Г. Штоль - История Древней Греции в биографиях
Прежде всего, он отправился в Египет и жил там некоторое время в обществе царя Амазиса и ученых жрецов Псенофиса Илиопольского и Сонхиса Саисского. Затем он переправился на Кипр к царю Филокипру, у которого снискал большую дружбу и уважение. Город Филокипра, Эпия (Высокий), лежал на суровом взгорье, отличавшемся дурной почвой. Солон побудил его к перенесению города в плодоносную равнину, лежавшую при подошве горы на берегу моря, где находилась превосходная гавань, и даже помогал ему при совершении постройки.
Вскоре город, в который поселенцы текли во множестве, достиг пышного блеска, так что возбудил зависть в остальных кипрских царях, а Филокипр назвал его в память Солона Соли. Солон вспоминает об основании города в своих элегиях, где он приветствует Филокипра такими словами:
Живи теперь, царственный благодетель Солийцев, долго И счастливо в городе, и да наследуют тебе в счастье дети.
Меня же пусть отнесет безопасно назад с прекрасного острова На быстром корабле Киприда в фиалковом убранстве.
Пусть за постройку города она дарует мне благосклонность и возврат в Родимую сторону и почтит чело мое венцом.
Рассказывают, что известный своим богатством лидийский царь Крез, друг греческого образования, пригласил Солона, во время его десятилетнего отсутствия из своего родного города, за его мудрость и славу, к своему блестящему двору и вел там с ним переданный Геродотом и всем известный разговор об истинном счастье человеческой жизни. Но так как, по обыкновенному времясчислению, Крез не мог быть еще в это время лидийским царем, то некоторые историки относят посещение Солоном Креза к более позднему времени, близкому к его смерти. Вероятнее, однако, что эта история выдумана только для того, чтобы яснее выставить противоположность между мудростью и высоким образом мыслей образованного грека, простого и прямого гражданина свободного государства, и суетной пышностью и высокомерием азиатского властелина, полагающегося на свои земные блага и на свое легко разрушаемое могущество. Рассказывают, что во время пребывания Солона в Сардах жил там и греческий баснописец Эзоп и пользовался у Креза большим уважением. Говорят, что он сожалел о Солоне, потому что Крез после своей беседы оказал ему мало приязни, и что он сказал ему: «Любезный Солон, нужно говорить с царями как можно реже или как можно угодливее». Солон отвечал:
«Нет, напротив, как можно реже или как можно лучше».
Поселясь, по возвращении своем из путешествия, снова в Афинах, Солон должен был претерпеть в своем престарелом возрасте горькие испытания. Мирный труд его был разрушен новыми раздорами партий, о которых речь будет при Писистрате; они проложили хитрому Писистрату путь к тирании. Для поддержания труда своей жизни Солон должен был, несмотря на свои лета, снова выйти из уединения и принять участие в общественной жизни. Вожакам партий, в особенности Писистрату, которого он считал за опаснейшего, он советовал не подвергать опасности благо и свободу государства, говорил к народу, его слушали, к нему относились с почтением, но мало заботились об его предостережениях и просьбах. Он постарел, стал чужим для молодого поколения, вожаки же партий руководились своим себялюбием. Тогда Солон пробовал снова прибегнуть к действию поэзии. В предостережение он говорит:
Как облака разрешаются тучей снега и града, Как за воспламенившимся лучом следует гром, Так точно сильные губят город и в рабство самодержца Предают народ, прежде чем последний замечает это.
Дай лишь ему утвердиться, и тогда уже нелегко будет Низложить его снова; поэтому нужно заботиться теперь, пока есть время.
Когда в 560 году партия Писистрата сделалась преобладающей в думе, а вместе с тем и приблизилась опасность тирании, тогда Солон прибегнул к более действительному средству.
Подобно тому, как в своих юных годах, переодевшись герольдом, он воспламенил народ к немедленному действию, к завоеванию Саламина, так и теперь он явился в народное собрание, вооруженный щитом и копьем, для того чтобы указать на грозящую опасность и призвать на защиту свободы. Прежде он сам притворился безумным, теперь же председательствующие в думе объявили, что Солон потерял рассудок. На это он отвечал стихами:
Гражданами вскоре мое известно будет безумие, Вскоре, дай истине лишь воцариться над тьмою.
Некоторое время спустя Писистрат уже сделался афинским тираном и овладел акрополем.
