Александр Бушков - Хроника Мутного Времени. Дом с привидениями
Впрочем, те, кто не хотел продавать ваучеры, могли вложить их в так называемые чековые инвестиционные фонды, которые брали на себя заботу о вашей доле общего имущества. К концу 1993 года в России функционировало порядка 600 таких фондов, заявленный ими уставный капитал приближался к одному триллиону (!) руб. Крупнейшими были – Первый ваучерный фонд, «Альфа-капитал» и «Московская недвижимость». Большая часть фондов была сосредоточена в Московском регионе – 96 штук, в Санкт-Петербурге – 38, в Екатеринбурге – 20. На севере и востоке страны, поскольку население там пьет отчаянно, фондов потребовалось меньше – там их было от одного до шести на регион. Большинство ваучеров скупались за традиционную жидкую валюту. В российских регионах лидировали «Вяткаинвестфонд» и «Саха-Инвест». Существовали и фонды-малютки, возможности которых в получении прибыли были весьма ограничены.
Совсем скоро чековые инвестиционные фонды один за другим стали исчезать неведомо куда вместе с мешками собранных ваучеров. А тем временем приближался крайний срок – тридцать первое декабря 1993 года – после которого ваучеры считались аннулированными и превращались в пустые бумажки…
Начался следующий этап – чековые аукционы, на которых за ваучеры должна была продаваться в частные руки бывшая государственная собственность… К слову, в 1993—1994 годах ежемесячно проходило до 800 чековых аукционов во всех регионах страны. Более 70% акций было реализовано за ваучеры. Кто-нибудь когда-нибудь получил от своей доли общероссийской собственности хотя бы один рубль дивидендов? Если таковые имеются, прошу – откликнитесь! Впишите свое имя в историю экономической реформы!
Проходили чековые аукционы, мягко выражаясь, своеобразно. Для начала Чубайс пробил так называемый заявочный принцип участия – кто первым подал заявку, тот и получает право быть в первых рядах. Хотя те же американцы в похожих случаях (когда, например, делили золотоносные участки) принимали все заявки, и время подачи никакой роли не играло – о чем можно узнать, например, из книг Джека Лондона. Впрочем, Чубайс, не исключено, Джека Лондона попросту не читал.
Далее: самим трудовым коллективам приватизируемых предприятий, независимо от количества имевшихся у них «билетов в капитализм», было почему-то решительно отказано участвовать в аукционах в качестве покупателей. И, наконец, аукцион мог быть проведен даже в том случае, если имелся один-единственный участник с одной-единственной заявкой. Как это совмещалось с понятием «честная конкуренция», решительно непонятно. Ну, а предлогов, по которым того или иного участника могли не допустить к торгам, оказалось столько, что перечислить их невозможно…
Критики Чубайса тогда же считали, что приватизацию следует проводить медленно и постепенно, начиная с мелких магазинов, ресторанов, небольших цехов. Далее – выставить на продажу предприятия легкой промышленности и, наконец, переходить к тяжелой индустрии и предприятиям по добыче природных ресурсов.
Однако Чубайс и Гайдар вели себя совершенно по-большевистски. Большевизм – это, в первую очередь, стремление реализовать намеченную программу лихим кавалерийским наскоком, не стесняясь в средствах и не считаясь с потерями. Сам Чубайс в своем печатном труде «Приватизация по-российски» признавался: «то, что мы сделали в рамках своей схемы… было своего рода насилием – насилием над естественно идущим процессом стихийной приватизации, над интересами элиты общества. Масштаб примененного насилия (курсив мой. – А. Б.) вызвал дикое сопротивление. Тем не менее нам удалось устоять и свою схему реализовать».
Что ж, революционное насилие – дело в нашей стране привычное… Гайдар позже признавал открыто: «Ваучер не имел никакого значения, кроме социально-психологического». Чубайс широким жестом фокусника выставил на продажу все сразу: крупнейшие нефтяные компании, металлургические и горные комбинаты, лесоперерабатывающие комплексы, автозаводы, тракторные заводы, машиностроительные предприятия, порты и флотилии судов… И «продавалось» все это богатство по тем правилам, о которых я рассказывал выше.
Криминалом от этих сделок несло за версту. Практически все выставленное на продажу оказалось куплено по смехотворно низким ценам, не имевшим ничего общего с реальной стоимостью прибыльнейших предприятий. По данным знатока проблемы покойного Пола Хлебникова, шесть промышленных гигантов, «бриллиантов в короне российской промышленности», были проданы на ваучерных аукционах в двадцать раз дешевле их рыночной стоимости – «Газпром», РАО «ЕЭС», «Лукойл», «Ростелеком», «Юганскнефтегаз» и «Сургутнефтегаз».
