Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность
В последнее время (особенно в связи с событиями 2014–2015 гг. на Украине) на волне русофобии и в угоду политической конъюнктуре в ряде стран, да порой и внутри России, предпринимаются попытки пересмотреть даже те базисные факты и события военных лет, которые в научном сообществе давно считаются непреложными. В их числе – решающий вклад СССР в разгром Германии, благодарность советскому солдату за освобождение Восточной и Центральной Европы, отношение к пособникам нацистов как к военным преступникам. Ревизия, как правило, основана на дилетантизме, одностороннем взгляде, но нередко имеет место сознательное искажение фактов и откровенные фальсификации. В ряде стран идет переписывание истории в сочетании с «промывкой мозгов» населению, ставятся под сомнения решения Нюрнбергского трибунала, подбирается «научная база» под фактическую реабилитацию националистов, сотрудничавших с гитлеровцами, наконец, запрещается само название «Великая Отечественная война».
С другой стороны, вряд ли разумно заниматься затушевыванием «проблемных» сторон и негативных аспектов войны. Подобная «лакировка» не только дает лишний козырь в руки политическим оппонентам, но и, по сути, принижает подвиг советского народа, сумевшего на пути к маю 1945 г. преодолеть неимоверные трудности и страдания, выстоявшему подчас вопреки всему. Важно сохранить память о войне и о военном поколении, основанную на достоверной картине прошлого, и здесь свою роль должны сыграть историки. Думается, наша международная конференция – хороший повод поговорить об этом и объединить усилия ученых разных стран для объективного и непредвзятого изучения истории Великой Отечественной войны.
Заранее оговоримся, что в силу ограниченности объема данной статьи мы оставляем за скобками ссылки на многочисленную литературу и остановимся лишь на основных историографических тенденциях и работах в рамках обозначенной темы. Одной из ключевых проблем, вокруг которых продолжаются дискуссии, является взаимоотношение власти и общества на разных этапах войны. Победителем в ней стал многонациональный советский народ. Другим важнейшим фактором Победы стало организующее, мобилизующее начало государства, вокруг которого сплотились люди. Очевидно, что ключ к разгрому врага в конечном итоге лежал в налаживании взаимодействия общества и власти. Это верно как для ситуации на фронте, так и для положения в тылу. Но как на практике создавалась ткань этого взаимодействия? В каких формах и как именно оно проявлялось? Какие механизмы регуляции и саморегуляции включались и оказывались определяющими? Как функционировали во время войны разные звенья аппарата – военного, партийного, хозяйственного в центре и на местах? Какую роль играли ведомственные интересы? Характерно, что эти и многие другие вопросы, относящиеся к истории власти, в современных исследованиях решаются во многом через изучение социально-культурных практик, – то есть, через поведение людей, поступки которых определялись как многолетней привычкой, так и представляли собой реакцию на чрезвычайные условия военного времени.
Ликвидация идеологической монополии в науке, введение в оборот новых источников в рамках «архивной революции» 1990-х годов в значительной степени изменили проблематику и подходы к освещению ключевых событий истории Великой Отечественной войны. За счет рассекречивания архивов, публикации новых источников, переосмысления «второстепенности» источников личного происхождения и др. выросла количественно и качественно источниковая база исследований. Соответственно, произошло заметное расширение круга изучаемых проблем, в том числе за счет изучения ранее «запретных» тем.
Все это позволило ученым в течение последних 15–20 лет, во-первых, уточнить многие ключевые факты, события, статистические данные по истории военных лет и, во-вторых, приступить к систематическому изучению сравнительно новых тем, которые по разным причинам не рассматривались на более ранних историографических этапах.
На первый план выдвигаются такие проблемы, как общественные настроения советских людей в условиях войны и выявление их реакции на мероприятия власти, отношение к оккупантам, исследование стратегий выживания населения в условиях войны и повседневной жизни граждан в городе и в деревне, на фронте и в тылу и др.
