Пайпс - Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924
Чувствуя, как его все туже оплетает паутина интриги, нити которой соединяются в руках Сталина, Ленин обратился за помощью к Троцкому, который был в сходных стесненных обстоятельствах. Согласно Троцкому, а другими свидетельствами мы не располагаем, в частной беседе где-то в первой половине декабря — это был последний непосредственный контакт Ленина с Троцким — Ленин снова стал уговаривать Троцкого принять пост заместителя председателя Совнаркома. Но на этот раз, как утверждает Троцкий, Ленин пошел дальше, предлагая ему вступить в «блок» против бюрократии вообще и Оргбюро в частности. Троцкий понял это как союз против Сталина144.
В ночь с 15 на 16 декабря Ленина сразил еще один удар, после чего врачи предписали ему полный покой и воздержание от всякой политической деятельности. Ленин отказывался подчиниться145. Он ощущал, что стоит на пороге полной недееспособности и, вероятно, скорого конца и хотел оставить после себя порядок во всех делах. 22 декабря он попросил Фотиеву достать ему цианистого калия, на случай, если лишится дара речи146. С подобной просьбой он обращался и к Сталину в начале мая, и в этом факте Мария Ульянова видела доказательство особого его доверия к Сталину*.
* Известия ЦК КПСС. 1989. № 12/299. С. 197-198. Эти воспоминания инициировал Бухарин по просьбе Сталина, и они сохранились в записи рукой Бухарина, что дает основания усомниться в их достоверности (Роговин В. Была ли альтернатива? М., 1992. С. 71). В 1939-м, незадолго до убийства, Троцкий припоминал об одном эпизоде, произошедшем на заседании Политбюро в феврале 1923 г., на котором Сталин со зловещей улыбкой сообщил о том, что Ленин просил его достать яду, чтобы покончить со своим безнадежным положением (Троцкий Л.Д. Портреты. Benson, Vt., 1984. С. 45—49). Троцкий до конца дней считал вполне вероятным, что Ленин умер от яда, которым его снабдил Генеральный секретарь (Houghton Library, Harvard University, Trotsky Archive, dMS Russian 13 T-4636, T-4637, T-4638). Троцкий, однако, несколько лукавил, ведь в его распоряжении была телеграмма Дзержинского от 1 февраля 1924 года, в которой сообщалось, что при вскрытии следов яда в крови Ленина не обнаружено (РЦХИДНИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 322). По свидетельству Фотиевой, Сталин никогда не приносил Ленину яда (Московские новости. 1989. № 17. 23 апр. С. 8).
21 декабря, видимо, не доверяя своим секретарям, Ленин продиктовал Крупской дружественную записку Троцкому, поздравляя его с победой в битве за монополию иностранной торговли, достигнутой «без единого выстрела простым маневренным движением». Он убеждал его усилить наступление147. Содержание этой записки стало тотчас же известно Сталину, получившему подтверждение своим подозрениям, что Ленин и Троцкий объединились против него. На следующий день он позвонил Крупской, грубо отругал ее за то, что она писала под диктовку мужа, нарушая режим, который он, Сталин, установил по воле партии, и угрожал ей разбирательством в Центральной контрольной комиссии. После разговора с Крупской случилась истерика: она рыдала и каталась по полу148. В ту ночь, прежде чем она успела рассказать Ленину о том, что произошло, его сразил еще один удар. Крупская написала Каменеву, что за все годы в партии никто не разговаривал с нею так, как Сталин. Кто же больше беспокоится о здоровье мужа, чем она, и кто лучше нее знает, что ему хорошо, а что нет149? Узнав об этом письме, Сталин почел за лучшее позвонить Крупской и принести свои извинения; но, действуя в сговоре с Каменевым, он предпринял дополнительные меры для усиления карантина Ленина. 24 декабря, следуя инструкции Политбюро (Бухарин, Каменев и Сталин), врачи велели Ленину ограничить диктовку 5—10 минутами в день. К надиктованным текстам относились скорее как к личным заметкам, чем как к средству двустороннего общения с вождем: таким изощренным путем можно было закрыть ему доступ к государственным делам и прервать переписку с Троцким. «Ни друзья, ни домашние, — гласила инструкция, — не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений»150. Так, под предлогом заботы о его здоровье, Сталин и его друзья по сути поместили Ленина под домашний арест*. Излюбленные Лениным политические приемы дорого стоили ему. Двадцать лет он безраздельно властвовал над своими соратниками, а теперь им, вкусившим власти, не терпелось самим встать у руля. Свой по сути тихий государственный переворот они оправдывали передаваемыми шепотом в партийных кругах разговорами о том, что «старик» неконтактен, почти «умственный инвалид»151. Троцкий вероломно присоединился к заговорщикам. В январе 1923 г. Ленин передал в «Правду» статью, адресованную предстоящему партийному съезду, в которой он выражал беспокойство вероятным расколом в партии и предлагал способы избежать его152. На совместном заседании Политбюро и Оргбюро обсуждался вопрос о публикации этой статьи, способной вызвать недоумение и ужас у рядовых членов партии, даже не подозревавших о существовании разногласий в рядах руководства. Поскольку Ленин пожелал увидеть выпуск «Правды» со своей статьей, В.В.Куйбышев предложил отпечатать один-единственный экземпляр, чтобы успокоить вождя. В конце концов было решено обнародовать статью без абзаца, где говорилось о том, что на заседаниях Политбюро должны присутствовать представители Центральной контрольной комиссии (ЦКК), которые ни при каких условиях не могут испытывать влияния «личности», в том числе и в особенности Генерального секретаря153. В то же самое время руководство разослало в губернские и уездные партийные организации циркуляр, предназначенный нейтрализовать предполагаемый вредный эффект статьи. В письме от 27 января, составленном Троцким и подписанном собственноручно всеми членами Политбюро и Оргбюро, включая Сталина, сообщалось, что Ленин болен и не может посещать заседания Политбюро. Этим объясняется его неосведомленность о реальном положении дел, не дающем ни малейших оснований предполагать раскол в партии154. Знай Ленин об этом документе, он вполне мог бы повторить слова Николая II, которые тот записал в своем дневнике после отречения: «Кругом измена, трусость и обман!»
