Густав Эмар - Твердая рука
Маркиз и маркиза прожили еще несколько лет; маркиз скончался почти вслед за маркизой. Оба они унесли с собой в могилу, словно яд отравленной стрелы, угрызения совести за изгнание из семьи их первенца. Но маркиз, непримиримый до последнего своего часа, ни единым вздохом не выдал своей душевной боли; он так и умер без имени сына на устах. К тому же сбылась заветная мечта маркиза: он сошел в могилу с сознанием того, что его род будет жить в появившихся на свет внуках.
На похоронах обоих стариков многие заметили затесавшегося в толпе человека, закутанного в широкий плащ; но широкополая шляпа, низко надвинутая на глаза, не позволяла разглядеть его лицо. Так никто и не знал, кто был этот человек. Один только старый пеон уверял, что он признал в нем дона Родольфо. Но был ли это действительно изгнанник, явившийся отдать последний долг своему отцу и пролить слезу над его могилой? Появление незнакомца было столь неожиданным, а его исчезновение столь внезапным, чгто не представлялось никакой возможности проверить уверения старого слуги. Время шло, важные события следовали одно за другим, но о доне Родольфо по-прежнему ничего не было слышно, и все окончательно утвердились в мысли, что он умер, а вскоре и совсем позабыли о нем.
Таким образом, дон Фернандо без какой-либо тяжбы унаследовал все фамильное имущество и титул семейства де Мопоер, Маркиз доя Фернандо не был таким плохим человеком, каким мог представить его себе наш читатель, судя по тому невыгодному облику, в котором этот младший отпрыск семейства де Мопоер впервые предстал перед ним. Все случилось из-за того, что дону Фернандо как младшему сыну была уготована злая участь -- быть постриженным в монахи. В душе честолюбивого молодого человека, всеми фибрами своего существа тянувшегося к жизни, вспыхнуло возмущение против этого жестокого и несправедливого фамильного обычая, осуждавшего его на заключение в монастыре и тем самым лишавшего его всех радостей жизни.
Нет никакого сомнения, однако, что, подчинись дон Родольфо всем требованиям своего положения старшего в семье, дону Фернандо и в голову не пришла бы мысль оспаривать права старшего брата на наследство. Но дон Родольфо пренебрег всеми старинными традициями семейства: он женился на индианке, примкнул к "бунтовщикам", и дон Фернандо поспешил ухватиться за счастливый случай, неожиданно и кстати представленный ему судьбой. Он не считал, что совершает дурной поступок, полагая, что согласно фамильному праву ему надлежит занять место, которым пренебрегает старший брат, по всей видимости, очень мало дороживший титулами и богатством. Так уже заведено в этом мире, что человек, совершивший недостойный поступок, начинает подыскивать всяческие оправдания, старается убедить самого себя, что он должен был поступить именно так, а не иначе. В одном только дон Фернандо не смог сознаться самому себе -- в том, что этот "счастливый случай" представился ему благодаря его же собственному старанию. Ведь это он истолковал в дурную сторону все поведение брата, он отравлял любовь отца к старшему сыну, он подготовлял издалека приговор, произнесенный, наконец, в Красной комнате. И какие странные противоречия гнездятся в человеческом сердце! Дон Фернандо по-своему любил и жалел брата, ему хотелось удержать брата от падения в пропасть, куда он сам же толкал дона Родольфо. Лишь только дон Фернандо завладел титулом и достоянием семейства де Мопоер, он предпринял энергичные розыски брата: молодому маркизу хотелось разделить имущество с братом, заслужить его прощение. К несчастью, это желание пришло слишком поздно: дон Родольфо бесследно исчез, и раскаявшийся маркиз был обречен на бесплодные муки совести.
Иногда дон Фернандо, терзаемый вечно преследовавшим его воспоминанием о сцене в Красной комнате, спрашивал самого себя, не лучше ли было ему в свое время откровенно объясниться с братом. Быть может, Родольфо, скромные вкусы которого так резко расходились с традициями знатного рода, сам добровольно отрекся бы в его пользу от прав старшинства.
Одним словом, маркиз при всем своем богатстве, несмотря на любовь к нему прелестной жены, сделавшей его отцом двух детей, не был счастлив. Нигде, даже в самом веселом кругу, он не мог забыться, и тайная рана, глодавшая его сердце, не только не затягивалась, но все более растравлялась. В то же время благодаря невероятно стремительному движению политической жизни Мексики положение приверженцев испанского господства становилось со дня на день все более опасным и критическим.