Помня свой собственный закон, по которому в тревожные времена каждый гражданин должен брать чью-либо сторону, Солон поспешил на площадь и побуждал народ к восстановлению свободы. Но народ не трогался с места, одни из угоды Писистрату, другие от страха. Тогда Солон отправился домой, сложил пред своими дверями на улицу оружие и призвал богов в свидетели, что он исполнил свой долг, защищал по мере своих сил отечество и законы, словом и делом. Граждан же он упрекал:
Собственное преступление ваше повергло вас в несчастие, Поэтому не складывайте вины на одних только бессмертных;
Вы сами сделали его могущественным, сами окружили стражей, И участь постыдного рабства получили теперь себе в награду.
Вы следите, конечно, за речами и словами хитрого мужа, Но мало обращаете внимания на его поступки;
В отдельности каждому из вас известны шаги хитрой лисицы, Но во всех вместе царствует какое-то умственное ослепление.
Противники Писистрата из знати удалились из города, да и Солону, который громче и ревностнее всех противодействовал ему, друзья советовали бежать. Но он отвергнул совет, а на заботливый вопрос, что же защитит его от мести тирана, отвечал: «Моя старость». Писистрат действительно почтил его старость и вместе с тем его заслуги, стараясь снискать его благорасположение и совет.
Солон подчинился необходимости. Остаток своих дней он прожил, как и первые годы своей старости, в отрадном спокойствии и довольствовался служением музам и отношениями со своими верными друзьями. Он сознавал, что по мере сил своих потрудился на благо своему отечеству, и был уверен, что его законы, которых не касалась и рука нового тирана, останутся твердым якорем Афин. Он умер в Афинах в 659 году, 80 лет от роду. По другому известию, опечаленный тиранией, он удалился на Кипр, в свой родной город, и там умер. Говорят, что кости его, по его желанию, были перенесены на Саламин и там сожжены; пепел же был рассеян по всему острову.
7. Писистрат Афинский и его сыновья
Хотя законы Солона применялись уже больше 20 лет, тем не менее, они не успели еще укорениться в народной жизни до такой степени, чтобы могли предотвращать государство от новых потрясений. Старые партии педиев, парадиев и диакриев снова ожили, когда во главе их появились вожаки из богатейших и знатнейших аристократических домов, не столько с целью споспешествования интересам своих Партий, сколько с целью приобретения, при помощи партий, видного положения. Во главе аристократически настроенных педиев стоял Ликург, происходивший из одного старинного знатного дома. Алкмеониды, происходившие от Алкмеона, правнука Нестора, и возвратившиеся после Солоновой амнистии на родину, имели поземельные владения по преимуществу на западном берегу, месте жительства парадиев, и искали между последними опоры и приверженцев. В то время главой фамилии и вожаком парадиев был Мегакл, приобретший громадное богатство женитьбой на Агаристе, дочери Сикионского Клисфена, внук того Мегакла, который принимал главное участие в Килоновом злодеянии. Во главе диакриев стал Писистрат, производивший свой род от одноименного сына Нестора, известного из Одиссеи; владения его находились по большей части в горах и на восточном берегу, где обитали диакрии.
Отец Писистрата был Иппократ. Когда последний отправился однажды в Олимпию для присутствия на играх, то во время принесения им жертвы случилось великое чудо. Котлы, наполненные мясом и водой и заключавшие в себе жертвенную трапезу, начали кипеть и уплывать, прежде чем был разложен огонь. Спартанец Хилон, один из семи мудрецов, случайно бывший поблизости, увидел в этом пророческое предзнаменование; он растолковал, что из дома Иппократа произойдет человек наводняющей, уничтожающей все границы силы, и советовал Иппократу, на случай если у него будет сын, отринуть его. Спустя некоторое время у Иппократа родился сын, но он его не отринул, а возложил на него все надежды дома. Он назвал его Писистратом, по имени благородного предка.
Писистрат не обманул ожиданий своего отца. Из него вышел прекрасный юноша, с самыми счастливыми задатками. Солон, его родственник, любил его и, наверно, повлиял на его образование. В более зрелых летах Писистрат нашел случай в трудной войне с Мегарой отличиться в предводительстве и снискать себе большую славу. При возобновлении раздоров между партиями Писистрат был уже человек с большим влиянием, который мог отважиться на борьбу за первенство с важнейшими лицами в государстве. Он принадлежал к низшему классу, к партии диакриев. В среде этого населения, состоявшего из мелких земледельцев гор восточного берега, накопилось больше всего неудовольствий; оно видело свои надежды обманутыми и после Солоновых учреждений, так как расчеты на разделение полей и уравнение поземельной собственности оказались тщетными. И теперь оно готово было стоять за самые решительные меры, и потому служило самой надежной опорой Писистрату для водворения желанной ему тирании.
