Михаил Гаспаров - Капитолийская волчица. Рим до цезарей
От Сципиона Катон требовал отчет в расходах по войне с Антиохом Сирийским. Сципион принес в сенат свои счетные книги и гордо разорвал их:
— Мне стыдно отчитываться в четырех миллионах, когда я внес в казну четыреста миллионов.
Сенат рукоплескал. Через несколько лет Катон снова призвал Сципиона к ответу. Тот пришел в народное собрание и сказал:
— Римские граждане, сегодня — годовщина моей победы над Ганнибалом; не будем заниматься склоками, а лучше пойдем возблагодарим богов за их милость к Риму и помолим их и впредь давать Риму таких полководцев, как я.
Он направился в храм Юпитера, и за ним весь народ. На площади остались одни глашатаи, тщетно звавшие обвиняемого к ответу. Но после этого оскорбленный Сципион уже не появлялся в сенате и народном собрании. Он замкнулся у себя в поместье и скоро умер, говорят, в тот же год, когда в далекой Азии принял яд его величайший противник Ганнибал.
Впрочем, Катон и сам не знал покоя от врагов. Его привлекали к суду сорок четыре раза, и каждый раз он уходил оправданным. В последний раз это было, когда ему исполнилось 87 лет. Он сказал:
— Тяжело, когда жизнь прожита с одними, а оправдываться приходится перед другими.
Кто-то при нем рассказывал, сколько памятников знаменитым людям стоит в греческих городах, Катон сказал:
— А по мне, пусть лучше спрашивают, почему Катону не поставили статую, чем — почему ее поставили.
КОНЕЦ КАРФАГЕНА
После победы над Ганнибалом прошло около пятидесяти лет. Карфаген оправился от поражения. Воевать он не мог: с суши за ним бдительно следил Массинисса, с моря — Рим. Но он мог торговать и потому богател. В Риме все чаще задумывались о том, что, пока цел Карфаген, Рим не может быть спокоен.
За войну с Карфагеном стоял Катон. Ему случилось побывать в Африке, чтобы уладить какой-то спор Карфагена с Массиниссой. Процветание Карфагена потрясло его. Выступая в сенате после возвращения, он протянул сенаторам горсть фиг:
— Свежие они?
Фиги были прекрасны.
— А они сорваны в Африке. И вас не тревожит, что в трех днях езды от вас есть край, где родятся такие фиги?
После этого любую свою речь в сенате — о галльских раздорах, о женских нарядах, о межеваниях, о водопроводах, о чем угодно — Катон неизменно заканчивал словами:
— Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен.
Против войны с Карфагеном стояли Сципионы, Эмилии и их друзья. Они напоминали: вот уже сто лет воюет Рим с Карфагеном, Македонией, Сирией, и сто лет не слышно в Риме о борьбе сословий — патрициев и плебеев, бедных и богатых. Страх перед внешним врагом объединяет народ. Если разрушить Карфаген — страха не будет, единодушия не будет, внешние войны кончатся, междоусобные начнутся, и Рим падет, погубив сам себя. Но сенат не привык загадывать так далеко. Враг был рядом, с ним надо было покончить. Третья Пуническая война приближалась.
Силы были неравны: это была не война, а расправа. В 149 г. до н. э. Карфаген без разрешения римлян начал войну с Массиниссой; Рим двинул войска на Африку. Карфагеняне попросили мира на любых условиях — от них потребовали 300 заложников. Карфагеняне дали заложников — от них потребовали выдать все оружие. Они выдали оружие — им объявили, что Карфаген должен быть разрушен, а жители переселены за две мили от моря. Тут терпение карфагенян кончилось; пришли отчаяние и ярость. Днем и ночью ковали новое оружие, строили боевые машины; мужчины ломали государственные дома на камни и бревна, женщины обрезали косы на тетивы к баллистам. Когда римское войско не спеша подошло к Карфагену, вместо безоружного города оно увидело неприступную крепость. Началась осада, которая только благодаря отчаянному мужеству карфагенян затянулась на три года.
Разорителем Карфагена стал тот, кому больше всех хотелось его сохранить — Публий Корнелий Сципион Эмилиан Младший. Он был наследником обоих полководцев, учивших Рим человечности. Его отцом был Эмилий Павел, а приемным отцом — сын Сципиона Африканского. В Риме часто так делали: чтобы скрепить дружбу двух родов, человек из одного рода усыновлял юношу из другого рода. Свою молодость Сципион Эмилиан провел над греческими книгами; его другом был историк Полибий, один из ахейских заложников. Но когда от книг он пошел на войну, то показал себя таким отличным воином и полководцем, что народ вне очереди выбрал его консулом и поручил ему войну с Карфагеном.
В осажденном городе свирепствовали голод и болезни. Начальника карфагенян звали, как когда-то Ганнибалова брата, Гасдрубал. Он обещал сдачу и подчинение, если Карфаген не будет разрушен. Но сенат был тверд. Сципион мог обещать Гасдрубалу только свободу и безопасность для него и его друзей. Гасдрубал отказался:
— Если город погибнет, с ним погибну и я.
Начался приступ. Римляне пробили стену. Каждый дом защищался, как крепость. Шесть дней и шесть ночей римские солдаты прорубались вперед по улицам и крышам. Последние из осажденных заперлись в храме и там сожгли себя. Гасдрубала среди них не было: в последнюю минуту он оробел и с мольбой о пощаде явился к Сципиону. Жена и друзья прокляли его со стен горевшего храма. Он шел в триумфе Сципиона и умер в Италии пленником.
Сципион запросил сенат, что делать с захваченным городом. Пришел ответ: сровнять с землей и перепахать плугом, чтобы место это было проклято навсегда. Город подожгли. Он горел семнадцать дней. Сципион с лагерного холма с печалью смотрел на пожар. С ним был Полибий. Он слышал, как Сципион произнес два стиха из «Илиады»:
Будет некогда день — и погибнет священная Троя.
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
— О чем ты думаешь? — спросил его Полибий.
Сципион ответил:
— Я думаю, что когда-нибудь вот так же погибнет и Рим.