«Газпром» ушел всего за 250 миллионов долларов – при том, что одни только его газовые ресурсы стоили до 700 миллионов. А ведь была еще и «материальная часть»: оборудование, насосные станции, прочая инфраструктура…
Производственные и промышленные ресурсы, «проданные» таким вот образом, принесли смехотворную сумму в 5 миллиардов долларов. Для сравнения: рынок акций Мексики в то время оценивался в 150 миллиардов, Гонконга – в 300 миллиардов.
Юрий Лужков писал: «Мой институт (химический) продали за 200 000 долларов. Во-первых, в этом институте трудились настоящие специалисты, каждый из которых тянет на 200 000 долларов в год. Во-вторых, у него есть экспериментальная производственная база, где можно разрабатывать новые технологии. И это предприятие было продано за 200 000 долларов! Да это цена одного спектрофотометра!»
Вся эта распродажа сопровождалась чередой странностей. Когда, например, уходили в частные руки акции крупнейшей тогда в России организации телефонной и телеграфной связи «Связьинвест», команда Чубайса как-то так организовала торги, что счастливым покупателем оказался Владимир Потанин, владелец «Онэксим-банка» – к ярости обойденных конкурентов. Немного времени спустя в печать неизвестно с чьей помощью просочилась информация, что Чубайс и его «тимуровцы» вроде Коха, Мостового и Васильева, получили высокие гонорары (от 80 до 90 тысяч долларов) за еще не написанную ими книгу о приватизации. По причудливому совпадению, гонорары эти исходили от «Онэксим-банка».
История, очень мягко говоря, пикантная. А назвать вещи своими, простыми и понятными любому россиянину выражениями мне не позволяют воспитание и уважение к печатному слову. В западной практике, конечно, подобное случалось: в свое время одно из крупных американских издательств заплатило фантасту и популяризатору науки Айзеку Азимову двести тысяч долларов только за то, что он согласился отдать данному издательству свою очередную, еще не написанную книгу.
Вот только Азимов к тому времени был автором чуть ли не двух сотен книг, приносивших издателям нешуточную прибыль… Точно так же в России до революции одна из ведущих столичных газет платила литератору Власу Дорошевичу, помимо гонораров, сорок тысяч рублей в год за то, что все свои фельетоны и статьи он отдавал только этой газете. Но и здесь опять-таки был взаимовыгодный коммерческий расчет: благодаря эксклюзивному праву на Дорошевича, любимца читающей публики, газета стабильно сохраняла высокие тиражи, а это, в свою очередь, привлекало к ней рекламодателей. Какая выгода заставила банкиров оплачивать по высшей ставке группу «писателей», остается только гадать. Романтики и циники имеют каждый свое мнение на этот счет…
3. Продавцы воздухаОдним из главных «моторов» Великого Хапка стали биржи и банки. Спору нет, в любой стране с развитой рыночной экономикой биржа является жизненно необходимым компонентом, но на Западе за ней присматривают и крепко держат в узде, памятуя, что, к примеру, именно безудержные финансовые спекуляции стали одной из причин американского кризиса 1929 года.
Однако в нашей стране и биржи демонстрировали российскую самобытность, не имеющую ничего общего с цивилизованной практикой. Дело в том, что, как я уже мельком упоминал, существовали два вида цен: низкие государственные и высокие биржевые. Дальнейшее представить нетрудно. Госпредприятия на паях с частными фирмами и частными лицами учреждали биржи, сначала получая неплохие денежки на продаже брокерских мест. Потом все основные сделки госпредприятия, от поставок сырья до продажи готовой продукции, шли через биржу. То, что было куплено по низкой цене, продавалось по высокой. Получалась жирная сверхприбыль, немыслимая в любой западной стране. На подобных махинациях взмыл известный в свое время «светоч рынка» Боровой. Как только биржи отжили свое, моментально сдулся и Боровой, ничего толком не умевший, кроме как ловить рыбку в мутной воде…
Тогда же в стране в совершенно уж устрашающем количестве расплодились частные банки. Открыть их для определенной категории людей оказалось не труднее, чем купить мороженое. Новорожденных банков насчитывалось едва ли не больше, чем во всем остальном мире.
