Герберт Хьюит - Рожденный с мечом в руке. Военные походы Эдуарда Плантагенета. 1355-1357
К этому времени военное искусство находилось на третьем этапе своего развития. Армии вели сражения и «жили за счет земли», по которой шли. Армии можно было разрешить разграбление таких земель и даже поощрить к нему солдат. Армию также можно было использовать для уничтожения средств, обеспечивающих жизнь. Таким образом, уничтожение жилищ и всего, что необходимо для поддержания жизни, стало важной составной частью конного похода — chevauchée. Современная стратегия предусматривает отсечение противника от источников снабжения, уничтожение запасов в возможно большем количестве и разрушение его транспортных путей, а средневековые военачальники были должны уничтожать запасы противника «на месте». Когда работа по уничтожению начата, она может зайти дальше, чем нужно для выполнения чисто военных задач. Если осажденный город какое-то время сопротивлялся нападающим, то после его захвата могли начаться резня, грабеж и разрушение — неразумные, но понятные. В каких-то случаях такая же участь могла постигнуть и незащищенные деревни. А в те времена, когда большая часть почти каждого здания была деревянной, самым удобным средством разрушения был огонь. Для огня не нужны транспортные расходы, его применение не требует мускульной силы, и он уничтожает все.
Средневековая война состояла не только из боев и осад; они даже не составляли значительной части военных действий. Много недель и даже месяцев подряд войска занимались военным давлением на противника, убивая его людей, уничтожая имущество и средства поддержания жизни. Но командир при этом не должен был упускать из виду свою главную задачу. В одном случае он должен был выяснить, где находятся главные силы противника, и вызвать их на решающее сражение, в другом — нанести отвлекающий удар, который заставит противника разделить силы и изменить планы, в третьем — покарать или устрашить жителей какого-либо края, чтобы показать им, какое наказание ждет тех, кто сочувствует противнику. Если главной задачей командира была атака, он брал столько продовольствия, сколько ему было нужно, но имел мало времени для грабежа и разрушения. Но если задачей было отвлечение противника или проведение карательной операции, военачальник действовал как в типичном конном походе-chevauchée, руководствуясь при этом характером местности, временем года и моральным состоянием своих воинов. Существовали две местные особенности, которые могли ограничивать грабеж и уничтожение: обычно — но далеко не всегда — войска щадили имущество Церкви и должны были щадить имущество своих союзников и друзей. Поэтому иногда возникали трудности в управлении войсками.
Но эти грабежи и разрушения вызывали падение морального состояния армии: если солдаты так поступали, это значило, что их командиру безразлична судьба гражданского населения. Более того, приказ об уничтожении того, что могло достаться противнику, означал совершенно бесполезное варварское обращение с произведениями искусства и мелкими вещицами, драгоценными для владевших ими семей. От выполнения такого приказа остается всего один шаг до забвения всех правил в обращении с местным населением. Иногда какой-нибудь не самый главный военачальник мог «сесть на своего коня, проехать по улицам» и «спасти от позора многих дам, благородных девиц и монахинь» или король, действуя из соображений благоразумия, но не делая это своим общим принципом, мог приказать своему советнику «проехать на коне по улицам» и «приказать, чтобы никто не осмелился поджечь ни один дом, убить кого-либо или учинить насилие над женщиной». Однако правила гуманизма обычно не могут удержать в узде солдат во время рейда и, как сказал Фруассар, «в таком множестве людей, как то, которое вел за собой король Англии, обязательно должны оказаться несколько плохих людей, злодеев и бесчувственных людей». Короче говоря, в самых худших из рейдов «злодейства» и убийства могут соседствовать с грабежами и поджогами[29].
В общих чертах подобная операция выглядела так. К походу готовили большое количество лошадей; если дороги были пригодны для колесного транспорта, использовались также телеги. Армия везла необходимые припасы с собой (или получала их законным образом), пока не переходила границу. После этого можно было захватывать все, кроме имущества Церкви и друзей. Командир забирал продовольствие в больших количествах; мародеры брали любую еду, какую хотели; солдатам была дана полная воля грабить или даже брать деньги за отказ от грабежа.
Дойдя до очередной деревни или города, войска обычно без особого труда подавляли сопротивление гражданского населения. Все ценное собирали и грузили на телеги или на лошадей; скот угоняли или резали; затем начиналась работа по уничтожению того, что осталось. Амбары, скирды сена, зерна или соломы, сараи, хлева, дома с тем, что находилось в них, — все сжигалось. Солдаты ломали деревянные мосты, сжигали или выводили из строя ветряные и водяные мельницы, выливали вино из бочек. В местах, где производят вино, знающие люди могли повредить или погубить виноградники.
