Василий Ян - Финикийский корабль
- А куда мы пойдем?
- Понятно, куда: в дом моего хозяина. Он давно хотел иметь мальчика для посылок.
Его слова меня испугали: "Меня хотят сделать слугой! А письмо?.. Товарищи на корабле ждут моей помощи. Нужно убежать!"
Мы шли по пустынной улице. По обе стороны тянулись стены домов, сменяясь густыми зарослями широколапых кактусов. За стенами иногда слышались голоса, плач ребенка, заунывная песня. Сумерки все сгущались, быстро наступала ночь.
В конце улицы послышался шум, и нам навстречу метнулось несколько бродячих собак. Они с визгом бросились вниз, под кусты кактуса, и мгновенно исчезли. Я вспомнил мудрое правило Гамалиеля: "Где пролезает собака, она показывает путь к сладости огорода и спасению от наказания". Я не колебался и вцепился зубами в руку слуге. Он выпустил меня, а я бросился на землю, отыскивая ту лазейку, где только что скрылись собаки. Ползком я стал пробираться под колючими лапами кактуса.
Сзади слышались ругательства слуги, несколько комков земли полетели мне вдогонку, но, не останавливаясь, я карабкался все дальше по собачьему ходу. Всюду висели клочья шерсти. Уже шея и руки мои были исцарапаны, но что до этого! Я был на свободе и думал только о письме, которое мне нужно было скорее доставить ученому Сунханиафону.
Кактусы кончились. Впереди в сумерках вырисовывался небольшой сад. Справа было каменное здание с покатой крышей, на которой блестели стеклянные шары. Под крышей тянулся ряд колонн. Между ними стояло каменное изваяние чудовищного бога с громадной бараньей головой. Два рога завивались около ушей. Я стал обдумывать, что делать дальше.
Два человека в старой, рваной одежде, с небольшими корзинками в руках прошли по дорожке мимо меня и опустились на колени перед каменным богом. Они подымали руки, вздыхали и падали ниц. Один говорил:
- О ты, великий, сильный, как туча, летящая по небу! Прогони болезнь, которая душит моего сына!
- Великий Ваал, - взывал другой, - не гневайся на нас. На мою пашню напали черви и поедают хлеб, а собиратель податей требует уплаты. Порази его своим огнем, прогони червей и сохрани мою пашню, чтобы я мог прокормить мою семью!
Оба усердно стукали лбами о каменный пол.
Вдруг черные глаза каменного бога засияли красным светом, и глухой голос прозвучал:
- Я поражу моим гневом и тебя, и твоих сыновей, и внуков! Молитесь больше, не забывайте поминать господина вашего, и болезнь перестанет терзать твоего сына, и хлеб уродится на пашне...
Молившиеся упали и долго лежали. Свет в глазах каменного бога потух. Бедняки стали пятиться, посыпая головы морскими ракушками.
- Бог услышал наши молитвы! Хвала тебе, великий Ваал-Хаммон!
Затем, оставив свои корзины на ступеньках храма, оба бедняка поспешно ушли.
Из-за каменного чудовища вышел сухой, согнувшийся старик и, бормоча, ушел внутрь храма. В круглом окне под крышей засветился одинокий огонек.
Я подождал немного и затем осторожно направился к храму. Я поднялся по ступенькам каменного чудовища - оно ведь было похоже на тех божков, которых у нас в Сидоне ставят в часовнях на перекрестках дорог. Со ступенек храма был виден весь город. Бесчисленные дома со светящимися огоньками, окруженные деревьями и пальмами, спускались по склону холма к морю. Оттуда доносился знакомый шум морского прибоя.
Позади себя я услышал шипение и оглянулся. Две большие, длинные, как жерди, черные змеи ползли по белым плитам. Они высоко подняли головы и шипели, как гуси, приближаясь с двух сторон ко мне. Отступив назад, я прижался к спине каменного бога и едва не упал - сзади меня открылась дверца, я проскочил внутрь и захлопнул ее. Сверху проникал слабый свет. Ступеньки вели к голове бога. Справа в углублении в медном котелке тлели раскаленные угли. Возле них висела связка восковых свечей. Я поднялся по ступенькам, и моя голова оказалась в пасти каменного бога.
Снаружи послышались голоса. Неизвестные говорили совсем близко. Женский голос ласково уговаривал:
- Дедушка, не бойся, подходи ближе. Подымись сюда и сядь на ступеньках, а я буду петь молитвы. Подержи корзинку с голубями. Я посмотрю, здесь ли жрец Эшмуназар.
Слабый, старческий голос отвечал:
- Не отходи от меня, Эмашторет! Я боюсь этого бога. Он глядит на меня огненными глазами, точно хочет каменной лапой раздавить мне голову.
Сандалии Эмашторет застучали по каменным плитам. Она воскликнула:
- О священные змеи, не троньте меня! Вот я принесла вам чашку молока. Я не сделала ничего дурного, пропустите меня в храм!
