Эдмунд Ладусэтт - Железная Маска
— Отпустите женщину, — приказал Луви, когда дверь закрылась. Отпустите и приведите ее в чувство.
Пока Бэсме протирал лицо девушки мокрым платком, Луви приблизился к человеку, лежавшему на кобыле[12] и долго смотрел на него, скрегтив руки на груди.
— Это вы, маркиз? — проговорил несчастный, узнав одного из своих палачей. — Я удивляюсь, как это вы, помня о доброй дружбе, соединявшей наши семьи, находите удовольствие наблюдать мои страдания.
— Я выполняю долг, — сухо ответил Луви.
Тем временем Сюзанна пришла в себя, но едва только она бросила взгляд на ужасные орудия, развешанные по стенам, как сразу же закрыла лицо руками и ее всю затрясло.
— Вы согласны выйти замуж за Сен-Мара? — спросил Луви.
Девушка услышала издевательский смешок. Она открыла глаза и увидела перед собой развязную и мрачную фигуру Сен-Мара. Гнев и отвращение заслонили в ней все другие чувства. Страх перед пытками и смертью исчезли в ней при виде этого человека, чей угрожающий вид позволял предположить, что пытки и мучения, совершаемые в этой комнате, не так страшны по сравнению с тем, что ждет ее, если она согласится с предложением маркиза.
Луви нетерпеливо повторил свой вопрос.
— Нет! Нет! Никогда! — снова вскричала несчастная Сюзанна.
Министр пожал плечами, взял девушку за руку и, подтащив ее к кобыле так, чтобы она очутилась около распростертого человека, сказал:
— Смотри!
Мадемуазель де Бреван испустила отчаянный крик. Она отступила назад и стала рвать на себе волосы, потом, задыхаясь, бледная и обезумевшая бросилась на человека, распростертого на кобыле, и стала осыпать его горячими поцелуями.
— Отец! Мой отец!
Действительно, это был граф де Бреван. По приказу Людовика XIV он был препровожден в Бастилию за то, что не сумел или не смог сохранить государственную тайну. При этом не было принято во внимание ни самопожертвование, ни лишения, которые граф де Бреван претерпел за все годы, сохраняя тайну.
Маркиз де Луви, человек жестокий и хитрый, решил использовать узника, чтобы заставить Сюзанну выйти замуж за такого недостойного человека, каким был Сен-Мар.
— Мадемуазель, — проговорил он, отрывая бедную девушку от ее отца. Мадемуазель, как вы теперь ответите на мой вопрос?
Сюзанна посмотрела на него отсутствующим и непонимающим взглядом. Граф де Ереван, понявший смысл отвратительной интриги, заступился за дочь:
— Я пожертвовал жизнью на службе короля и готов к тому, что моя кровь прольется от руки палача. Но по какому праву подвергается пыткам эта невинная девочка? Почему ее подвергают наказанию в тысячу раз более страшному, чем смерть, которая меня ожидает? Убейте меня, но я не хочу, чтобы моя дочь страдала!
— Хорошо, — холодно ответил Луви. Героизм старика на него не подействовал.
Он повернулся к двум молчаливым мужчинам, раздувавшим огонь в жаровнях, и приказал:
— Щипцы!
Палач и его помощник с раскаленными докрасна щипцами подошли к графу, и ужасное орудие впилось в тело старика. Раздалось шипение, запахло горелым мясом. Но тело графа де Еревана только чуть дрогнуло. Твердым взглядом уставился он в лицо дочери, а на губах его застыла грустная улыбка. Снова палач подошел к нему, но прежде чем он дотронулся до старика, Сюзанна бросилась на него и что было силы оттолкнула. Потом опустилась на колени перед маркизом де Луви и крикнула:
— Да, да, я повинуюсь! Я на все согласна… Но поклянитесь, что отца больше не будут пытать.
— Я клянусь, мадемуазель, — проговорил Луви.
Всхлипывая, девушка взмолилась:
— Я хочу попросить вас еще об одной милости: разрешите отцу побыть со мной весь этот день.
— Это ни к чему, мадемуазель. Ваш отец будет отправлен в ту самую крепость, где губернатором назначен господин де Сен-Мар и куда вы тоже направитесь после церемонии бракосочетания. Пойдемте, мадемуазель.
Сюзанна подошла к отцу, обняла его и, рыдая и целуя, проговорила:
— Крепись, отец. Скоро мы увидимся и будем жить вместе. Вдвоем легче будет.
Спустя час господин де Сен-Мар одел обручальное кольцо на палец мадемуазель де Ереван и это было символом ее союза с этим ничтожеством.
Глава XII. ПРОДЕЛКИ МИСТУФЛЕТА
Не теряя энтузиазма и надежы на будущее Фариболь, Мистуфлет и Ивонна поселились в небольшом домике недалеко от замка Пиньероль.
