Борис Башилов - Московская Русь до проникновения масонов
Преподобный Сергий со своею обителью своими учениками был образцом и начинателем в этом оживлении монастырской жизни, «начальником и учителем всем монастырем, иже в Руси», как называет его летописец. Колония Сергиевской обители, монастыри, основанные учениками Преподобного или учениками его учеников, считались десятками, составляли почти четвертую часть всего числа новых монастырей во втором веке татарского ига, и почти все эти колонии были пустынные монастыри подобно своей митрополии. Но, убегая от соблазнов мира, основатели этих монастырей служили его насущным нуждам. До половины XIV века масса русского населения, сбитая врагами в междуречье Оки и верхней Волги, робко жалась здесь по немногим расчищенным среди леса и болот полосам удобной земли. Татары и Литва запирали выход из этого треугольника на запад, юг и юго-восток. Оставался открытым путь на север и северо-восток за Волгу; но то был глухой непроходимый край, кой-где занятый дикарями финнами; русскому крестьянину с семьей и бедными пожитками страшно было пуститься в эти бездорожные дебри. «Много было тогда некрещеных людей за Волгой», т. е. мало крещенных, говорит старая летопись. одного заволжского монастыря о временах до Сергия. Монахпустынник и пошел туда смелым разведчиком. Огромное большинство новых монастырей с половины 14 до конца 15 века возникло среди лесов костромского, ярославского и вологодского заволжья: этот волжско-двинский водораздел стал северной Фиваидой православного Востока. Старинные памятники истории Русской церкви рассказывают, сколько силы духа проявлено было русским монашеством в этом мирном завоевании финского языческого Заволжья для христианской Церкви и русской народности. Многочисленные лесные монастыри становились здесь опорными пунктами крестьянской колонизации: монастырь служил для переселенца-хлебопашца и хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, и, наконец, приютом под старость. Вокруг монастырей оседало бродячее население, как корнями деревьев сцепляется зыбучая песчаная почва. Ради спасения души монах бежал из мира в заволжский лес, а мирянин цеплялся за него и с его помощью заводил в этом лесу новый русский мир. Так создавалась верхне-волжская Великороссия дружными усилиями монаха и крестьянина, воспитанных духом, какой вдохнул в русское общество Преподобный Сергий.
Напутствуемые благословением старца, шли борцы, одни на юг за Оку на татар, другие на север за Волгу на борьбу с лесом и болотом.»
СИЛЬНЫЕ ДУХОМ
I
«Говорят иногда, — пишет известный философ нашей эпохи Н. Лосский, — что у русского народа женственная природа. Это неверно: русский народ, особенно великорусская ветвь его, народ, создавший в суровых исторических условиях великое государство, в высшей степени мужествен; но в нем особенно примечательно сочетание мужественной природы с женственною мягкостью».
Тяжела и трудна была жизнь русского человека всюду, и на севере, и на юге, и в лесу, и в степи. Знаменитый исследователь древней Руси И. Забелин пишет:
«Южный земледелец должен был жить всегда наготове для встречи врага, для защиты своего пахотного поля и своей родной земли. Важнейшее зло для оседлой жизни заключалось в том, что никак нельзя было прочертить сколько-нибудь точную и безопасную границу от соседей-степняков. Эта граница ежеминутно перекатывалась с места на место, как та степная растительность, которую так и называют Перекати Полем. Нынче пришел кочевник и подогнал свои стада или раскинул свои палатки под самый край пахотной нивы; завтра люди, собравшись с силами, прогнали его или дарами и обещаниями давать подать удовлетворили его жадность. Но кто мог ручаться, что послезавтра он снова не придет и снова не раскинет свои палатки у самых земледельческих хат? Поле, как и море — везде дорога, и невозможно положить на нем границы, особенно таких, которые защищали бы, так сказать, сами себя. Жизнь в чистом поле, подвергаясь всегдашней опасности, было похожа на азартную игру…
Лес, по своей природе, не допускал деятельности слишком отважной или вспыльчивой. Он требовал ежеминутного размышления, внимательного соображения и точного взвешивания всех встретившихся обстоятельств. В лесу, главнее всего, требовалась широкая осмотрительность. От этого у лесного человека развивался совсем другой характер жизни и поведения, во многом противоречащий характеру коренного полянина. Правилом лесной жизни было: «Десять раз примерь и один раз отрежь». Правило Полевой жизни, заключалось в словах: «либо пан, либо пропал». Полевая жизнь требовала простора действий, она прямо вызывала на удаль, на удачу, прямо бросала человека во все роды опасности, развивая в нем беззаветную отвагу и прыткость жизни. Но за это самое она же делала из него игралище разных случайностей.
