Лин Паль - Тайны Киевской Руси
Но что делать с "промежуточными" событиями, включенными в летопись? Они, эти события, ничего не добавляют, только связывают хронологически историю Руси с историей Византии и Болгарии:
"В год 6421 (913). После Олега стал княжить Игорь. В это же время стал царствовать Константин, сын Леона. И затворились от Игоря древляне по смерти Олега.
В год 6422 (914). Пошел Игорь на древлян и, победив их, возложил на них дань больше Олеговой. В тот же год пришел Симеон Болгарский на Царьград и, заключив мир, вернулся восвояси.
В год 6423 (915). Пришли впервые печенеги на Русскую землю и, заключив мир с Игорем, пошли к Дунаю".
Между 915 и 941 годом в летописи практически пустые года, разве что происходит небольшой конфликт с печенегами в 920 году. Часть этого пустого правления относится к Игорю Первому, часть – к Игорю Второму. Родился он, скорее всего, между 913-920 годами. В этом случае к моменту похода на греков нашему князю от 26 до 21 года, возраст вполне достаточный, чтобы решиться на войну с Византией, и в то же время недостаточный, чтобы иметь хороший военный опыт. И наиболее вероятно, что ему около двадцати лет. Вот наш юноша и делает ошибку за ошибкой:
"В год 6449 (941). Пошел Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10 тысяч кораблей. И пришли, и подплыли, и стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств. Когда же пришли с востока воины – Панфир-деместик с сорока тысячами, Фока-патриций с македонянами, Федор-Стратилат с фракийцами, с ними же и сановные бояре, то окружили русь. Русские же, посовещавшись, вышли против греков с оружием, и в жестоком сражении едва одолели греки. Русские же к вечеру возвратились к дружине своей и ночью, сев в ладьи, отплыли. Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились домой. И, придя в землю свою, поведали – каждый своим – о происшедшем и о ладейном огне. "Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их". Игорь же, вернувшись, начал собирать множество воинов и послал за море к варягам, приглашая их на греков, снова собираясь идти на них".
Ни о каком избиении греков русами в 941 году византийские хроники не знают, зато они точно знают о страшном поражении князя во время его попытки взять Византию. Спустя годы именно на этот бездарный поход ссылается Иоанн Цимисхий, византийский царь, пеняя сыну Игоря Святославу, что "ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды". Укор этот подтверждает, что войско князя было значительным (конечно, вряд ли 10 тысяч кораблей, но скажем так – множество), и что грекам удалось разбить это войско, потому как домой, "к Киммерийскому Боспору", удалось вернуться лишь немногим счастливчикам. Следовательно, "стали воевать страну Вифинскую, попленили землю по Понтийскому морю …и Суд весь пожгли" и "кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы", и "много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли" – все это красочное перечисление бед, которые русские в Византии натворили, все это сказано, чтобы не так убийственно звучали последующие строки о полном поражении и ужасе, охватившем нападающих, когда они впервые увидели самое секретное оружие Византии – греческий огонь. Причем, в отличие от обычного "пожгоша" да "распинаша", оружие греков описано правильно. Неудивительно, что после такого убийственного провала наш юноша вынужден был обратиться за помощью по хорошо известному адресу – то бишь к варягам Правда, не совсем понятно, к каким варягам и через какое море он должен был отправить своих людей с мольбой о помощи. Пока что все ясно:
Игорь наш добрался кое-как с остатком войска на северный берег Черного моря. Неужто к варягам за море – это утомительное путешествие на далекий север, в Скандинавию? Не слишком ли далек путь за спасением? Если верить летописям, то вторую попытку Игорь делает через два года и вынуждает Византию начать какие-то переговоры о мире, после чего через год снова идет на Константинополь. Оба раза "с варягами". При всем огромном желании Игорю вряд ли удалось бы так быстро связаться со Скандинавией и собрать большое варяжское войско. Некоторые ученые считают, что он мог обратиться за море, но за Черное, где на южных берегах сидели пиратствующие черноморские варяги. Но могли наши варяги сидеть и в "Великой Швеции" – то есть на берегах или на островах Азовского моря. "Земля в Азии к востоку от Танаквисла (Танаиса, т. е. реки Дон) называлась Асландом или Асхеймом, а главный город в этой земле назывался Асгард", - сообщала "Сага об Инглингах". Как пишет Г. Вернадский, "Ас-Града можно достичь, если пересечь Дон в