Скрипнула дверь. Кто-то сердито спросил:
- Что тебе нужно? Зачем тревожишь меня так поздно?
- Я целый день работала на поле и освободилась только сейчас. Протяни мне руку милосердия и разреши мне произнести молитвы всемогущему Ваалу-Хаммону.
- Ну, хорошо, хорошо, дочь моя! А ты не забыла принести положенное даяние в пользу храма? Не скупись, не жалей даров на богоугодное дело.
- Я принесла двух белых голубей, четыре рыбки и сноп пшеничных колосьев.
- Скупы стали люди, - хрипел жрец. - Другие не жалеют для нас барана или теленка. О чем ты хочешь молиться?
- Шесть лет назад в этот день я потеряла сына. Он с другими мальчиками играл на морском берегу. Подъехали лодки, в них сидели злые люди. Они схватили детей и увезли их в море. Только двое из игравших на берегу прибежали домой и рассказали про кражу детей... Тогда моему сыну было десять лет...
- Стань здесь на колени, - ответил жрец, - закрой глаза, протяни могучему богу руки и молись.
Нежный голос запел песню, в которой чувствовалось глубокое горе:
Верни мне сына, моего прекрасного сына!
Он был похож на жемчужину в раковине.
Он был мое сердце,
И сердце мое вынули у меня.
Верни мне сына, моего прекрасного сына!
И месяц и солнце по очереди светят на землю.
Они освещают и днем и ночью мою грустную жизнь.
Все для меня померкло с потерей сына,
И в сердце моем и пламя и ад.
Верни мне сына, моего прекрасного сына!
Неужели он убит и не видит больше и не слышит?
Лгут они, лгут! Не умер он, а скитается по свету.
Кто скажет мне, несчастной, где мой прекрасный сын?
Я обернусь белой голубкой и полечу к нему*.
_______________
* Эта песня поется женщинами на берегах Сирии. (См. Кундурушкин.
"Сирийские рассказы".)
Этот голос походил на голос моей матери, песня говорила о том же горе, которым страдала теперь Ам-Лайли. Невольные вздохи стали вырываться из моей груди. Я не мог больше удержаться, стал сильнее всхлипывать и наконец громко зарыдал.
Голоса затихли, раздался шепот:
- Ты слышишь? Даже сердитый бог Ваал-Хаммон не выдержал и сам заплакал.
Потом раздались крики и топот ног.
Я поспешил выбраться из каменного бога и вышел на ступеньки храма.
Женщина с криком бросилась ко мне:
- Вот он, мой Харух, мой маленький Харух! Ваал услышал мои молитвы и вернул мне сына!
Она подбежала ко мне, схватила меня за руку и стала всматриваться в мое лицо:
- Те же кудри, те же глаза! Но где родинка на щеке? Кто ты?
Я все еще продолжал обливаться слезами и, всхлипывая, сказал:
- О добрая женщина! Мне стало жаль тебя - я тоже оторван от матери разбойниками моря. Поэтому я вышел к тебе. Прошу тебя, не плачь! Ты еще найдешь твоего сына! Но ты не моя мать. У нее другое лицо и на щеке синие черточки.
Медленно приблизился старый жрец в высоком колпаке.
- Этот мальчик послан тебе самим богом Ваалом, - сказал он. - Это твой сын. Великое чудо случилось в этом храме.
- Но мой сын похищен шесть лет назад - значит, он должен быть гораздо старше этого мальчика.
- Глупости ты говоришь, неразумная женщина! Бог Хаммон похитил его и держал на облаках. Это время пролетело, как один вздох, и твой сын не мог измениться. Это говорю я, кохен* Эшмуназар, а кохены никогда не ошибаются. Говори, мальчик, ведь тебя зовут Харух?
_______________
* К о х е н - жрец, священник.
Я раздумывал, что мне ответить, так как вся моя забота была спасти товарищей на корабле.
- Не знаю, - ответил я. - Я несу записку от Софэра, лекаря из Вавилона. Он мне сказал: "Ты пойдешь в город к мудрому хохому Сунханиафону и отдашь ему мое письмо с приветом". Я спросил Софэра: "А где живет этот мудрец?" Софэр-рафа ответил: "Не беспокойся. В Карфагене всякий проведет тебя к нему".
- Разумеется! - воскликнул кохен. - Кто же не знает Сунханиафона, мудрейшего из мудрейших? Он понимает язык птиц и читает по звездам судьбу человека.
- Но как же мне найти его?
- Мы передадим письмо. А сейчас мы должны созвать народ и рассказать ему о великом чуде, как мальчик в один день перенесся по воздуху из далекого Вавилона в Карфаген...
- Но я никогда не был в Вавилоне! - опять прервал я старика. - Это мой учитель Софэр прибыл из Вавилона.
- Молчи, если тебя не спрашивают! Старшие лучше тебя понимают. Как зовут тебя?
- Элисар.
- Я ведь сказал уже тебе, что твое имя отныне будет Харух.
