Марк Батунский - Россия и ислам. Том 2
В сущности, царизм так и делал: до Октябрьской революции на казахском языке вышли всего 42 книги и брошюры – по большей части христианско-миссионерские труды (см.: Каримуллин А. Татарская книга пореформенной России. С. 258–260). Только 22 человека из местного населения получили высшее образование. Под этот курс подводилась и своеобразная теоретическая база. В «Журнале Министерства народного просвещения» (1887, № 2. С. 37) читаем: «Утвердите язык («инородческий». – М.Б.) письменностью, дайте ему некоторую литературную обработку, изложите его грамматические правила, введите его в школы и вы тем самым (о, страшно выговорить!) утвердите и разовьете соответствующую народность». В то же время прав Каримуллин (Цит. соч. С. 291–292), замечая, что царизм не желал полностью запрещать мусульманоязычное – в первую очередь татарское – книгопечатание, желая тем самым продемонстрировать и восточным странам и присоединяемым к России различным исповедникам ислама наличие в этой империи должного уважения прав и интересов иноправославных конфессий. Что же касается татар, то надо учесть и следующее. В начале XIX в. царское правительство «значительно зависело от татар в проведении своей восточной политики. Дипломатические, торговые, экономические связи России с восточными народами в определенной мере осуществлялись через татар. Довольно значительная часть промышленных предприятий, в том числе рудников в районе Урала, также находились в их руках… во многих… учреждениях (русских. – М.Б.) на Востоке переводчиками (а нередко разведчиками. – М.Б.) были татары» (Там же. С. 278). Лишь со второй половины XIX в. началась «детатаризация» структур, связанных с царской Ostpolitik.
160 В 1834 г. студент-кандидат восточного разряда Казанского университета М. Никольский, обосновывая проект создания газеты на татарском языке, отмечал: «У татар каждый седьмой – грамотен, в женском поле эта пропорция идет выше… мне случалось видеть татарок, которые очень порядочно знают по-персидски и по-арабски» (Цит. по: Мазитова НА. Изучение Ближнего и Среднего Востока в Казанском университете (первая половина XIX в.). С. 5). Интересно, что зато у крещеных татар грамотных оказалось «очень мало» (Чачерина С. У приволжских инородцев. СПб., 1905. С. 76). Миссионерские методы «обучения «инородцев», доказывал известный педагог К.Д. Ушинский, надолго задерживали «естественное развитие дитяти» (Цит. по: Там же. С. 32). Миссионерское братство Св. Гурия открывало – при щедрой поддержке правительства – школы для «инородцев». Главной целью их ставилось православное «религиозно-нравственное воспитание» и знание русского языка, которое «есть, конечно, самое необходимое и полезное для русского подданного из всех других знаний» (Ильминский Н.И. Программа школ для крещеных инородцев Восточной России. Казань, 1898. С. 4). Один из учеников Ильминского писал: «Ильминский понимает обрусение не просто как знание русского языка, а прежде всего как православие. Ему дорого хорошее русское слово, – но без духа православия, без православной идеи и оно ему не нравится. Тогда для него дороже, какое ни есть, простое русское слово, только было бы оно с мыслью о Боге, от чистого сердца. Поэтому он даже против лучших произведений русской художественной литературы, если в них есть что-либо против православия», и вообще «хотел видеть в русском языке Русь, но непременно и нераздельную, святую, Православную Русь» (Цит. по: Каримуллин А. Татарская книга пореформенной России. С. 265). По мнению Ильминокого же, в школах для православных «орфография и грамматика совершенно излишни», а для «инородческих школ вредны и убийственны» (Там же).
161 См.: Там же. С. 9.
162 См. подр.: Веселовский Н.И. Сведения об официальном преподавании восточных языков в России. СПб., 1879; Булич С.К. Очерки истории языкознания в России, т. I. СПб., 1904; Кононов А.Н. Из истории отечественной тюркологии // Ученые записки института востоковедения, т. VI. М.-Л., 1953. Вовсе не звучали как преувеличение слова известного монголоведа Ковалевского о том, что «правительство не щадило значительных сумм на снабжение заведения (т. е. Казанского университета. – М.Б.) всеми возможными средствами, облегчающими изучение Азии (см. подр.: Ковалевский О. Обозрение хода и успехов преподавания азиатских языков в имп. Казанском университете до настоящего времени. Казань, 1842). Много аналогичных фактов см. также: Фойгт К. Обозрение хода и успехов преподавания азиатских языков за десятилетие с 1842 по 1852 год. Казань, 1852.