Известие о приближении вражеской армии распространяется очень быстро. Местные жители видят, что ее путь (или пути: большая армия может двигаться несколькими колоннами) днем отмечен облаками дыма, а ночью — красным заревом пожаров. Они в панике убегают и этим облегчают войскам работу: опустевший город, где остался запас еды и дров на целую зиму, становится подходящим местом для привала, где можно отдохнуть и хорошо поесть. Но армия нигде не задерживается долго, и случаются дни, когда солдаты мало едят, а их лошади мало пьют. Всегда существует опасность засады или того, что деревенские жители сами сожгли свои жилища, чтобы не давать врагу еду и крышу над головой, что в обнесенных стенами городах дома загорятся среди ночи, подожженные тайными врагами или пьяными солдатами, что мосты будут разрушены, чтобы задержать продвижение вторгшейся армии.
К этим меньшим из опасностей и трудностей рейда надо, разумеется, прибавить столкновение с армией противника, которая может выступить на защиту разоряемого края, попытается поставить захватчиков в трудное положение, постарается отрезать их от базы или вынудить принять ожесточенное или даже решающее сражение. И наконец, в малонаселенной местности (к примеру, на шотландской границе) могло случиться, что армия не имела возможности ни жить на земле, ни найти проводника, сбивалась с пути, уходила в сторону от путей, по которым осуществлялось ее снабжение, и оказывалась в очень тяжелом положении.
Таким, в общих чертах, был типичный рейд за тридцать лет до того, как принц ступил на землю Гаскони. Уничтожение материальных ресурсов в широких масштабах и постоянное применение огня стали обычной практикой. И так поступали не только английские армии. Французские войска действовали так же на границе с Фландрией, а иногда жгли и уничтожали припасы в собственной стране, чтобы английские захватчики не смогли воспользоваться ими[30]. Шотландцы действовали столь же бессердечно и свирепо во время военных действий в Нортамберленде, Дареме и Камберленде. В июле 1346 года король Франции сообщил королю Шотландии Давиду, что в Англии, по сути дела, нет войск и потому Давид может нанести англичанам величайший урон, если вторгнется в Англию.
К этому времени такие военные действия настолько стали частью политики, что их упоминали в договорах, скрепленных печатью. Граф Нортгемптон, когда его в апреле 1355 года назначили командующим английскими войсками в Бретани, получил полномочия «chevaucher de guerre (здесь: вести походы. — Пер.) против врагов на суше и на море, захватывать и разрушать города, замки и крепости, если посчитает, что это в интересах короля…». Такие разрушительные походы стали предметом обсуждения и в том медленно складывавшемся своде международно признанных принципов, который должен был регулировать ведение войн.
Чем бы принц ни считал свои военные операции в Южной Франции, полномасштабной войной или походом-chevauchée, они неизбежно должны были развиваться по этому основному сценарию. Принц и все его главные помощники сопровождали Эдуарда III в 1346 году, когда он разорял побережье Нормандии и дошел с огнем и мечом до ворот Парижа. Они знали, как Генрих, герцог Ланкастерский вел войну в Пуату и Гиени, и о том, как действовали другие во время менее крупных военных операций во время перемирий (несмотря на эти перемирия). Эти кампании предоставляли возможность и для рыцарских сражений, и для недостойных дел разрушения. Никто не мог предсказать, чего будет больше во время наступающей кампании — возможностей разрушать или сражаться благородно. Необходимо было быть готовым и к тому и к другому.
Через две недели после прибытия в Бордо английская часть экспедиции была готова отправиться в Арманьяк. Корабль James из Эксмута сразу же был отправлен обратно в Англию по делам принца. (Другие корабли, видимо, какое-то время оставались в порту и могли затем быть использованы для перевозки вина в Англию.) Грузы были сняты с кораблей, а лошади спущены на берег с помощью лебедок. Было закуплено много фуража, и лошадям «дали отдых» (вероятно, какое-то время им дали возможность пастись в полях, чтобы животные, ослабшие от жизни взаперти во время плавания, упражняли свои мышцы). Большие партии снаряжения, в том числе луков и стрел, были отправлены вверх по течению реки в Сен-Макер, откуда их, вероятно, позже забрал проходивший там отряд войск принца[31], а также выплачены крупные суммы английским и валлийским военачальникам из свиты принца. Мы не будем здесь рассматривать финансовый механизм этих платежных операций и не станем проводить различия между несколькими видами платежей. Скажем лишь, что деньги были предназначены для покупок и для выплаты жалованья и что в Гаскони имели хождение как английские, так и французские деньги. Выплаты получили и некоторые люди, которым было поручено оставаться в Бордо.
