, достанет ножик и спрашивает:
– Историков уважаешь?
Грибу, понятное дело, сказать нечего. Тогда Н. Ходаковский его ножиком – чик, и в корзину. Совершая обход леса, наткнулся он однажды на С. И. Валянского и Д. В. Калюжного, которые расположились под елкой в позе памятника Брокгаузу и Ефрону. Опрометчиво приняв отцов хронотроники за мухоморы, Н. Ходаковский строго спросил у них:
– Историков уважаете?
– А как же! – хором ответили С. И. Валянский и Д. В. Калюжный, после чего историк Н. Ходаковский куда-то исчез.
– Жаль, что хороших и любознательных историков так мало, – вздохнул Д. В. Калюжный, устраиваясь поудобнее среди лапника.
– И все меньше и меньше с каждым годом, – поддержал его
С. И. Валянский, сгребая мох под свою голову великого мыслителя.
– Эпоха ограниченных ресурсов, коллега, – сказал Д. В. Калюжный и закрыл глаза.
– Великий Отказ, Великий Отказ… – бормотал С. И. Валянский, засыпая.
С. И. Валянский услышал по радио: «… президент заболел бронхитом, прилетев из Теплого Станбулла в холодную Москву…» и, имея аналитический ум, задумался. Что такое «Теплый Стан» – он знал не хуже других. А что такое «булл»? Как назло, рядом не оказалось русско-турецкого словаря. На всякий случай полез в корейско-албанский. Нашел там засушенную розу и восемь долларов двумя бумажками. Вот так оно бывает в жизни: у одних горе, а у других радость.