восточном направлении; он, должно быть, располагался на восточном или юго-восточном берегу Азовского моря, возможно, в устье Кубани, где есть гора, которая до сих пор называется Ac-Даг ("Тора Асов"). Если так, то Ас-Град был в той же местности (или рядом с ней), что и Малороса и Тмутаракань. Мы можем добавить к этому, что название Ас-Град, которое происходит от Азовского моря, появилось позднее в Балтийском регионе. Этот второй Ас-Град, или Асгард на берегах Западной Двины, известен сейчас как Асхераден. Наименование этого второго Ас-Града нетрудно объяснить. В то время как конечным пунктом древнего варяжского пути от Балтийского до Азовского моря было устье Дона, его началом являлось устье Западной Двины. Движение по этому пути было двусторонним, поскольку не все скандинавские воины и купцы, отправлявшиеся на Восток, оставались там постоянно; многие шведские искатели приключений – даже если теперь их называли асами или русами, – проведя несколько лет на Востоке и разбогатев, со временем, бывало, возвращались домой, в прибалтийские земли, и имели обыкновение давать прежним местам новые имена, которые напоминали им о сказанной стране их подвигов и приключений". Вот к варягам Асгарда и мог послать за помощью молодой князь. Это гораздо ближе и удобнее, чем ждать "русь" с берегов Балтики. Скорее всего, днепровские князья и выступали с азовскими варягами. То есть потомками шведов, асов, славян и других народов, которые нашли приют в дружном сообществе черноморских и азовских пиратов и называли себя русами. Именно сюда, на Кубань, помещали "остров русов" арабские географы: "Страна русов является островом на озере, до острова три дня пути через леса и болота, и там такая влажная трясина, что когда человек наступает на почву, она вся колышется от сырости" и далее: "Русы совершали набеги на славян на кораблях, и они брали славянских пленников и продавали их хазарам и булгарам. У них не было обработанных земель, и они получали пшеницу от славян". Эта азовская варяжская вольница чрезвычайно напоминает будущее казачество, причем – даже в плане одежды и выбора имиджа. Современники Игорева сына Святослава описывают так: "умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светлыми глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, на одной стороне её свисал клок волос – признак знатности". Упоминают, что дружина Святослава ничем от него внешне не отличалась, что вид был у них типично "русский", то есть такой, как у азовских "русов". А о тех доподлинно известно, что носили они шальвары, отпускали усы и оселедец, могли украсить ухо серьгой. "Варяги", которых призывают в помощь князья той эпохи, тоже не выделялись на фоне русов. Во всяком случае, "скандинавоименные" послы князей выглядели ровно так же, как и "русскоименные" воины и князья. В состав набранного Игорем войска для похода 944 года, впрочем, вошли не только русь и варяги, но также словене, кривичи, тиверцы, поляне и печенеги. Последних, видимо, удалось склонить к походу не только обещанием богатой добычи, но и средством более радикальным; Игорь взял у них заложников. С этим многообещающим войском он и отправился на греков "в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя".
Летописи под этим годом сообщают о дальнейшем развитии событий: "Услышав об этом, корсунцы послали к Роману со словами: "Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли '. Также и болгары послали весть, говоря: "Идут русские и наняли себе печенегов". Услышав об этом, царь прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, говоря: "Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани". Также и к печенегам послал паволоки и много золота. Игорь же, дойдя до Дуная, созвал дружину, и стал с нею держать совет, и поведал ей речь цареву. Сказала же дружина Игорева: "Если так говорит царь, то чего нам еще нужно – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть". Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришел к Киеву восвояси". Этих печенегов, новую военную силу на юге, с этого момента будут использовать не только "повоевавшие" их киевляне, но также и Византия. В 944 году печенежская сила, очевидно, использовалась русскими и была оставлена в Болгарии для устрашения Византии, потому как через год между Киевом и Константинополем был заключен мирный договор: "Прислали Роман, и Константин, и Стефан послов к Игорю восстановить прежний мир, Игорь же говорил с ними о мире. И послал Игорь мужей своих к Роману. Роман же созвал бояр и сановников. И привели русских послов, и велели им говорить и записывать речи тех и других на хартию".
