Владимир Понизовский - Заговор генералов
Тогда они и решили, что нужно созвать Пленум Центрального Комитета и начать подготовку Всероссийской общепартийной конференции.
Практически готовить ее отправились из Парижа в Россию слушатели школы в Лонжюмо Серго, Семен и Захар. Однако и Юзеф сделал немало, чтобы делегаты благополучно добрались до Праги...
Где Ленин сейчас?.. В начале войны Юзеф порадовался, что не кто иной, как польские социал-демократы помогли ему, арестованному австрийскими властями в Поро-нине, освободиться из тюрьмы и выехать в Швейцарию. Отрывочно доходили вести о Владимире Ильиче и из Швейцарии. Юзеф узнал о его позиции по отношению к войне и полностью разделил ее.
С Орловского централа связь с внешним миром прервалась. Где Ленин сейчас?..
Снова зашуршал суконный конвейер, ожил стальной клюв иглы.
В короткий перекур Дзержинский, оглядев арестантов-мастеровых, бросил пробный камень:
- Думаю, что не поздней чем через год мы будем на свободе.
- По амнистии - когда победим германца?
- Нет. Победит революция.
- Ну, это ты того!..
- Спорим?
- Давай, коль хочешь проиграть!..
В коридоре-мастерской окна без жестяных "воротников". За прутьями решеток справа - круглая зубчатая красная башня. Ее величают Пугачевской. Вроде бы там сидел прикованный цепью гордый атаман... Напротив трехсаженная кирпичная стена. Из-за нее торчат метелки голых ветвей. Низко идут тучи.
- Тогда спорим!
6
В четыре с половиной пополудни в Ставку поступила срочная телеграмма из Царского Села. Александра Федоровна просила Николая немедленно направить в столицу дворцового коменданта Воейкова: "Нуждаюсь в его совете относительно нашего Друга, который пропал в эту ночь. Мы продолжаем уповать на милость Божью... Алике".
Ничего не поделаешь. Надо бросить дела армии и ехать. Григорий беспробудно загулял или действительно с ним что-то стряслось? Возможность отделаться наконец от заклятого Друга вызвала у царя давно не испытываемый прилив энергии. Ехать, ехать в Петроград! Здесь Алексеев управится и без него.
Да, кстати, хорошо что не запамятовал:
- Михаил Васильевич, подготовьте карту театра войны на нашем фронте с обозначением расположения армий, корпусов, дивизий, артиллерии и резервов.
Начальник штаба подумал: такую особой государственной секретности карту брать императору с собой в Царское Село вряд ли осмотрительно. А вдруг упадет на нее чей-либо взгляд? И зачем государю такая карта вне Ставки?.. Но, как обычно, возразить старый службист не посмел.
Царь уже покидал губернаторский дворец, чтобы отбыть на вокзал, когда ему передали еще две, полученные одна вслед другой телеграммы от супруги: "Пока ничего не известно, несмотря на расспросы народа. Надо бояться худшего. Устроено этими мальчиками", и: "Тело найдено. Алике".
"Ох, будет теперь воплей!.." - тоскливо подумал царь.
Глава третья
18 декабря
1
Утренними газетами слух, истрепавший нервы столичным обывателям, был официально подтвержден: "Около Петровского моста найден прибитым к берегу труп Григория Распутина. Следствие производится судебными властями".
Страсти бушевали и в их палате. Катенька испуганно охал, лежа на животе. Есаул Шалый высказался определенно:
- Тра-таэта, так его за ногу! Гришка - первый заступник немчуры!Теперь мы прижмем их всех! Разве дело конокраду в царских покоях возлегать?
__ Как не совестно! - впервые за все дни осмелился
возвысить голос на старшего по чину и возрасту прапорщик.- Гнусные сплетни!
- Не тявкай, щен. О "Яре" небось слыхал? А вот другая историйка: в суде привлекли одного за оскорбление имени. Вызвали свидетеля. Председатель суда спрашивает: "Ты сам слышал, как обвиняемый оскорблял словом?" А тот отвечает: "Да как же, вашество! И чего только не нес! Я уж и то ему сказал: "Ты все его, дурака, ругаешь, а лучше бы ее, стерву этакую!.."
- Да как вы смеете! - задохнулся от возмущения Катя. - Да это ж, это ж!..
- А разве я кого-нибудь назвал? - раскатисто хохотнул казак. - Давай, прапор, залечи свою задницу - мы с тобой на дуэли рубиться будем, согласен? Константин заплакал.
- А я тебе так скажу, коль серьезно: она самые строгие военные тайны обсуждала с Гришкой, а он все те тайны немчуре продавал. Всем известны шуры-муры Гришки с берлинскими банкирами и прочими "штофами"! Оттого кайзер все наши планы знал заранее. Теперь, слава богу, шабаш! Сколько Распутину от роду? Слыхивал, едва за сорок перевалил Старец - так ему и надо, мерзавцу, чтоб во дворце не блудил!
- Как можно? - в отчаянии лепетал Катя. - Связывать имя Распутина с именами!.. - он даже не осмелился выговорить.
- А кто Романовых на престол посадил? Мы, донские казаки! Посему имеем полные права спрос с них держать и правду-матку резать! - отрубил Шалый.
Антон впервые услышал о Распутине в одиннадцатом ГОДУ, когда бежал с каторги. Конокрад и пропойца, битый-перебитый батогами у себя на родине, в Тобольской губернии, он вдруг оказался недосягаемо вознесен, начал понукать царем и царицей и едва ли не править всей Россией.