В связи с изучением коллаборационизма, о чем речь пойдет ниже, дискутируется вопрос о содержании понятия «внутренняя эмиграция» в СССР. Под «внутренней эмиграцией» обычно понимают слой идейных противников Советской власти в 1920–1930-е годы, которые успешно приспособились к сталинской системе, научившись извлекать из нее выгоду для себя и даже стать частью советской элиты. С другой стороны, они оставались тайными противниками советского строя и продолжали строить надежды на его крах. С началом фашистского вторжения в стане этой «пятой колонны» произошел раскол: некоторые представители «внутренней эмиграции» вышли из «идеологического подполья» и открыто встали на сторону врага, другие предпочли выждать, чья сторона возьмет, третьи заняли патриотическую позицию. Те бывшие советские граждане, кто во время войны сотрудничал с Гитлером и затем сумел перебраться на Запад, пытались впоследствии оправдать себя, оставив немало источников личного происхождения, ныне хранящихся преимущественно в американских архивах[120].
Многие из этих и других сравнительно новых для отечественной историографии и, скажем прямо, непростых и даже болезненных проблем вызывают горячие споры как в научной среде, так и в современном российском обществе. На все это накладывается сохраняющаяся мифологизация и политизация истории Великой Отечественной войны, засилье по этой теме «околонаучной» литературы, к сожалению, активно формирующей исторические представления современных россиян.
Одновременно на особенности изучения темы «власть, общество и война» в позитивном ключе повлияли общие тенденции последних двадцати лет, относящиеся к появлению новых методологических подходов к изучению прошлого, метко названных «антропологическим вызовом». Одним из таких приоритетов, получивших отражение в современной литературе по истории Великой Отечественной войны, стала социально-историческая проблематика. Речь идет не только о многих ранее считавшихся «второстепенными» сюжетах о «рядовом человеке» на войне, о разных сторонах жизни и быта на фронте и в тылу, но и – в принципиальном плане – о важном ракурсном повороте и о существенном дополнении прежнего знания о войне.
Можно говорить о новациях в области методик и подходов в изучении прошлого с позиций социальной истории, исторической антропологии, истории повседневности и микроистории, «устной истории», истории эмоций (как известно, чрезвычайные условия войны до предела обостряли чувства и эмоции людей, что отражалось на их поведении), гендерного анализа и проч. Указанные исследовательские направления в последние десятилетия завоевывают все большее признание.
В связи с изучением военной повседневности Второй мировой войны появились исследования, в которых рассматривается аналогия «военной работы» с индустриальным трудом, в том числе с точки зрения точного расчета, навыков самостоятельности и инициативности, умения работать в команде, эффективно использовать технику и др. Одновременно оказалось важным понять, имел ли какое-либо значение в условиях противостояния двух армий культурно-образовательный уровень военнослужащих, а также – каким образом сказывалось в условиях Великой Отечественной войны наличие или отсутствие у призванных в армию новобранцев навыков индустриального труда.
В 1941 г. итальянский журналист Курзио Малапарте в течение нескольких месяцев в качестве очевидца освещал для газеты «Corriere della sera» нападение Германии на СССР. Он, в частности, обратил внимание на то, что войну ведут две армии, сформированные в основном из рабочих и индустриализированных крестьян. Поэтому, по его мнению, «впервые в истории войн в то время как две армии сражаются одна против другой, их боевой дух замысловато переплетается с рабочей моралью, соединяя воедино военную дисциплину с технической дисциплиной труда, поскольку обе армии укомплектованы и управляются квалифицированными работниками»[121]. Как известно, в годы первых пятилеток были достигнуты заметные успехи в деле ликвидации неграмотности и введении обязательного начального, а затем и среднего образования для детей; осуществлялась активная машинизация сельского хозяйства, а численность рабочего класса в 1939 г., по сравнению с 1926 г., возросла в 3,6 раза и составила 25,4 миллиона человек. Несомненно, советская модернизация конца 1920-х – 1930-х годов способствовала приобщению миллионов граждан СССР к общей и технической грамоте и к опыту работы с механизмами. Эти знания и навыки оказались в высшей степени востребованными в условиях начавшейся войны, названной «войной моторов».
