Джон Армстронг - Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941–1944
Социально чуждым слоем партизаны являлись практически повсюду. Как отмечалось выше, на ранних этапах партизанами были главным образом члены партии и лица, состоявшие на службе в органах полиции и государственном аппарате; они являлись выходцами из городов и были относительно неплохо образованы. Таким же было основное ядро офицеров Красной армии, а также комиссары и члены особых «команд», объединившиеся для возрождения партизанского движения зимой 1941/42 года. Хотя отрезанные от основных сил рядовые военнослужащие в основном были по происхождению крестьянами, среди них было много бывших рабочих. До 1943 года этот слой превалировал в составе партизанских сил, чей социальный состав резко отличался от крестьян, среди которых они действовали. Упоминавшиеся выше неполные советские данные указывают, что 38,8 процента партизан Орловской области были промышленными рабочими, 32,2 процента служащими и лишь 31 процент крестьянами[60]. В отличие от низкого уровня образования подавляющего большинства крестьян по меньшей мере 74 процента партизан имели среднее образование. Соответственно до конца 1943 года партизаны представляли собой группу, состоявшую из имевших образование выходцев из городов. Этим они были близки к тем слоям, которые на протяжении нескольких поколений отправлялись из городов для навязывания сопротивляющимся крестьянским массам требований центральной власти.
В 1943 и 1944 годах социальный состав партизан резко изменился. Доля бывших красноармейцев в составе партизан заметно упала в результате крупных потерь после проведения немцами карательных операций. Вместе с тем в рядах партизан оказались десятки тысяч молодых крестьян. Часть из них попала к партизанам, спасаясь от угона на работу в Германию, либо, что было более распространено, откликнувшись на призыв партизанских командиров, стремившихся пополнить ряды партизан, а также помешать немцам получить дополнительную рабочую силу. Небольшое количество дезертиров из вспомогательных полицейских отрядов и другие представители сельского населения, пытавшиеся доказать свою лояльность советскому режиму, добровольно вступали в ряды партизан. К добровольцам относились с презрением, называя «партизанами 1943 года», то есть желавшими примкнуть к одерживающей победу советской стороне. Зачастую таких людей отделяли от закаленных в боях партизан из числа бывших красноармейцев, их хуже снабжали и вооружали. Подобное обращение не преследовало цели вознаградить испытанных сторонников системы и наказать менее рьяных. Партизанское командование отдавало себе отчет в том, что крестьянские новобранцы, в отличие от бывших военнослужащих, были склонны с повышенным вниманием относиться к немецкой пропаганде и даже дезертировать при удобном случае. Более того, крестьяне весьма неохотно подчинялись требованиям режима о перемещении отрядов со своих находившихся рядом с их домами баз. У партизан помимо их официальных званий существовала даже своеобразная табель о рангах: 1) добровольцы 1941 года (обычно работники советского аппарата); 2) отрезанные от своих частей красноармейцы; 3) крестьяне, набранные или добровольно присоединившиеся к партизанам после 1942 года; 4) дезертиры из полиции. Бывшие красноармейцы никогда не пользовались полным доверием у командиров, ибо последние прекрасно понимали, что, если бы обращение немцев с военнопленными было более мягким, а советский режим не оказывал нажима на отбившихся от своих частей солдат, они бы никогда не оказались в рядах организованного партизанского движения. Тем не менее бывшие красноармейцы были незаменимы, ибо (несмотря на возникавшие у них связи с местным населением) их было сравнительно легко убедить перемещаться. Без продолжавшей оставаться высокой (около 40 процентов) численности красноармейцев в партизанском движении сомнительно, чтобы оно смогло бы стать таким мобильным инструментом, каким являлось. В результате, хотя к 1944 году крестьяне составляли большинство партизан, они не были «первосортными» членами своих отрядов. Это стало еще одной причиной того, почему крестьяне продолжали считать партизанское движение чуждой силой, навязанной извне.
