Сергей Парамонов - История руссов. Варяги и русская государственность
Мы лично убеждены, что действительная история Полоцка принесет нам много нового, интересного, но доказательства норманистов (вроде Таубе) для нас совершенно неубедительны. Почти все их «доказательства» — жалкое фантазерство.
Если Рогволод = Рогнвальд (что не исключено), то явился он из заморья во времена Святослава, т. е. уже в эпоху писаной истории. Следовательно, должны были бы найтись следы этого на Руси, либо в хрониках народов-соседей этого угла Европы, либо, наконец, в скандинавских сагах, — ведь если была война, то она не могла остаться бесследной, в особенности у страны, бедной яркими историческими событиями. Поэтому гораздо вероятнее, что Рогволод появился в Полоцке в силу каких-то причин мирного характера; наконец, Рогволод мог просто быть славянином из заморья.
Если бы присутствие в Полоцке на княжении скандинава Рогнвальда означало экспансию скандинавов на восток (что теоретически весьма вероятно), то почему вся дальнейшая история не дает ни малейшей связи Полоцка со Скандинавией? Почему Рогволод не получил поддержки скандинавов в борьбе с Владимиром? Почему после смерти Рогволода не явились претенденты на его престол из Скандинавии? Почему мы вообще не знаем ни одного нападения скандинавов на Русь через Западную Двину? Если скандинавская экспансия была, то почему она оборвалась как раз в момент начала нашей писаной истории?
Как только мы подходим к эпохе писаной, т. е. достоверной истории, так все следы норманнов-завоевателей с их факториями, гарнизонами и т. д. исчезают, и, кроме приглашенного Рюрика да его наемной дружины, мы никого на территории Восточной Европы не находим. Как по щучьему велению, гордые завоеватели исчезают, а вместо них оказываются лакеи. Этот факт настолько очевиден и неоспорим, что буквально нельзя понять, где было у норманистов критическое чутье, чтобы не понять фальши в построении.
Скандинавская экспансия на восток была издавна, но каков был ее объем, характер и результат — вот вопрос. Взглянем на карту — путь из бедной Скандинавии на Русь (скажем, для ее завоевания) или в Византию (скажем для торговли или грабежа) гораздо удобнее через Западную Двину (или Неман), чем путь через Волхов.
Начинался он с незамерзающего морского залива, был северной своей частью вдвое короче пути через Волхов, одним волоком меньше, простирался по землям с крайне редким населением, которое не могло оказать серьезного сопротивления организованной военной силе. И все-же… кроме торговых факторий, скадинавы ничего не имели. Немецкий Drang nach Osten начался на несколько столетий позже[19] и здесь не столкнулся ни с каким скандинавским сопротивлением.
Напомним, что набег датчан на куров (Курляндия) в 853 году был отбит с огромными потерями, и только в 854–855 годах Олаф Шведский подчинил себе куров (временно), т. е. овладел побережьем, самый же Hinterland, материк оказался совершенно нетронутым.
В середине IX века мы застаем только начало экспансии скандинавов. Но завоевателями в полном значении этого слова они не были — это были либо налетчики, неожиданно нападавшие, грабившие и исчезавшие поскорее, либо более оседлые враги, заставлявшие платить регулярную дань, но на землях покоренных народов не селившиеся и в глубь страны не проникавшие.
Легко сказать — завоевать, но трудно сделать. Разбросанное население убегало в чащи, и добыть его оттуда не было возможности, надо было знать дороги, условия жизни и проч. Удержать крупный город, конечно, можно было, но на деле скандинавы не создали в глубине страны ничего в полном смысле подвластного, как это мы видим несколько столетий спустя у Тевтонского ордена, опутавшего всю страну сетью замков и крепостей.
Из того, что мы знаем, видно, что торговый (и военный) путь через Западную Двину или Неман на Русь в Киев был крайне глухим. Мы вообще не имеем ни одного факта, указывающего, что этими путями хоть раз кто-то воспользовался. Всё высказанное норманистами в этом направлении — голая теоретизация. Если бы эти пути были проложенными путями, то вся наша история имела бы иной вид, а в особенности мест, лежавших вдоль этих путей. В действительности же о них в истории гробовое молчание, а места предполагаемых волоков до сих пор принадлежат к самым глухим и непроезжим.