Лесная жизнь воспитывала осторожного промышленного, политического хозяина, полевая жизнь создавала удалого воина и богатыря».
Нельзя не согласиться с проф. И. А. Ильиным, что: «бремя, исторически возложенное на русский народ, было чрезвычайно велико. Оно было гораздо более тяжким, чем бремя западно-европейских народов; а сроки необходимые для того, чтобы управиться с этим бременем были исторически урезаны и сокращены. На протяжении своей истории русский народ жил в более тяжелых условиях, чем западные народы его задачи были более велики, сложны и трудны».
В подтверждение своего вывода проф. И. А. Ильин приводит следующие доводы:
«…Роковое значение для России имеет незащищенность ее границ. Ее равнина открыта для нападений с северо-запада, с запада, с юго-запада, с юга и с юго-востока. Все великое переселение народов шло через ее просторы, и именно на нее обрушилась татарская в орда из Азии. Возникая и слагаясь, Россия не могла опереться ни на какие естественные рубежи; она имела только два исхода: или завоевать всю равнину и оружием защищать и замирять свои окраины, или гибнуть под ударами восточных кочевников и западных завоевателей. Вот почему наша история есть история непрерывного военного напряжения, история самообороны и осады. От Дмитрия Донского до смерти Петра Великого Россия провоевала пять шестых своей жизни: издревле русский пахарь погибал без меча, а русский воин кормился косою и сохою. Так возник в России и сословно-крепостной строй — из необходимости все учесть и все использовать для обороны страны. История русского народа есть история его самоотверженного служения; и забота наших предков была всегда не в том, как лучше устроиться или как легче пожить, а о том, как вообще прожить, продержаться хоть какнибудь, справиться с очередной опасностью.
«Необходимо признать, что хозяйственная, государственная и культурная жизнь страны тем труднее, чем больше территория страны и чем многочисленнее ее население (конечно, при прочих равных условиях). Большое государство должно прежде всего подчинить себе пространство, эту разбрасывающую, разъединяющую и выходящую из повиновения силу и затем вовлечь в свою жизнь, — взимая и давая, служа и заставляя служить, обороняя и воспитывая, несметное множество человеческих душ. Чем обширнее территория и население страны, тем более укорененным должно быть правосознание, тем более сильной должна быть волевая сила центральной власти. Малое государство легче строить, чем большое.
Здоровый рост и развитие России прерваны и искажены татарским игом и задержаны им не менее, чем на 300 лет».
С тех пор вся история России состояла в том, что она отстаивала свою самобытность от вторжения обогнавших нас западных народов и догоняла их в деле цивилизации и культуры. Русский народ со всех сторон был окружен беспощадными врагами, старавшимися его стереть с лица земли.
«Надо было или присоединить все эти земли, или погибнуть, — такой вывод делает известный исследователь древней Руси В. Сергеевич в своей работе «Древности русского права». Не от недостатка ума русского человека и не от недостатка у него воли, как это обычно изображается, происходят многие неустройства русской жизни, а от недостатка времени.
II
Времени, вот больше всего всегда не хватало России отставшей от Запада за долгие годы татарщины. Но и в те короткие сроки, которые давала суровая судьба великороссу, он сумел добиться многого под руководством своих национальных вождей — Царей. Пассивны ли русские? Конечно, нет.
«…Русские люди — по тайге и тундрам — прошли десять тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — почему семьсот лет германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один сплошной нуль? Или, — как это самый пассивный народ в Европе — русские, смогли обзавестись 21 миллионом кв. км., а динамические немцы так и остались на своих 450.000? Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион кв. километров. Или любовь к страданию, — или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или «анархизм русской души» — или Империя на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология абсолютно несовместима с основными фактами русской истории.