Там они и жили, переодевшись нищими, наблюдая за неприступной крепостью, где был заточен пленник, и обдумывая способ его спасения.
Ежедневно они собирались и подводили итог своим наблюдениям и размышлениям.
— Какие новости сегодня? — спросила Ивонна.
— За те четыре дня, как мы бродяжничаем здесь с вымазанными рожами, я сделал кое-какие наблюдения, — доложил Мистуфлет. — Тюремным капелланом[13] является капуцин[14] из ближайшего монастыря.
Каждую субботу вечером за ним приходит солдат и приводит его в крепость, чтобы желающие заключенные могли исповедаться. Он ночует в замке, а утром проводит мессу.[15]
— Что еще?
— Больше ничего.
Фариболь пожал плечами и сказал:
— Мне удалось установить точное число солдат, составляющих гарнизон замка, количество надзирателей и остальных служащих. Я добросовестно осмотрел стены — они очень прочные, и рвы — они очень широкие и глубокие.
— А я, — начала Ивонна, — заметила одно обстоятельство. Со склона холма, на котором стоит башня, можно даже рассмотреть узников этой башни и даже подойти к ней. Ров в этой стороне не такой широкий.
Нужно выяснить, не в ней ли находится пленник.
Девушка стала ежедневно подходить к подножью башни и распевать бургундскую песенку. В детстве эту песенку очень любил монсерьер Людовик и Ивонна этим нехитрым способом пыталась установить с ним контакт.
Ужасно скучавшие солдаты гарнизона охотно слушали ее песенки и развлекались, а один солдат, по-видимому родом из Бургундии, так разволновался, считая ее безобидной бродяжкой, что позвал ее в крепость и предложил свой солдатский рацион. Это несказанно развеселило девушку, так как она получила возможность еще ближе приблизиться к замку, но Ивонна не решилась войти к солдатам.
Время шло, а несчастной девушке никак не удавалось что-либо узнать о человеке, чей образ она носила в своем сердце. Грустная и разочарованная она возвратилась в дом.
— Как дела? — спросил Фариболь.
— Никак! Совсем никак! — ответила она, присаживаясь на сломанный стул.
— Тысяча чертей! Любой способ пригодился бы, чтобы добраться до монсеньера Людовика! Дни идут, а мы ничего не можем сделать. Мистуфлет, а ты что думаешь?
— Я? — словно спросонок вздрогнул Мистуфлет.
— Да, ты, тот самый, кто только и делает, что бродит по дорогам, ест за семерых и спит, как ящерица.
— Единственное, что я делаю — стараюсь как можно лучше провести время. Я ожидаю капуцина. У меня есть идея. Понимаете? Послезавтра пасха.
— Какое мне дело до этого? Тысяча молний! Ты смеешься надо мной,
Мистуфлет?
В этот момент Ивонна направилась к выходу.
— Вы уходите, мадемуазель?
— Да, я снова пойду к башне. У меня предчувствие, что в ней находится монсеньер Людовик и я хочу удостовериться в этом…
Когда Ивонна ушла, Фариболь снова обратился к Мистуфлету.
— Давай посмотрим, — дружелюбным тоном заговорил он, — давай посмотрим, благородный господин де Мистуфлет, какая счастливая идея пробудила тебя от лени и заставила работать твой ум?
— Извини меня, патрон, но это не какая-нибудь случайная идея, а результат длительных размышлений. Смотри: завтра суббота. Солдат выходит из Пиньероля и идет за капуцином, который должен исповедовать заключенных. Они вдвоем возвращаются в замок… Таким образом, капуцин проникает в замок и исповедует…
— …Заключенных. Тысяча молний! Он сразу все кончит! Клянусь бородами моих предков, он его освободит! Что еще?
— Я кончил, — спокойно ответил Мистуфлет.
Фариболь, услышав такой ответ, чуть не задохнулся от гнева. Он яростно взглянул на друга, сжал кулаки и стал взад и вперед ходить по комнате. Наконец он стал успокаиваться, потом отошел в угол и уже совсем спокойно сказал:
— Тысяча чертей! Ну и поддал бы я тебе, если бы ты не был таким силачом!
Видя, что учитель успокоился, Мистуфлет снова задремал.
Тем временем Ивонна добралась до рва, чьи воды омывали башню.
Она присела на корточки в тени и в глубокой тишине вечера раздался ее грустный и жалобный голос. Она снова пела бургундскую песенку, так хорошо известную монсеньеру Людовику.
Допев последнюю строчку, Ивонна поднялась. Она почти не сомневалась, что как и в прежние дни ее песня останется без ответа. Грустная, она уже собралась уходить, как вдруг она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости. В одном из окон нижнего этажа мелькнула тень.
