Юрий Цурганов - Белоэмигранты и Вторая мировая война. Попытка реванша. 1939-1945
По вопросу об объединении всего казачества, проживающего в Болгарии, авторы послания не сообщали ничего утешительного: «П.К. Харламов ходил даже к граббовскому окружному атаману (абрамовец)[134] дьякону Я. Никитину, уговаривал этого сукиного сына, в присутствии 6 казаков 4 часа, уговаривал, но… дьякон пошел на другой день к Абрамову, и тот дело развалил, дьякон от объединения окончательно отказался. Уговаривал П.К. Харламов и Д.Д. Нежевова, „представителя донского атамана“, уговаривал эту сволочь три битых часа в присутствии 5 казаков, призывал к объединению, он также, сукин сын, отказался, говоря, что будет ждать инструкций от „атамана“, ждет до сих пор. Вы понимаете, станичники, хотелось все устроить по-хорошему, но что с такой сволочью делать!»[135]
18 июля 1941 года последовала реакция со стороны Центрального правления Союза казаков в Болгарии, председателем которого был упомянутый Я. Никитин: «В последнее время… как ядовитые грибы после дождя появились и повылезли из темных щелей всякого рода „вожди“ и „руководители“ казачества… о которых до сих пор никто не слыхал, а если и слыхал, то только как о лицах, состоящих в организации, работавшей на польские, чешские и советские деньги по разложению эмиграции»[136].
19 июля был издан документ, адресованный начальникам казачьих частей и групп, к атаманам казачьих станиц и хуторов в Болгарии. Документ был подписан представителями войсковых атаманов: Дона — генерал-лейтенантом Ф.Ф. Абрамовым, Кубани — полковником Милашевичем, Терека — Цыгулиевым и председателем Союза казаков в Болгарии Никитиным. В тексте говорилось о том, что Правление КНОД и самого Глазкова никто не выбирал. Правление и Представительство в Болгарии были созданы без ведома войсковых атаманов, и, следовательно, они являются самозваными, а их распоряжения — фальшивками, не подлежащими исполнению. Далее сообщалось, что Евсиков является членом «Национальной казачьей организации», основанной Павлом Кудиновым, который в 1938 году вместе со всей своей организацией был уличен как платный агент советских спецслужб в Болгарии[137].
Самостийники не оставались в долгу. По поводу документов, изданных сторонниками единой и неделимой России, представитель КНОД в Болгарии П.К. Харламов докладывал Евсикову 22 августа: «В качестве курьеза упомяну о „приказе“ графа Граббе, который приказывает казакам идти на защиту „матушки России“. Есть воззвание и Владимира Кирилловича[138], есть информация и Краснова… Все эти приказы и информации вполне заменяют юмористические журналы»[139].
9 августа 1941 года в Праге состоялось собрание, на котором помимо казаков-сепаратистов присутствовали представители украинской и белорусской диаспор. Зал, в котором проходило собрание, был декорирован немецким и казачьим флагами, портретами Гитлера и атаманов Кондратия Булавина и Игнатия Некрасова[140].
В своей речи на этом собрании Глазков сообщил об уже возбужденном перед Гитлером ходатайстве о разрешении официального формирования Казачьего походного войска. Докладчик заявил также о «лжепатриотизме великих князей, царских послов Саблиных и других дряхлых превосходительств, вопиющих из далекого Лондона о поддержке „объединителя“ земель русских „батюшки“ Сталина». Для таких деятелей, к числу которых был отнесен и А.И. Деникин, Глазков изобрел новый термин — «белобольшевики». «Не забывайте, станичники, — продолжал вождь КНОД, — что русские люди ушли в эмиграцию из-за своего прошлого. Казаки же ушли в эмиграцию из-за своего будущего. А посему мы, казаки, не можем и не должны связывать свое будущее с русским прошлым!» Докладчик закончил свое выступление следующими словами: «Мы, казаки, приветствуем каждую бомбу и каждую гранату, которые летят на головы московских тиранов!.. Слава Богу, Москва горит! Хайль Гитлер! Слава Казачеству!»[141]
Самостийники считали Гитлера своим союзником и покровителем не только по причине его войны с Россией. В ноябре 1941 года издаваемый КНОД журнал «Казачий вестник» писал: «Мы идем с той современной Германией, национально-социалистические начала жизни которой так близки социальным началам нашей казачьей жизни»[142].
