От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Я думаю, что Кроули и Грю преподали мне хороший урок в начале моего президентства, – всегда необходимо знать содержание подписываемых документов».
В итоге телефонных переговоров Гарриман и Клейтон добились согласия Трумэна на то, чтобы вновь повернуть суда в порты назначения и продолжить погрузку уже запланированных к отправке судов. Однако было оговорено, что последующие поставки вооружений и других грузов в Советский Союз для войны с Японией будут ограниченными. Для подстраховки исполнители попросили подтвердить эти новые указания письменно.
Трумэну придется оправдываться уже и публично, о чем он напишет в мемуарах. «Внезапная остановка ленд-лиза явно была политическим актом со стороны Кроули и Грю. Конечно, было совершенно правильным планировать окончательное прекращение ленд-лиза для России и других стран, но это должно было делаться постепенно, чтобы не создавалось впечатления, что кто-то намеренно ими пренебрегает. В конце концов, мы добились от русских в Ялте соглашения, что они будут участвовать в японской войне через три месяца после того, как немцы капитулируют. В то время в Америке преобладали дружеские чувства по отношению к России, потому что русские, хотя и боролись за свое собственное выживание, спасли нам множество жизней в войне против немцев. В Китае располагалось более миллиона японцев, готовых бороться за занятые территории в течение неопределенного времени. Мы очень хотели, чтобы русские вступили в войну с Японией, из-за их границы с Китаем и железнодорожного сообщения с Европой. Япония при этом контролировала все китайские морские порты от Даляня до Гонконга.
Имея в виду эту ситуацию, я разъяснил позицию правительства. На пресс– и радиоконференции 23 мая я объяснил, что приказ, стоящий за действиями Кроули, был направлен не столько на отмену поставок, сколько на постепенную адаптацию к условиям, возникшим после распада Германии. Я также четко дал понять, что все ассигнования, предусмотренные договором или протоколом, будут предоставлены и все обязательства будут выполнены».
Май-июнь 1945 года были периодом напряженных дебатов по советской политике в Соединенных Штатах. В борьбе «за душу Трумэна» Генри Уоллес, бывший посол в Москве Джозеф Дэвис, ближайший помощник Рузвельта Гарри Гопкинс, министр финансов Генри Моргентау, министр внутренних дел Гарольд Икес и некоторые другие призывали к срочным мерам для остановки стремительного сползания отношений двух стран к конфронтации.
Они утверждали, что в результате ужесточения своей позиции США столкнутся с «ощетинившейся Россией» и с Европой, расколотой на два враждебных блока. Предлагалось договориться с Москвой о демилитаризации Германии и Японии, интернационализации Рура, учесть советские запросы по Черноморским проливам, предоставить кредиты на восстановление экономики Советского Союза.
Сторонником продолжения сотрудничества был Эйзенхауэр. Он говорил своему помощнику капитану Гарри Батчеру: «Теперь русские, у которых относительно небольшой опыт общения с американцами и англичанами, даже с учетом военного времени, не понимают нас, а мы их. Чем больше мы будем общаться с русскими, тем больше они будут понимать нас, тем активнее будет развиваться сотрудничество. Русские при общении прямодушны и откровенны, и любая уклончивость вызывает у них подозрения. Нормально работать с Россией будет возможно в том случае, если мы будем следовать той же схеме благожелательного и позитивного сотрудничества, которая привела к замечательному единству союзников».
Ястребы в Вашингтоне, среди которых наибольшую роль в повороте к «холодной войне» сыграют исполнявший обязанности госсекретаря Грю, военно-морской министр Джеймс Форрестол, посол в Москве Гарриман, со своей стороны, выступали за сдерживание «советской экспансии» путем создания противовесов ей в Европе и Азии, чтобы избежать новой большой войны или, если она вспыхнет, победить в ней. «Грядущая война с Советской Россией – предрешенное дело», – утверждал Грю в записке от 19 мая.