* Этот эпизод получил зловещее продолжение 30 лет спустя. Осенью 1952 года врач Сталина нашел его состояние неудовлетворительным и потребовал немедленно прекратить работу. Сталин, по-видимому, памятуя о том, что случилось с его предшественником, приказал арестовать врача (Яковлев Е. // Московские новости. 1989. № 4/446. 22 янв. С. 9).
В качестве награды за поддержку Сталин в январе еще раз предложил Троцкому место зама в ВСНХ или Госплане. Троцкий вновь отказался155.
Ленин отбивался, как загнанный зверь. В минуты просветления, неизменно подробно осведомляясь о деятельности «тройки», он готовил мощную кампанию против нее. Хотя его физическое состояние явно не соответствовало этому, он планировал участвовать в работе намеченного на март XII съезда партии, чтобы с помощью Троцкого провести коренные перемены в политическом и экономическом управлении страной. Троцкий был его естественным союзником, ибо находился почти в такой же политической изоляции. Если бы Ленину удалось проделать то, что он задумал, то карьера Сталина была бы серьезно поколеблена, если не сокрушена до основания.
* * *
Раздражение Ленина поведением Сталина, принимавшее все более ощутимые формы, усугублялось высокомерием последнего в отношении национальных меньшинств, проживающих на территории страны. Ленин придавал особое значение национальному вопросу, не только потому, что от его успешного решения напрямую зависела целостность государства, но и из-за его широкого резонанса среди колониальных народов. По существу вопроса у Ленина со Сталиным расхождений не было: национализм был «буржуазным предрассудком», которому не место при «диктатуре пролетариата». Не вызывало сомнений и то, что Советское государство должно быть безусловно централизованным и решения правительства обязательны для всех его субъектов без различия национальности. Однако сталинских методов Ленин не одобрял. Ленин полагал, что малые народы имеют право не любить русских за все, что им пришлось претерпеть от них в прошлом. И эту историческую неприязнь он предполагал преодолеть путем существенных уступок вроде формального предоставления им федерального статуса и некоторой культурной автономии, а также и прежде всего соблюдая особый такт в отношениях с ними. Человек, абсолютно лишенный национального чувства, он презирал великорусский шовинизм и боялся его, как угрозы мировым интересам коммунизма.
Сталин, грузин, говоривший по-русски с неистребимым акцентом, смотрел на вещи по-иному. Он давно понял, что основную силу коммунизм черпает из русского народа. Из 376 тыс. членов партии в 1922 г. 270 тыс., или 72%, были русскими, а из остальных большая часть — половина украинцев и две трети евреев — русифицированными или ассимилированными156. Более того, в ходе гражданской войны и еще более — войны с Польшей наблюдалось невольное смешение понятий коммунизма с русским национализмом. Ярчайшим проявлением этого явилось движение «Смены вех», снискавшее популярность среди консервативной части русского зарубежья, объявив Советское государство единственным защитником величия России и призывая всех ее эмигрантов к возвращению на родину. На X съезде партии (1921) один из делегатов заметил, что достижения Советского государства «наполнили гордостью сердца всех тех, кто был связан с этой русской революцией, и создался своего рода русский красный патриотизм»157. Для такого тщеславного политика, как Сталин, более заинтересованного в реально осязаемой власти у себя дома и сейчас, чем в грядущем облагодетельствовании всего человечества, такое развитие представлялось не опасностью, а, напротив, удобным стечением обстоятельств. С самого начала партийной карьеры, и с каждым годом своего диктаторства все более и более, Сталин становился на позиции русского национализма в ущерб интересам национальных меньшинств.
