Владимир Миронов - Народы и личности в истории. Том 2
Одно время и в России с пылом воспринимали его идеи. Иные предпочитали славословить Ницше, упиваться им, восхваляя в нем певца борьбы… В статье российского публициста М. Гельрота (1903 г.) оттенен «восторженный гимн жизни как самодовлеющему кумиру» в его творчестве. В реальной жизни, говорили апологеты, царит жесточайшая борьба. В ее итоге «маленький человек» оказывается перед альтернативой: или он вырастет до размеров великой, по крайней мере, вполне значимой личности – или обязан вовсе сойти с исторической сцены. Мировой процесс – бесчеловечен и жесток. Но именно из него-то рано или поздно должна явиться новая жизнь. И дело тут вовсе не в том, что Ницше «дает свою санкцию на веки веков» в дарвиновской борьбе за существование. Прежде всего, Ницше потребовал от социально-политических и экономических отношений высокой требовательности к отдельному человеку и обществу. Кажется, нам явился великий искуситель, не дающий духу окончательно погрязнуть в болоте мещанства.[615]
Вот и поэт Н. Гумилев с романтическим, юным, пылким восторгом пишет «Песнь Заратустры» (1905), в которой воспевает «блаженство мечты», еще не ведая того, чем это «блаженство» обернется против него самого, «сына голубой высоты» когда к власти в России придут те, кого он образно называет в своем стихотворении «не знающими света»:
Юные, светлые братья
Силы, восторга, мечты,
Вам раскрываю объятья,
Сын голубой высоты.
Тени, кресты и могилы
Скрылись в загадочной мгле,
Свет воскресающей силы
Властно царит на земле.
Кольца роскошные мчатся,
Ярок восторг высоты;
Будем мы вечно встречаться
В вечном блаженстве мечты.
Жаркое сердце поэта
Блещет, как звонкая сталь.
Горе не знающим света!
Горе обнявшим печаль![616]
Шопенгауэр был недалек от истины, говоря, что слепое желание является подлинной сущностью человека. Разум и рассудок тут отходят на второй план, а в головах бюргеров и обывателей возникает беспредельная торичеллиева пустота. Природа же не терпит пустоты. Это значит – в голове есть место для «вируса». Плодящие, не думающие и тупые поколения, понимают ли они, в какую бездну низвергают Отечество?! Им неспрятаться за фразой – «Recht oder Unrecht – es ist mein Vaterland» («Право оно или нет – это мое отечество»). Стоило бы написать специальный трактат о том отвратительнейшем и губительном влиянии, которое оказывали на умы подрастающего поколения иные реакционные политики, пресса и горе-учителя. Вот уж где подлинные злодеи человечества. Хотя надо признать, что сами народы порой ничуть не менее дики и невежественны, чем их политики и духовные пастыри. Словно подтверждая это, Ницще с вызовом восклицал: «Гуманный учитель обязан предостеречь учеников своих прежде всего от самого себя». Куда там! Большинство «учителей», как мы видим, свято убеждены в своей непогрешимости и избранности. Немудрено, что истинными школами поколений нередко становятся лавки, подворотни, притоны, кабаки или траншеи.
Печальное развитие событий предвидел швейцарский ученый Я. Буркхардт, преподававший в том же Базельском университете, что и Ф. Ницше (1869). Подобно Ницше, он считал, что стихия темного, жестокого в людской массе может легко опрокинуть корабль цивилизации. В «Размышлениях о мировой истории» Я. Буркхардт предполагал, что в будущем возникнут диктаторские государства, где власти будут попирать все права человека. Демократия может вылиться в апофеоз бандитов и военных. Человечеству в этом случае грозит безусловное усиление военщины. Ни о какой европейской общности в таком случае уже и речи не может быть. Всюду воцарится самый дикий, оголтелый национализм… «В промежутках, однако, будет осуществляться длительная добровольная работа под руководством отдельных фюреров и узурпаторов. В принципы больше не верят, но периодически – в спасителей».[617]
Фридрих Ницше воспевал превосходство сильной личности, аристократии, капитала и немецкой расы (хотя он был беспощаден и к немцам ничуть не менее, чем к другим народам). Некоторые назовут его певцом откровенного расового господства, величайшим индивидуалистом истории. Но он не одинок. К концу XIX – началу XX вв. в Европе возникла целая расово-антропологическая школа. Заметное место заняла фигура Л. Вольтмана (1871–1907), певца превосходства германской расы. Он пытался также доказать, что будто бы едва ли не все великие творения итальянского, французского и других европейских народов созданы представителями германской расы. При этом в разряд «тевтонов» им были зачислены Данте, Леонардо, Тициан, Монтень, Руссо, Дидро и другие выдающиеся личности. Однако и Ницше (его идеологию) иногда все-таки можно понять… Глядя на бездумную толпу, нередко своимируками копающую себе яму, трудно удержаться от презрения. Мотивировка его работ объяснима (порой они даже притягивают своей удивительной силой). Он бросил вызов этому фальшивому миру, законы которого кучка богачей и власть имущих возвела в высший абсолют и верх совершенства.