Во второй половине августа 1941 года вожди самостийников работали над составлением официального письма на имя Гитлера. Это письмо должно было сопровождать подарок, о котором Харламов докладывал Евсикову: «В величину половины квадратного метра вышивается карта КАЗАКИИ; на казачью землю с запада входит немецкий солдат и поднимает руку для приветствия, его встречает казак с хлебом и солью. Получается прекрасный подарок-символ. Мы понимаем, что Вождь не нуждается в нашем подарке, но в нем нуждаемся мы»[143].
1 сентября Евсиков и Харламов составили письмо в форме исторической справки. В нем говорилось о казаках, как об особом народе, «находившемся под рабством России в течение 180 лет до революции» и никогда не прекращавшем борьбы за свободу.
Спустя два месяца после начала войны между Германией и СССР Представительство донского атамана М.Н. Граббе в Болгарии, в лице председателя Д.Д. Нежевова и секретаря М.Я. Горбачева, сделало шаг к примирению с сепаратистами. 22 августа был составлен «проект информации», в котором говорилось о наличии трех течений среди эмигрантов бывшей «Русской империи»: русское национальное движение, стремящееся к созданию «Единой и Неделимой России»; украинское национальное движение, защищающее идею самостоятельного украинского государства; казачье национальное движение, защищающее идею самоопределения казачества.
«Каждый эмигрант, — говорилось в „проекте“, — должен зарегистрироваться в организации того движения, „которое всего ближе ему по уму и по сердцу“». «Каждый казак, зарегистрировавшийся в своей казачьей организации, этим самым не превращается: в „русского“, „самостийника“ или „единонеделимца“; его запись означает, что он хочет вернуться к себе на Родину, что он антикоммунист и что он готов к будущей восстановительной работе. Что касается того: КТО будет записавшимися командовать, то ими будет командовать ТОТ, кому это будет поручено Вождем Германского Рейха»[144].
Несмотря на это, самостийники оставались врагами «единонеделимцев» до окончания войны. М.Н. Граббе, Е.И. Балабин и другие руководители постоянно получали письма из казачьих станиц о действиях сепаратистов и приносимом ими вреде[145]. Генералы по мере возможности боролись с влиянием самостийнических идей.
Итак, казачья эмиграция была далеко не однородной. «Единонеделимческое» направление возглавляли белые генералы, участвовавшие в Гражданской войне на первых или вторых ролях. Многие были атаманами казачьих войск, станиц и хуторов в зарубежье. Некоторые из них являлись руководителями структур РОВС — основной и крупнейшей белоэмигрантской организации. Самостийническое направление руководилось людьми низких воинских чинов, малоизвестных и с сомнительной репутацией. В отличие от «единонеделимцев» сепаратисты прямо и открыто заявили о себе как о противниках Российского государства. Идеям Гитлера и Розенберга объективно соответствовала позиция именно казаков-сепаратистов, однако реальное участие казаков в войне на стороне Германии будет позволено организовать казакам-«единонеделимцам».
Особым образом сложилась судьба казачьей эмиграции из азиатской России: представителей Астраханского, Оренбургского, Уральского, Сибирского, Семиреченского, Забайкальского, Енисейского, Уссурийского и Амурского казачьих войск. Центром дальневосточной эмиграции была Маньчжурия, где еще до революции проживало около 200 тысяч российского оседлого населения, связанного с эксплуатацией Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Крупнейшим городом Маньчжурии и соответственно центром российской эмиграции на Дальнем Востоке был Харбин — железнодорожный узел на КВЖД и порт на реке Сунгари.
Это было своего рода российское «государство в государстве», имевшее свои охранные войска, суд, средние и высшие учебные заведения, множество газет и журналов. Здесь были десятки православных церквей, четыре монастыря; действовала Русская духовная миссия в Китае[146].
Несмотря на это, российские эмигранты в Китае испытывали большие сложности с адаптацией, чем в Европе. Китайские власти враждебно относились к вооруженным отрядам казаков, прибывшим в Китай после неудачи Белого движения на Дальнем Востоке России. Эмигранты сталкивались с недоброжелательным отношением и со стороны местного населения, которое воспринимало их как представителей бывшей великой державы, проводившей, вместе с Великобританией, Францией и США, колониальную политику в отношении Китая. Кроме того, эмигранты сталкивались с чуждой им культурной и религиозной средой.