Масло в огонь антисоветских настроений подливала информация от захваченных в плен немецких генералов и дипломатов, командования польской Армии Крайовой и других открытых врагов СССР, убеждавших американцев в неизбежном столкновении с «советской тиранией».
«Было ясно, – напишет в дневнике Дэвис уже в середине мая, – что смерть Рузвельта и поражение Германии ослабили единство „большой тройки“. Большая часть людей вокруг нового президента разделяет, скорее, подозрения Черчилля насчет России, чем надежды Рузвельта и его решимость исчерпать все достойные пути сохранения этого единства, необходимого для сохранения мира».
В лагере самых жестких ястребов все громче стал заявлять о себе и пока малоизвестный в Вашингтоне Джордж Кеннан, у которого «снова появилась потребность изложить на бумаге проблемы, связанные с взаимоотношениями между Россией и Западом». Результатом стал документ, который и.о. посла озаглавил «Международное положение России при завершении войны с Германией». Прекращение войны в Европе, считал Кеннан, означало и поворотный пункт в истории советской дипломатии. Советская армия продвинулась к центру Европы. Сбылась мечта Сталина о создании защитного барьера зоны вдоль западных границ. Возвращение к довоенной ситуации уже невозможно.
«Мир, как и весна, наконец-то пришли в Россию, и иностранцу, утомленному российскими зимами и российскими войнами, остается лишь надеяться, что приближающийся политический сезон не будет слишком похож на русское лето, чересчур скоротечное и слабо выраженное». Кеннан утверждал, что усиление мощи России произошло не за счет внутренних факторов силы – демографический и промышленный потенциал не сильно изменился по сравнению с довоенным временем, – а как следствие «разрушения мощи соседних стран». Когда закончится война на Дальнем Востоке, у Москвы впервые в истории не будет соперника в Евразии из числа великих держав, а под ее контролем окажутся огромные территории за пределами СССР.
Кеннан считал основными такие факторы новой ситуации:
1. Русские не смогут успешно сохранять свою гегемонию на всей территории Восточной Европы без помощи Запада.
2. Сотрудничество с Россией, которого ожидает американский народ, «вовсе не является существенным условием сохранения мира во всем мире, поскольку существует реальное соотношение сил и раздел сфер влияния».
3. У Москвы нет причин для военной экспансии в глубь Европы. Опасность для Запада представляют «коммунистические партии в самих западных странах, а также иллюзорные надежды и страхи, присущие западному общественному мнению».
В аналитическом докладе американского посольства в Москве от 19 мая содержались и более конкретные положения: «Никто так хорошо не понимает критического характера настоящего военного периода, как советские лидеры. Они вполне отдают себе отчет, что именно в период всеобщей политической и социальной неустойчивости, последовавшей за мировой войной, могут быть созданы контуры будущего устройства мира, которые со временем обретут постоянный характер. Они придают большее значение решениям, принятым в ближайшие недели, чем даже возможным резолюциям будущей мирной конференции. Ведь с советской точки зрения решения последней во многом можно предопределить сейчас, если ковать железо, пока оно горячо».
Госдеп в то время соглашался с самыми жесткими оценками советской политики: «Русские предприняли шаги к усилению своего контроля над Восточной Европой. Они заключили двусторонние договоры о сотрудничестве с поляками в Люблине (несмотря на наши возражения), с правительствами Югославии и Чехословакии. Они предприняли односторонние действия по формированию правительства Австрии, действовали независимо в Румынии, Болгарии и Венгрии, не проводя консультаций с американскими и британскими представителями в этих странах. Отдельное экономическое соглашение было заключено с Румынией, которое сделало возможным осуществление советского контроля над румынской промышленностью и которое прервало торговые связи Румынии с остальным миром. Русские отказались от американо-британских предложений о проведении открытого обсуждения политической ситуации в Румынии и выборов в Болгарии. Эти действия противоречат Крымской декларации о свободной Европе, причем Большая тройка согласилась объединить свои усилия и помочь освобожденным народам решить их насущные политические и экономические проблемы при помощи демократических методов. Восточная Европа в действительности представляет собой советскую сферу влияния».