В чем тайна столь повального увлечения ницщеанством плебейских масс Германии? Трудно проникнуть в психологию подсознательного, в мир тихой паранойи, в которой свершается вызревание идиотизма немца, русского, еврея. Но пройдет ряд лет, ницшеанские идеи дадут всходы в головах лидеров нацистских банд и штурмовых отрядов. Догмы философа станут материальными орудиями пыток и палачей. Государственный деятель ГДР А. Абуш в книге «Ложный путь одной нации» писал: «От университета до самой последней деревенской школы учили: «Все величайшие в истории военные политики – прусские, все величайшие творения искусства – германские, самые великие изобретения и самые выдающиеся ученые – немецкие, самая лучшая промышленность – германская, а самые толковые рабочие – немцы. Где на свете организованность и порядок лучше, чем в Германии?.. И наконец, к этой вильгельмовской идеологии, которую тысячи учителей и профессоров насаждали в умах молодежи, присоединялось в качестве бисмарковского наследия преклонение перед одерживающим победы насилием».[618]
Так что в некотором роде прав и Г. Могилевцев, говоря: «Проект Ницше безусловно впечатляет. И это, заметим, не просто словеса. Недаром ницшеанской программой «перестройки» человека были так зачарованы «носители магического огня» – нацисты в Германии. Эта «скромная идея» кабинетного ученого дорого обошлась Европе: она есть плевельное зерно, из которого выросла грандиозная пирамида – похлеще Тамерлановой – в 50 миллионов человеческих черепов… Феномен владычества идей над человеческим сознанием плохо изучен. Сейчас – в эпоху диктатуры средств массовой информации – этот феномен стараются не раскрывать, а скорее прятать. Но в случае с Ницше связь идеи и ее воплощения может быть тщательно прослежена».[619] Стоит подчеркнуть, что подобная диктатура не исключена и при демократии, являющейся несколько более «цивилизованной» формой власти плутократии (всех этих денежных «мешков»).
Народ обязан выбирать правителей и идеологов тщательнее, чем будущую супругу. Ведь в случае ошибки с последней можно и развестись. С первыми это сделать труднее. Поэтому к месту критика Ницше русским мыслителем Н. Ф. Федоровым. В серии статейон называл его теорию «аморальной», а его «сверхчеловечество» – «величайшей ложью». Ницше наплевать на народы, да и на большинство человечества. Его занимает судьба так называемых гениев. Гении важны, спору нет. Однако как жить в нашем мире обычным смертным? Элементарно. Всю эту толпу, считает Ницше, надо бросить, предоставив ее самой себе. В мире есть лишь «сверх-человеки» и «сволочь». Важно уберечь и сохранить первых. Остальные пусть сдохнут в ходе естественного отбора! Одним – древо жизни, другим – древо смерти. «И вот эта-то карикатура должна будто бы сделать жизнь достойною, божественною!»[620]
Как же можно подобную дикую и жестокую карикатуру предлагать в качестве основы для политических институтов великой страны?! А если получится так, что к власти в стране как раз и придет «эта сволочь»?!
Попытался ответить на вопрос о сути этики Ницше и английский философ Б. Рассел. Он также подчеркнул, что его «благородный» человек полностью лишен сострадания, безжалостен, хитер, зол и занят лишь своей собственной властью. На наш взгляд, в его философии воплотилась сущность капиталистического индивидуализма (в самом вульгарном и диком виде). Эта «биологически высшая раса», этот «брильянтовый Король Солнца» (выражаясь словами одного сумасшедшего, о котором пишет в своих наблюдениях К. Ясперс) выглядит достаточно зловеще. Тот же Ницше считал, к примеру, что «счастье простого народа не является частью добра как такового». Более того, он ненавидел простой люд. Его интересуют одни лишь «наполеоны». Б. Рассел отмечает, что для Ницше «Линкольн – жалок, Наполеон – велик». В лице этого философа мы имеем дело не столько с трагедией «больного затворника», сколь со страшной болезнью, имя которой капитализм. Болезнь эта ныне широко распространена, не являясь наследственной болезнью человечества. Заключительный вердикт Рассела: «Мне неприятен Ницше потому, что ему нравится созерцать страдание, потому, что он возвысил тщеславие в степень долга, потому, что люди, которыми он больше всего восхищался, – завоеватели, прославившиеся умением лишать людей жизни… Ницше презирает всеобщую любовь, а я считаю ее движущей силой всего, чего я желаю для мира. У последователей Ницше были свои удачи, но мы можем надеяться, что им скоро придет конец».[621] Надежды на их «скорый конец» все же слегка преувеличены.
