Александр Бушков - Иван Грозный: Кровавый поэт
Теперь уже Шемяку вышибли из Москвы. Он поцеловал крест на то, что драться за престол более не будет.
А отъехав подальше, в духе того времени спохватился: чего это я!? Силком заставили, ироды! И принялся собирать войско…
Тут уж команда Василия решила, что с этим затянувшимся делом пора кончать решительными методами. В Нижний Новгород, где обосновался Шемяка, отправился московский дьяк Степан Бородатый. Он склонил на свою сторону шемякинского боярина Ивана Котова - вероятнее всего, с помощью тех аргументов, что чеканятся из золота и при встряхивании в ладони издают приятный звон. Котов, наверняка с помощью тех же аргументов, убедил повара, оставшегося для Большой Истории безымянным. Повар красиво зажарил курицу, напихал туда яду и подал Шемяке. Шемяка курицу съел - и до десерта уже не дожил. Интересно, что весть об этом событии привез Василию Темному подьячий Василий с символической фамилией Беда (судя по дождем пролившимся на него милостям, он был не просто почтальоном, а активным участником операции).
Повар настолько терзался угрызениями совести, что впоследствии ушел в монастырь замаливать грехи, - один-единственный из всех замешанных. Остальные без особого раскаяния продолжали рулить государством. Оставшись без серьезных конкурентов, Василий Темный принялся методично изничтожать сохранившихся удельных князей и их отпрысков. В общем, он не был ни чудовищем, ни ангелом - как ни жутко это кому-то покажется, шел в чем-то нормальный процесс, научно именуемый «преодолением феодальной раздробленности». Как ни ужасайся, а через этот процесс, поигрывая палаческим топором и втихомолку балуясь ядами, прошли абсолютно все европейские (и не только) властители. Историческая неизбежность, знаете ли. Шемяка, кстати, из всех участников двадцатилетней заварушки был человеком, пожалуй, самым приличным - на нем меньше всего подлостей, а в характере поболее благородства, чем у прочих участников игры. Но если рассуждать объективно, именно он защищал бесповоротно отжившие обычаи, отчего стране как таковой был один вред.
Сейчас они, все трое, покоятся в Архангельском соборе - Василий Темный, Василий Косой и Дмитрий Шемяка…
Сын Темного Иван III, занявший московский престол опять-таки по новому обычаю, как назначенный отцом наследник, окончательно разделался с независимыми княжествами, а заодно и с независимым городом Новгородом, боярской «республикой». Именно при нем, в 1487 г., произошло первое взятие Казани - правда, к Московскому государству ее не присоединили, а попросту назначили новым ханом некоего Мехмет-Аминя, человека надежного. Именно Иван III придумал номенклатуру - особый список служилых людей, откуда только и черпались кадры для государственной службы (и исключались из списка за серьезные прегрешения, что влекло нехорошие последствия для всего рода).
О такой интереснейшей и сложной личности, какой был Иван III Васильевич (кстати, тоже носивший прозвище Грозный), можно написать отдельную книгу, но эта фигура для нашего повествования носит характер второстепенный, поэтому надолго на нем задерживаться мы не будем. Упомяну лишь, что женился Иван на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора. Той самой, что якобы привезла на Русь уникальную библиотеку (об этой загадке - последняя глава). Кажется, именно с тех пор гербом Руси стал византийский двуглавый орел. А может быть, Византия тут и ни при чем: поскольку тот же самый двуглавый орел имеется и на печати хана Джанибека, и других ордынских властителей…
При Иване III на Руси впервые появились «иностранные специалисты», в том числе и знаменитый архитектор Аристотель Фиораванти, построивший Успенский собор - точнее, восстановивший, потому что у русских строителей уже построенный было собор взял да и обрушился. Отношениями с Италией (в том числе и устройством брака Ивана) ведал человек, как говорится, интересный: итальянец же Иван Фрязин, покинувший родину, как злословили, из-за каких-то недоразумений по месту основной работы (он был монетных дел мастером, что наталкивает на интересные подозрения).
Так вот, о главном. Именно Иван стал пользоваться в переписке с иностранными монархами титулом «царь» - пока еще неофициально: ну, как если бы английский король в послании к французскому именовал себя «повелителем Британии». Формально так оно и было, но юридически такого титула не существовало. Как бы там ни было, титул был озвучен…
В своем завещании Иван III указал немало принципиально новых положений, которых прежде не знали и которые все до одного были направлены на укрепление единого государства. Прежде все сыновья великого князя «совместно» владели Москвой - теперь Иван возложил это на одного наследника, того, кому предстояло стать великим князем. Прежде свою монету чеканили все удельные князья - теперь это право было оставлено только за великим князем московским. Прежде удельные князья могли распоряжаться своими вотчинами по собственной воле и завещать их кому угодно - теперь, если они умирали бездетными, земли переходили великому князю. Теперь один только великий князь мог вступать в дипломатические отношения с иностранными государствами..