В задачу нашего повествования не входит выяснение причин мексиканской революции; мы не станем также описывать ход военных операций, которые кончились для Мексики завоеванием независимости, а для испанской короны --потерей колонии, столько веков служившей неисчерпаемым источником ее обогащения.
Пора вернуться к прерванному нами рассказу. В начале 1822 года в Мексике, почти вслед за провозглашением независимости, началась эра пронунсиаменто. После недолговечного царствования императора Итурбида в Мексике утвердился республиканский образ правления, точнее говоря --правление военщины. Мексиканские президенты с головокружительной быстротой сменяли друг друга, свергаемые армией, насчитывавшей двадцать четыре тысячи офицеров при двадцати тысячах солдат. В этой смуте Мексика растрясла свои богатства, ее торговля упала, города превращались в руины, от былого блеска страны сохранились лишь жалкие остатки да еще разве довольно туманные воспоминания.
Во время войны за независимость сильно пострадали осевшие в Мексике испанцы, имения которых были частью сожжены, частью конфискованы повстанцами. Роковой декрет 1827 года, изгонявший испанцев из Мексики, нанес последний, непоправимый удар их имуществу. Эта мера должна была в первую очередь поразить маркиза де Могюера. Правда, он прилагал все старания, чтобы не вмешиваться в политику, не примыкать ни к одной из партий, не выступать "за" или "против" правительств, сменявшихся одно за другим в освобожденной Мексике. Но удержаться долго на такой позиции с шансами на успех было почти невозможно, и маркизу пришлось волей-неволей поступиться своей дворянской спесью. Дело в том, что все его состояние, как на беду, состояло из поместий и приисков, и высылка из Мексики грозила ему полным разорением. Друзья советовали ему отречься от Испании и заявить во всеуслышание о своей преданности мексиканскому правительству. Маркиз вынужден был последовать этому совету.
По ходатайству некоторых лиц, пользовавшихся доверием тогдашнего президента республики, дону Фернандо разрешено было остаться в стране и принять мексиканское подданство. Но дела маркиза все же сильно пошатнулись. После крушения испанского владычества его состояние пришло в расстройство. На всем протяжении десятилетней войны против испанцев земли асиенды не возделывались, а рудники, оставшиеся без рабочих, постепенно затопляло водой. Надо было предпринять дорогостоящие работы, чтобы пустить их снова в ход. Положение становилось серьезным, а для большого барина, привыкшего швырять деньгами,-- прямо-таки критическим. Приходилось считать каждый грош, чтобы сводить концы с концами.
Эта борьба с омерзительным призраком нищеты, неумолимо надвигавшейся на маркиза, в конце концов возмутила его гордость; дон Фернандо готов был бросить все на произвол судьбы. Но любовь к детям вернула ему утраченное было мужество. Он решил встретить грозу лицом к лицу. Подобно тем разорившимся дворянам, которые пахали землю со шпагой на поясе, дабы никто не сомневался в их происхождении, маркиз стал заправским помещиком и золотопромышленником. Другими словами, он превратил свои поместья в сельскохозяйст
венные предприятия, занялся коневодством и разведением скота и одновременно приступил к работам по осушению затопленных рудников. К несчастью, для успешного осуществления всех этих работ маркизу не хватало двух вещей: специальных знаний, а главное, наличных денег, без которых никакое дело не пойдет. Маркиз вынужден был нанять опытного управителя и занять деньги под залог земли,
Несколько лет все, казалось, шло хорошо. Управитель, дон Хосе Паредес, с которым нам придется еще неоднократно встречаться в дальнейшем, принадлежал к той категории людей, которым цены нет. Почти вся жизнь их проходит в поле на коне, от их взора ничто не ускользнет, они прекрасно разбираются в различных сельскохозяйственных культурах и могут безошибочно, с точностью до одного арроба', предсказать, какой урожай способно принести то или иное поле. Но если земли маркиза стали под наблюдением опытного управителя приносить доход, то совсем иначе обстояло дело с приисками.
Надо сказать, что к этому времени непокоренные индейцы, воспользовавшись мексиканской смутой, перешли границу я отвоевали часть территории, отнятой у них некогда испанцами. Индейцы прочно обосновались на отвоеванных землях и закрыли туда доступ мексиканцам.