163 Преподавание восточных языков в ней началось еще с 1769 г. Это было единственное среднее учебное заведение в России такого рода. Как подчеркивает один старый автор, из гимназии «вышли многие знатоки татарского языка, которые на разных ступенях государственной службы оправдали ожидания правительства» (Владимиров В. Историческая записка о I Казанской гимназии. XVIII столетие. Казань, 1867. С. 39).
164 Мазитова Н.А. Цит. соч. С. 99.
165 См.: Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги (от начала возникновения до 60-х годов XIX века). Казань, 1971. С. 133.
166 Там же. С. 34.
167 См. официальный сборник Министерства внутренних дел «Наиболее важные статистические сведения об инородцах Восточной России, Западной России, приверженных влиянию ислама». Казань, 1912.
168 См., в частности: «Православная противомусульманская миссия в Казанском крае, в связи с историей мусульманства в первой половине XIX века». Казань, 1870.
169 Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги. С. 173.
170 За издание книг на татарском языке выступали многие русские ученые – и не только Казем-бек, но и ректор Казанского университета, гениальный математик Лобачевский (см.: Там же. С. 174). Как утверждает А. Каримуллин (Татарская книга пореформенной России. С. 132), «борьба против татарской светской и демократической литературы… во второй половине XIX века велась под ширмой борьбы против… религиозных сочинений. В печати шла непрерывная пропаганда против магометанства, ислама… Это была внешняя сторона борьбы против татарской книги. Не самом деле, не считая периодов 1845–1849; 1890–1892… религиозная мусульманская литература не знала преград со стороны цензуры… Но говорить об этом власти… не могли, не боясь при этом «гнева» массы православных. Поэтому они преследование демократической литературы стремились представить как преследование мусульманской духовной литературы, благо для верующей массы (православных. – М.Б.) все книги татар являлись «басурманскими».
171 Цит. по: Там же. С. 173–174. (Курсив мой. – М.Б.)
172 Там же. С. 174.
173 Там же. С. 181.
174 Там же. С. 179. Тут же следует обратить внимание на деятельность в среде мусульман России шотландских и швейцарских миссионеров. Первые, получив согласие на то царского правительства (а также и большие участки земли), обосновались в 1802 г. в селе Каррас (близ г. Бештау). Они стали усиленно изучать тюркские языки и, выписав из Англии арабский шрифт и печатные станки, начали издавать христианские книги на татарском (вернее, азербайджанском), арабском и персидском языках. В 1815 г. часть шотландских миссионеров переселилась в Астрахань (у них же, кстати говоря, учился и молодой Казем-бек), где развернули публикацию для тюрков Поволжья и Урала. По следам шотландцев двинулись на Кавказ миссионеры Базельского евангелического общества, которые также стали выпускать в свет литературу на разных восточных языках. Это был период, когда русские власти стремились к христианизации своих подданных мусульман любой ценой – даже вопреки интересам собственных, православных, миссионеров. Но уже в 30-е годы последние получили полную монополию и иностранные протестантские миссионеры были отстранены от каких-либо религиозных контактов с приверженцами ислама (см. подр.: «Акты, собранные Кавказской археологической комиссией». T. VII. Тифлис, 1881. С. 329–335).
175 Герцен А.И. Собр. соч. Т. 1. М., 1954. С. 132, 133.
176 Даже такой приверженец миссионерского курса, как Н. Остроумов, вынужден был признать: «Среди казанских татар уже достаточно определилась светская литература, стремившаяся дать читателям материал, доступный не только образованным членам татарского общества, но и вообще грамотным людям. Вместе с тем новые произведения татарской печати явились проводником в народные массы передовых идей и научных знаний в европейском смысле этого слова» (Остроумов Н.К. К истории мусульманского образовательного движения в конце XIX и XX столетиях // Мир ислама. Т. 2, 1913, вып. 5. С. 310–311).
177 Вот что писал один из них о татарском фольклоре: «Если взглянуть на поэтические произведения инородца, то Туманность и непонятность построения его песен прежде всего бросаются в глаза. В них мы встречаем отрывочность изложения, бессвязность, неясность сравнений, странные переходы от одной мысли к другой» (Ашмарин А. Очерк литературной деятельности казанских татар-мохаммедан за 1880–1895 гг. Москва, 1901. С. 4).