Несомненно, что крестьянство отвергало партизан, считая их в лучшем случае меньшим из зол. Однако следует отметить, что спонтанно не возникло ни крестьянской организации, ни крестьянского героя, ставших бы выразителями недовольства крестьян. В очень редких случаях советский режим стремился изображать кого-либо из партизанских лидеров представителем крестьянства. Выдающимся примером такого лидера стал Сидор Ковпак, являвшийся якобы простым человеком, потомком запорожских казаков. Кем бы ни был Ковпак по происхождению, на самом деле до войны он занимал руководящий пост. Как правило, режим не особо старался афишировать связь своих партизанских командиров с крестьянством. С другой стороны, ни один из антисоветских лидеров, появившихся во время оккупации, не являлся выходцем из крестьянских масс. К числу таких, кто находил поддержку главным образом у сельского населения, относится, например, Каминский, который являлся поляком по происхождению и был служащим; партизанский лидер украинских националистов Тарас Боровец до войны был владельцем небольшого карьера. Хотя немцы вряд ли допустили бы настоящую крестьянскую войну, ничто не указывает даже на зачатки крестьянского восстания против своих мучителей, будь то партизаны или оккупанты. Это отнюдь не означает, что крестьянство оставалось пассивным или не знало, чего хочет. Спонтанно возникший «раздел» колхозных земель свидетельствует об обратном. Но, столкнувшись с силой, крестьяне занимали осторожную, выжидательную позицию. Едва ли стоит этому удивляться, памятуя о незавидной доле крестьян в предшествующую четверть века.
Партизаны и советский аппарат управления
В 1941 году советская тоталитарная система только начинала нелегкий процесс «поглощения» крестьянской массы. Командные кадры партизан, в свою очередь, так же как и любой другой слой населения страны, во многом представляли собой «людей новой формации», воспитание которых было основной целью «социалистических» преобразований. Практически все офицеры воспитывались и получали образование при советской системе и глубоко впитали коммунистические идеи. В 1941 году среди партизан (в Московской области) 63 процента были коммунистами, 15 процентов комсомольцами[61]. Однако к концу войны количество членов партии среди партизан едва ли превышало их количество в общем срезе советского мужского населения призывного возраста. Лишь 7 процентов украинских партизан были коммунистами, и менее 12 процентов из остальных являлись комсомольцами. Доля коммунистов и комсомольцев среди белорусских партизан была выше, и, по всей видимости, она была выше в партизанском движении в целом[62]. Но на всем протяжении войны практически все офицеры были членами партии. Большинство вступило в партию еще до войны, но, если не являвшийся коммунистом проявлял свои «качества лидера», его вскоре принимали в партию.
Описанные выше командные кадры представляли собой небольшую часть чиновников аппарата (а всего их насчитывалось несколько сотен тысяч), которых мы назвали «приверженцами» советской системы. Эти люди занимали более высокое положение и несли больший груз ответственности, чем рядовые члены партии, уже не говоря о простых гражданах. Они также являлись тем «материалом», из которого в дальнейшем формировалась «элита». Но саму элиту можно определить лишь как средний уровень аппарата: чиновники, занимавшие высокие должности в исполнительной власти, но впрямую не влиявшие на проводимую политику. Эта элита (несколько тысяч человек) состояла из партийных чиновников, среди которых были первые секретари обкомов партии, руководители важных отделов центральных и республиканских партийных органов, НКВД и других государственных органов управления, а также высокопоставленные офицеры и политработники Красной армии. Внутренний круг руководителей (которых мы назовем «режимом») включал в себя несколько десятков человек, имевших относительно свободный доступ к Сталину. В вопросах, привлекавших его внимание, власть Сталина была абсолютной, но обстоятельства вынуждали его делегировать часть полномочий членам Политбюро, Государственного Комитета Обороны, своим личным секретарям и наиболее важным народным комиссарам. Представители режима, разумеется, не участвовали в командовании партизанскими отрядами. Некоторые из них (такие, как Хрущев и Жданов) играли важную роль в руководстве партизанским движением, но эта деятельность была лишь небольшой частью их обязанностей. Вероятно, несколько высокопоставленных чиновников, осуществлявших непосредственное руководство партизанским движением, например Строкач, были близки к тем, кто имел доступ к Сталину.