Не лучше обстоит дело и с другим путем завоевателей-норманнов — с путем «из варяг в греки». Едва ли не единственным примером его использования может служить нападение мифического русского князя Бравлина из Новгорода на Крым около 838 года. Данные об этом мы находим в житии Стефана Сурожского[20] — источнике, в сущности, апокрифического характера, где истина перемешана с вымыслом в такой степени, что трудно отделить одну от другого. Наконец, нападение могло быть и со стороны Волги — Дона (к этой теме мы намерены вернуться позже специально).
Таким образом, за время писаной истории Руси ни одна боевая иностранная дружина не пересекала Руси для войны с ее соседями. Были мелкие разбойничьи шайки норманнов (вроде Гаральда Норвежского), но они пропускались только с согласия Руси и не без ее материальной заинтересованности. Известно, например, что Гаральд Норвежский отправлял в течение 14 лет всё награбленное для хранения в Новгород. Очевидно, немало из этого осталось в качестве «вена»[21] за Елизавету Ярославну, на которой он в конце концов женился.
Если мы видим на территории Руси войска норманнов, то всегда в качестве наемных войск. Русь вовсе не была большой проезжей дорогой, по которой шел кто угодно и куда угодно: просторы Руси были огромны, неизвестны и почти непроницаемы. Конечно, мнение Мавродина (1946, стр. 172), что, «направляясь из Новгорода на юг, Олег шел по недавно только проложенному пути “из варяг в греки”, — другая крайность, но что путь этот не был свободен для всех — факт бесспорный.
Перед отправляющимся из Скандинавии в Царьград прежде всего вставал вопрос о пище — везти за тысячи километров продовольствие было немыслимо. Следовательно, запасы надо было возобновлять по пути, что возможно только в условиях мирных отношений с населением Руси. Купцам это, конечно, удавалось гораздо легче, но отрядам вооруженных воинов это было, как ни странно, гораздо труднее.
Для того чтобы силой взять пищу из крупного населенного пункта, надо было его взять, т. е. преодолеть засеки, валы, рвы, стены и т. д., которые, конечно, защищались самым ожесточенным образом, и это, конечно, могло вызвать войну по всей линии пути. В незащищенных же мелких селениях нечего было взять, ибо запасы зерна и т. д. хранились в тайниках, а скот при малейшей опасности угонялся в глушь. Захватить можно было только ничтожное количество пищи, недостаточное для прокормления большого отряда.
Далее, даже совершенно беззащитное население могло задержать вооруженного врага пожарами, завалами, западнями, отравлением колодцев и т. д. Тем более, что настоящих дорог тогда не было. «Теребите дороги!» — приказал прежде всего Владимир, желая расправиться со своим непокорным сыном Ярославом.
Пробиваться сотни километров в чужой земле среди лесов и болот — вещь физически невозможная. Значительная часть пути пролегала по мелким рекам, где условия были не лучше. Именно это обстоятельство и было причиной того, что мы не видим норманнов ни в роли завоевателей, ни даже в роли временных захватчиков. Если они и проходили через Русь, то только с ее согласия.
Пусть норманисты не соблазняются примерами «подвигов» норманнов в сравнительно густонаселенной Западной Европе. Даже там нападения норманнов совершались главным образом по побережьям морей и очень крупных рек. На Руси же были не те масштабы, не те условия, наконец, нечего было грабить у «лапотников» (выражение летописи). Вот этой-то азбучной, элементарной истины норманисты понять не могут.
Заговоривши о водных путях сообщения в Древней Руси, остановимся на некоторых деталях, которые мало или вовсе не подвергались обсуждению. Возникает прежде всего вопрос: почему в Древней Руси не пользовались широко другим, более спокойным и удобным путем, связывающим Русь с Византией и Востоком, именно — Доном и его притоками?
Если взглянуть на карту, то бросается в глаза, что два притока Дона — Северский Донец и Оскол — не только касались юго-восточной окраины Руси, но отчасти и прорезали ее. Северский Донец начинается севернее современного Белгорода и самым названием своим показывает, что он был рекой славянского племени «севера». Оскол подходит своим верховьем почти до широты Курска. Таким образом, обе эти реки могли, хотя бы частично, удовлетворять нуждам торговли Южной Руси.
Могут предположить, что обе эти реки не были достаточно судоходны, но они и по сей день могут пропускать катера и большие лодки. Что же говорить о времени 1000 лет назад, когда реки были гораздо полноводнее! Наконец, весенние разливы позволяли пользоваться даже весьма солидными судами.
