Раймонд Картье - Тайны войны
Таким образом, даже в непосредственном военном окружении Гитлера, даже в самом ОКБ, даже в уме Иодля, — этого восторженного поклонника фюрера, — гнездились сомнение и беспокойство.
Съезд национал-социалистической партии в Нюрнберге выявил новое обострение кризиса. Собрания проходили в душной, напряженной атмосфере, которая охватывала всех сейчас же, как только замолкали ликующие фанфары. Холодный дождь заливал гигантский стадион, а страх будущего сжимал сердца партийцев. Если был момент, когда Германия сомневалась в своем фюрере, когда перед ней мелькала та пропасть, к которой она близилась, — то это было именно в эти дни, непосредственно перед Мюнхеном. Никогда, быть может, положение Гитлера не было более шатким. Но Западные державы этого не знали.
9 сентября в Нюрнберге Гитлер вызвал к себе из Берлина генералов Браухича, Кайтеля и Гальдера. Полковник Шмундт, присутствовавший на этом военном совете, записал краткий протокол его и документ этот фигурировал на Нюрнбергском процессе.
Гальдер, начальник Главного Штаба, изложил план кампании против Чехословакии. Наступление должно вестись 2-й и 14-й армиями; цель его — захватить в клещи чешскую армию и не допустить ее отступления вглубь Чехии. Силы противника надо считать слабыми. Укрепления его имеют бреши. Некоторые бункера — без купольных перекрытий. Плотность обороны — одна дивизия на 10 километров фронта. Ольмюц должен быть занят 2-й армией уже на другой день. Наоборот, перед Пильзеном германская армия должна выжидать. Задача германской стратегии — охват и захват главных сил неприятеля.
О западных державах — ни слова. Единственной мерой, принятой в этом направлении, было спешное и демонстративное сооружение линии Зигфрида. Это значит, что Гитлер не считался с возможностью интервенции Франции. И приказ о мобилизации западных дивизий — 26-й, 34-й, 36-й, 32-й и 35-й, всего пяти дивизий против всей Франции — был отдан только вечером 27 сентября, т. е. за несколько часов до Мюнхенской конференции.
Съезд партии в Нюрнберге возобновился. Гитлер вернулся на трибуну и продолжал свои речи.
Однако в Берлине, куда генералы вернулись после совещания 9 сентября подготовлялось сенсационное событие.
«Мы решили, — рассказал Гальдер в Нюрнберге, — избавиться от Гитлера. Мы не имели в виду его убивать, т. к. убийство несовместимо с нашим понятием о воинской чести, но мы хотели лишить его возможности продолжать свою безумную политику.
Душой заговора был генерал Бек. В последний день Нюрнбергского съезда заговорщики сошлись у меня в Берлине. Теперь все они мертвы, кроме подполковника Бем-Тательбаха. Начальник гарнизона Берлина заявил, что на следующий день, по приезде Гитлера в Берлин, он будет арестован вооруженной силой.
Мы тотчас составили прокламацию к германскому народу, в которой говорилось, что фюрер вовлекал Германию в гибельную войну и что долгом нас — генералов — было предотвратить эту войну.
Наше совещание еще продолжалось, когда радио, которое непрерывно давало сведения о ходе кризиса, известило, что премьер-министр Англии Невиль Чемберлен испросил свидания у Гитлера и что он летит в Берхтесгаден.
Это сведение опрокинуло наши планы: вместо того, чтобы приехать в Берлин, Гитлер отправлялся в Берхтесгаден, чтобы там принять Чемберлена. К тому же это изменяло психологическую картину. Мы могли арестовать человека, который очертя голову бросался в военную авантюру, но не было никакого основания арестовывать человека, который вел переговоры.
Мы решили все отложить. Но престиж Гитлера настолько возрос после Мюнхенского совещания, настолько укрепил его позицию, что подходящий случай уже больше не представился».
Ирония истории! Чемберлен, думая спасти мир, спас быть может Гитлера, так как путч генералов, в той атмосфере тревоги, в которой находилась Германия, имел все шансы на успех.
Потом пришли свидания в Берхтесгадене, Годесберге, Мюнхене…
Один вопрос остается и навсегда останется открытым. Что стал бы делать Гитлер, если бы западные державы проявили упорство? Если бы они запретили Германии, под угрозой войны, расчленение Чехословакии?
Что отвечают на это документы Нюрнберга?
Вот что сказал генерал Гальдер:
«Для тех, кто был в курсе дел, наши стратегические планы в отношении Чехословакии были ничем иным, как пустым блефом».