Это продолжалось без малого десять лет. Но разве пе ясно: если бы не гниение всех свай, подпирающих троя, не полное разложение верхушки и разнос самодержавной колымаги, несущейся под откос, - не был бы возможен и Распутин? Он лишь символ происходящего. Там, на каторгах и в централах, звенят кандальные цепи, куда более тяжелые, чем винтовки в руках солдат; страна задыхается от нехватки и хлеба и патронов; в рудниках и окопах заживо гниет целое поколение России. Безысходность - как в застойной болотной жиже. Гниль поднимается гангренозной синевой. А всё сводят к конокраду и о наиглавнейшем рассуждают как девчонка-санитарка Наденька. Не Распутина в проруби топить - сваи самодержавия надо крушить к чертовой матери!..
Сказать им об этом?.. Прапорщик онемеет от изумления. А есаул?.. Не трус. Вон как загнул о царе, царице и династии. Рубака. Но зачем говорить? Ради красного словца? Или и здесь, в лазарете, Антон хочет создать ячейку?.. Катя вряд ли подойдет: изнеженная московскими пуховиками душа. Казак бы пригодился. В бою, под пулями, он, наверное, надежный. Но в бою против кого и за кого?.. Не следует торопиться.
- Хватит об утопленнике, что там на фронте, Константин? - повернул он разговор в обычное русло.
Прапорщик ухватился за газету, как за якорь спасения:
- Под Ригой: "Сильный обстрел наших позиционных участков и наступательные попытки пехоты. Кроме огня тяжелой артиллерии германцы использовали бомбометный огонь минами, начиненными газами..."
Он все еще не мог успокоиться и читал без выражения. Стертые слова и равнодушный голос. А у кого-то в эту самую минуту так же, как тогда у Антона, выжигает глаза...
- "На Румынском фронте, потесненные атаками противника, наши войска в районе Бакэу отошли на новые позиции..."
Путко вспомнил: там, в предгорьях Южных Карпат, на позицию его батареи среди болот вышел мипувшим летом генерал, бежавший из австрийского плена. Корнилов. Измученный, запаршивевший, с лицом вепря. Официальная молва вознесла его. Генерал был принят во дворце, награжден, произведен в следующий чин и назначен на корпус. Как тогда Кастрюлин-младший, Петр, огрел его по шее!..
Антон уже не слушал Катю. Отдался мыслям, в которых только и черпал тепло и надежду. Что бы с ним ни случилось, был он нужен и будет нужен! Не молоху войны - товарищам. Петру, длиннорукому заряжающему четвертого орудия, вестовому Цвирке, Авдею - всем солдатам, которых сплотил там, на батарее, и которым передал частицу своей правды.
Но как трудно шел к ним Антон!.. Это оказалось трудней, чем по-пластунски ползти через простреливаемое поле.
Осторожно, капля по капле, вливал он в сознание солдат свое представление о мире и о роли в нем каждого. Большинство солдат на его батарее умели читать. Кое-кому он начал давать брошюрки, которые раздобывал у товарища из подпольного дивизионного комитета. Удалось ему достать и тоненькую книжицу, вложенную в обложку солдатского песенника. - манифест ЦК РСДРП "Война и российская социал-демократия".
Сколько недоуменных, даже враждебно-отчужденных вопросов посыпалось на него! "Выходит, - наседал Петр Кастрюлин, - надо играть труса? Германец прет, а ты ему спину показывай: не хочу, мол, проливать твою германскую пролетарскую кровь?" - "Нет, - разъяснял Путко, - труса мы играть не будем. Но мы должны быть готовы к тому, чтобы, когда пробьет час, повернуть эти гаубицы против царя". - "Против... царя? - лицо Кастрюлина белело, на щеках проступали рытвины оспин. - Да за такие слова..." - "Говорю прямо, потому что поверил вам, Петр. Тут задача простая: или за царя, или за народ". "Выходит, вы, ваше благородие, сицилист?" - "Оставь "благородие" для строя. Да, я - социалист. А точней... - и впервые за годы выговорил: - Я большевик". - "Это кто ж такие?" -Сначала Петру. Потом, уже вдвоем с ним его напарнику Авдею. Другим. Они поняли: он доверяет им свою жизнь. За такие разговоры, да еще на фронте, поставят к стенке. Но тем понятней открывалась им его правда. "Большевики призывают не отдать Россию германцам, а всем вместе - и русским, и немецким, и французским, и австрийским солдатам - выступить против своих правительств. Воевать не за Босфор и Дарданеллы, не за эти вот Карпатские горы, а за то, чтобы никогда больше не было захватнических войн. Чтобы люди были не "серой скотинкой", а гражданами свободного государства". И новые вопросы: а что такое свободное государство, что такое - гражданин, империалист, социал-демократ, социалист-революционер?.. От самых азов политической грамоты. Он чувствовал: почва уже глубоко вспахана, разрыхлена. Можно бросать в нее семена. Петр стал в ячейке одним из самых крепких и понятливых. Пора было браться и за соседнюю батарею, за весь дивизион. В начале зимы их дивизион перевели с Румынского фронта на Северный, под Ригу. В пути, в эшелоне, Антон приглядывался к солдатам других батарей. Поручил и Каст-рюлину прощупать.
