Сергей Мельгунов - Мартовскіе дни 1917 года
[362]
Для двухмилліоннаго исчисленія дезертиров во время революціи он примѣнил такую своеобразную статистику. Взяв общую цифру 15 милл. призванных к 1 ноября 17 г. и исключив соотвѣтствующія цифры убыли (убитых, раненых, плѣнных) и наличный состав дѣйствующей арміи и запасных ея частей, он получил недохваток с 1 1/2 милл. человѣк. Это и есть, по его мнѣнію, дезертиры; прибавив сюда офиціальную цифру дезертиров в 365 т. к 100 т. укрывшихся в разных революціонных военных комитетах, он получил цифру в 2 милліона!!! И нѣт дѣла военному историку до несовершенства офиціальной военной статистики, сдѣлавшейся еще болѣе случайной в бурные годы революціи, игнорирует он и факт, устанавливаемый всѣми правительственными войсковыми комиссарами, что в дни наступленія «дезертиры» из числа членов исполнительных комитетов, в подавляющем большинствѣ случаев оказывались в первых рядах активно сражавшихся. Насколько произвольна военная статистика, руководящаяся головинским принципом исчисленія, видно из расчисленій другого военнаго историка Керсановскаго, который весь «недохваток» для дореволюціоннаго времени относит в рубрику убитых. Соотвѣтствующій матеріал дается в моей книгѣ «Легенда о сепаратном мирѣ».
[363]
Оно может быть отмѣчено и на том рижском плацдармѣ, который представлял распропагандированное «гнѣздо» на Сѣверном фронтѣ. В памятной запискѣ, поданной военному министру в 20-х числах марта от имени 379 офицеров XII арміи и подписанной в первую голову командиром латышскаго полка Вацетисом (извѣстным впослѣдствіи большевицким командармом), требовалось удаленіе с командных должностей всего «нѣмецкаго элемента балтійскаго происхожденія».
[364]
То же утвержденіе прошло красной нитью в рѣчи Брусилова при пріемѣ в Кіевѣ членов Гос. Думы.
[365]
Напр., в дневникѣ Селивачева имѣется запись: «несомнѣнную карьеру дѣлает Брусилов: хитрый старик, видя окружающее, первый стал заигрывать с народом». Приспособляемость к общественному мнѣнію Селивачев увидит даже в том, что в свое время Брусилов, единственный из главнокомандующих, дал «идеальную аттестацію» земским организаціям на фронтѣ, когда хотѣли их уничтожить по причинѣ их «яко бы безполезности», а на самом дѣлѣ считая их «революціонными».
[366]
Относительную цѣнность этих резолюцій, как нельзя лучше, характеризуют строки из воспоминаній извѣстнаго московскаго большевицкаго деятеля Смидовича, который разсказывает, как т. Кастеловская (старая большевичка) желала в партійном органѣ печатать резолюціи «не так, как онѣ принимались».
[367]
См. «Россійская контр-революція». Методы и выводы ген. Головина.
[368]
Припомним, что ген. Янушкевич в 15 г. эту формулу развивал в офиціальном обращеніи к Совѣту министров; в дни революціи она фигурирует в устах извѣстнаго издателя Сытина, в дневникѣ Гиппіус и т. д.
[369]
Эта строки пишутся в рѣшающій для Россіи момент. Каковы бы ни были ближайшія послѣдствія германскаго продвиженія вглубь страны, характер, который пріобрѣтает война на обширной территоріи россійской равнины в 1941-42 г.г., как бы подтверждает закон «евразійской» самобытности.
[370]
Не показательно ли в этом отношеніи свидѣтельство Махно, что в деревнях, прилегавших к району знаменитаго Гуляй Поля, будущей резиденціи анархическаго «батьки», в первые четыре мѣсяца революціи вообще большевиков не было.
[371]
Керенскій в «Experience» говорит, что революція отчасти родилась, как протест против перспектив сепапаратнаго мира. Он лишь повторил слова Церетелли в Гос. Совѣщаніи 17 г. «всѣ знают, что, если бы не было русской великой революціи, мы в настоящій момент имѣли бы сепаратный мир».
[372]
В противорѣчіе с послѣдующей схемой 17 г. Милюков 3 марта 16 г. говорил в Гос. Думѣ: «революція в Россіи непремѣнно приведет нас к пораженію». Шингарев на VI кадетском съѣздѣ в февралѣ 16 г., по утвержденію сыскных информаторов, утверждал, что взрыв народнаго отчаянія похоронит побѣду над Германіей. Как мы видѣли, по свидѣтельству современников, так и воспринял Шингарев революцію 27 февраля.