Вот что сказал Иодль:
«Я уверен в одном: если бы политическая ситуация не сложилась благоприятно после Годесберга и Мюнхена, то мы никогда не захватили бы Чехословакии, я твердо убежден, что если бы Даладье и Чемберлен сказали в Мюнхене: «Мы будем реагировать», то мы ни в коем случае не выступили бы с военной силой. Мы не могли бы этого сделать. У нас не было средств прорвать чешскую «линию Мажино» и у нас не было войск на Западе».
Вот, наконец, свидетельство, имеющее двойную ценность, ибо оно исходит от самого Гитлера и относится ко времени самого события. Это одна из драгоценных записок карандашом, оставленных адъютантом Гитлера Шмундтом, ныне покойным. Вероятно, она была написана во время путешествия Гитлера в Мюнхен. Вот ее текст:
«Все зависит от того, считает ли Муссолини свое дело законченным или нет. Если да, то с чешской проблемой придется подождать; мы вернемся с пустыми руками. Если же нет, то, — поскольку итальянская империя в Африке невозможна без помощи Германии, — мы сделаем из Чехословакии предварительное вступление и вернемся в Берлин с Чехословакией в кармане.»
«Муссолини — реалист, — он должен учесть военные возможности Германии. И сообразно этому он поступит.»
«Имея против себя Францию и Англию, мы можем выиграть Чехию только в том случае, если Италия будет с нами. Тогда Франция и Англия не выступят».
Вернуться с пустыми руками!.. Итак, отправляясь в Мюнхен, Гитлер все же считался с возможностью неудачи.
С другой стороны известно, что Муссолини не собирался воевать в октябре 1938 г. Он был слаб, утомлен войной в Абиссинии и участием в гражданской войне в Испании. У него не хватало сырья, не хватало иностранных девизов. Он нетерпеливо ожидал международной выставки в Риме, которая должна была открыться в 1941 г.; у него были огромные расходы и он жаждал вернуть свои издержки. В 1939 г., за две недели до начала войны с Польшей, он послал своего зятя Чиано в Оберзальцберг, чтобы изложить фюреру затруднительное положение Италии и упросить его подождать немного.
В дни Мюнхена итальянская империя в Африке сильно беспокоила Муссолини. Он хотел передышки. Инициатива примирения четырех держав, которую он принял на себя без сговора с Гитлером, является доказательством его мирных намерений. Он хотел избежать войны, не хотел рисковать.
Но благожелательные политики — Чемберлен и Даладье — сами поднесли Гитлеру победу.
VI. Война с Польшей была решена 23 мая 1939 года
Проекты Гитлера осуществлялись не по твердому плану. Документы Нюрнберга доказывают, что в его политике, как и в его стратегии, всегда была большая доля импровизации. Ход событий зависел от его настроения.
После Мюнхена, как и после Аншлюсса, он собирался сделать передышку. Единственная найденная его директива, относящаяся к осени 1938 г., предусматривала ликвидацию остальной Чехии, т. е. операцию, осуществленную в марте 1939 г. С военной точки зрения, это была простая задача, выполнение которой требовало только пограничных войск и всего лишь несколько часов времени. Чехословакия, ампутированная в Мюнхене, не являлась больше противником, — это была легкая добыча.
«В декабре 1938 г. или в январе 1939 г., — говорит Браухич, — Гитлер отдал приказ армии готовиться к войне, которая должна была начаться не позже 1944-45 гг.».
Итак фюрер возвращался к датам, указанным Главным Штабом. Он возвращался к военной мудрости, которая требует тщательной подготовки. Впрочем, неприятель, которого он имел в виду, была не Польша, а Франция.
Эта программа согласовывалась с основной идеей книги «Моя борьба». Расширение Германии направлялось к востоку, но решение лежало на Западе. Ядром всей проблемы было военное превосходство Германии над всей Европой; как только это превосходство оказалось достигнутым, у Германии были развязаны руки. Восток и Запад принадлежали ей.
Таким образом, после Мюнхена немедленный приговор Польше еще не был произнесен. Эта страна не заслуживала чести специальной экзекуции. Она должна была пасть позднее, вместе с остальными, после поражения французской армии…
Нет необходимости искать где-то далеко глубокие причины, которые побудили Гитлера изменить это решение. Как и все остальные, они — в самом Гитлере. Четыре или пять лет ожидания казались невыносимыми для этого человека, дрожавшего от нетерпения. Он был подобен морфинисту, который не может жить без своего наркотика: его потребностью было потрясать мир каждые три месяца.