Так что наследник, великий князь Василий, в полном смысле слова стал государем всея Руси, так и звался…
Умирая, он не успел выполнить разве что одного - женить сына на какой-нибудь иностранной принцессе. Став государем, двадцатишестилетний Василий этот отцовский завет преспокойно нарушил и обвенчался с дочерью московского боярина Соломонией Сабуровой - должно быть, красива была…
Пышная свадьба оказалась омрачена плохими новостями из Казани - тамошний хан, вассал великого князя, узнав о смерти грозного сюзерена, решил, что с его наследником можно и не считаться. Перерезал почти всех русских в Казани (оставшихся в живых продал в рабство ногайцам) и пошел войной на Нижний Новгород.
Тамошний воевода князь Хабар-Симский отбился исключительно благодаря тому, что, наверное, впервые в русской истории пустил в ход самые натуральные штрафные батальоны. В тюрьмах у него сидели триста человек пленников, солдат из Великого княжества Литовского, взятых незадолго до того в плен во время очередной войны славян между собою (сначала было пятьсот, но двести к тому времени померли). Князь явился в тюрьму, собрал зэков и торжественно объявил: если они расколошматят татар, он их всех отпустит домой и еще денег даст на дорогу. Натуральный штрафной батальон, если подумать. Тюремные сидельцы, все до одного, эти условия приняли, татар отколотили чувствительно и заставили снять осаду - после чего Хабар-Симский их честно отпустил по домам.
И умер Иван… И на престол взошел Василий, опять-таки именовавший себя в переписке с иностранными государями титулом «царь».
Началась война с Польшей (еще не Речью Посполитой, а просто Польским королевством). К этому времени у молодого русского государя появился крайне интересный сотрудник, которому суждено было сыграть не самую незаметную роль в тогдашней русской истории еще и потому, что впоследствии он стал двоюродным дедом Ивана Грозного…
Итак, перед нами - князь Михаил Глинский. Человек это был крупный, интереснейший, незаурядный, захватывающей - и весьма путаной - судьбы.
Предки его происходили из татар - якобы (но только якобы!) потомки хана Мамая. Правда, Мамай Чингизидом не был, а потому генеалогия эта не столь уж и впечатляющая, даже если все правда. Происхождение фамилии опять-таки окутано романтическими легендами. Вроде бы великий князь Литовский Витовт, потерпев поражение от татар, блуждал по лесным чащобам, а в качестве проводника при нем оказался предок Глинских. Несколько дней этот «Сусанин» не мог отыскать дороги, а потом Витовта осенило, и он сказал единственному спутнику:
– Если выведешь из леса побыстрее, получишь княжеский титул и урочище Глины…
После этого обещания, пользуясь словами Тургенева, «Гавриле в тот же миг понятственно стало, как ему из лесу-то выйти». Насколько достоверна эта история, сегодня уже установить невозможно. Как бы там ни было, князья Глинские в Литве были в большом авторитете. Литва и Польша в то время еще не объединились юридически в одно государство, но польский и литовский престолы уже пребывали в одних руках. Так вот, Михаил Львович Глинский долго был фаворитом Великого князя Литовского и короля Польского Александра. Но потом Александр умер, а у нового короля (и великого князя Литовского) Сигиз-мунда уже имелись свои фавориты. Глинского живенько отодвинули на второй план - да вдобавок некий магнат пан Забжзинский стал во всеуслышание говорить в сейме, что Глинский глядит на сторону - тайно переписывается с великим князем московским и собирается к нему уйти на службу.
Глинский в суд за клевету подавать не стал - в те времена благородные дворяне, особенно в Польше, такие дела решали иначе. Михаил Львович собрал отряд сабель в семьсот (главным образом польско-литовских татар, у которых из-за своего происхождения он был в большом уважении), темной ночью налетел на имение Забжзинского и подверг всех присутствующих дружеской критике, в результате которой многие лишились голов, и в первую очередь хозяин. После этого Глинскому в Польше стало как-то неуютно, и он вскоре объявился в Москве, у Василия Иоанновича. Приняли его там охотно: князь был опытным военачальником, служил в нескольких странах Европы, был лично знаком с многими тамошними королями, а особенно его любил и жаловал император Священной Римской империи Максимилиан. Именно Глинский и подвигнул Василия к войне с польско-литовским государством, заверяя, что ляхи сейчас в большой слабости и расстройстве, а потому накостылять им будет нетрудно…