[373]
От имени союзников на правах старѣйшины дипломатическаго корпуса правительство привѣтствовал англійскій посол, выразившій надежду, что Правительство сдѣлает «все возможное, чтобы довести войну до побѣднаго конца, оставаясь на стражѣ порядка и національнаго единства и стремясь к возобновленію нормальной работы на заводах в к обученію войск и поддержкѣ дисциплины в арміи».
[374]
От имени союзников на правах старѣйшины дипломатическаго корпуса правительство привѣтствовал англійскій посол, выразившій надежду, что Правительство сдѣлает «все возможное, чтобы довести войну до побѣднаго конца, оставаясь на стражѣ порядка и національнаго единства и стремясь к возобновленію нормальной работы на заводах в к обученію войск и поддержкѣ дисциплины в арміи».
[375]
Аргументація Милюкова рѣшительно ничѣм не отличалась от (аргументаціи «жестокой -текст испорчен прим. boomzoomer) исторической необходимости», которую давали нѣмецкія адепты «соціал-имперіализма». Различіе было лишь в субъектах, в сторону которых должны были направляться міровыя событія (см. кн. ген. Штредель «Германская революція»). Станюкович выкопал в писаніях Милюкова в началѣ войны даже такой пассаж: историк и политик (см. книгу «Легенда о сепаратном мирѣ»), полагал, что вся Восточная Пруссія должна быть превращена в новую остзейскую губернію.
[376]
Ей мы посвятили достаточно вниманіе. (См. книгу «Легенда о сепаратном мирѣ). В предреволюціонное время вопрос о проливах продолжал занимать вниманіе морских общественных кругов, как видно из дневника Рейнгартена. Ему посвящена «бесѣда вторая» по текущим вопросам — 4 февраля. Но формулируется «византійская мечта» только, как экономическая проблема: «Владѣніе проливами представляет для нас не цѣль имперіалистических стремленій, а характер необходимости»... «Требуя проливы, мы должны дать обязательство дальше не итти»... «Мы должны требовать минимум территоріи при проливах. Этот минимум опредѣлился из стратегических соображеній»...
[377]
Так в массах до революціи воспринималась даже пораженческая проповѣдь. См. воспоминанія анархиста Максимова.
[378]
Ген. Селивачев записал в дневник 4 марта: «Все министерство из числа октябристов, лѣвых и трудовиков — это явная гарантія за то, что ни о каком сепаратном мирѣ в Германіи и мечтать не будут... Не это ли начало конца Германіи?».
[379]
Соціал-демократическая печать нѣмецкая (печать большинства) опредѣляла позицію приблизительно так: ...«Пока Московія не связана по рукам и по ногам, и не повержена в прах, не должна быть закончена война, призванная освободить Европу от Азіи, исключить Россію из европейской политики» (Rheinische Zeitung).
[380]
Как видно из воспоминаній Станкевича, представителя «трудовой группы» в Исп. Ком., «правые» считали рискованным выступленіе Совѣта со словом «мир». «Дойдет ли оно до народов міра и какое произведет там впечатлѣніе — неизвѣстно. Но ясно, что до нашего фронта оно дойдет немедленно и поставит перед арміей слишком обязательно и практически представленіе о мирѣ, что может только ослабить и так небольшіе остатки боеспособности фронта»... «Послѣ дискуссіи в Комитетѣ и послѣ принятія оговорок о готовности русской демократіи бороться дальше за справедливый мир», трудовики голосовали за воззваніе.
[381]
Любопытно, как видный дѣятель партіи, иэвѣстный государствовѣд Кокошкин, фактически входившій в состав правительства, мотивировал в соотвѣтствіи с упомянутым интервью Милюкова необходимость для Россіи пріобрѣтенія проливов: они давно принадлежат не Турціи, а Германіи. И проливы будут или германскими, или русскими. Провидцем Кокошкин оказался плохим.
[382]
Можно было наблюдать и столь неподходящую для революціи надпись на знамени одной казачьей части: «выкупаем в германской крови наших лошадей». «Извѣстіям» не нравился популярный среди солдат лозунг: «война до побѣды», и они предлагали замѣнить его словами «война за свободу».
[383]
На кадетском съѣздѣ Щепкин связал «стоходовскую панаму» с обращеніем Совѣта к демократіи всего міра — нѣмцы в отвѣт пустили волну газа, от которой погибла масса народа (по свѣдѣніям Алексѣева стравленных газами насчитывалось около 800 человѣк).
