Жорж Ливе - Религиозные войны
В отсутствии какой бы то ни было переписи, достойной этого названия, можно только ссылаться на приходские реестры, которые уже велись до появления ордонансов Виллер-Котре 1539 г. (статьи 50—53) и Блуа (1579 г.). Эти реестры в XVI в. были довольно редки, исключение составляют некоторые регионы, расположенные вдали от центра, например, Запад и Прованс. Кроме того, в этих книгах смерти не фиксировались никогда, браки — редко или с запозданием, да и крестины фиксировались не всегда. Принимая во внимание эти обстоятельства, можно вслед за П. Губером предложить несколько гипотез.
а) В большинстве изученных приходов рекордное количество крестин приходится на 1560—1580 гг. Первый этап религиозных войн соответствует значительному росту народонаселения. Боден говорит о «бесчисленном множестве народа, столь обильного в этом королевстве». Он относит это изобилие народа за счет плодородия почвы, которая годится для выращивания всех культур первой необходимости. Этот количественный рост населения (в тех случаях, когда его можно измерить) почти непрерывен с конца XV в.
б) Некоторое замедление роста населения, или депрессия, часто (но не всегда) отмечает конец века. Но до 1590 г. оно просматривается не вполне четко. Последнее десятилетие века преисполнено бедствий (тогда четко видно уменьшение количества крестин, отмечается [102] много смертей); следует отметить, что 1589—1591 гг. были трудными с точки зрения сельского хозяйства, а в 1597 г. отмечается сильный голод по всей Европе, так что можно задаться вопросом о том, как интерпретировать это замедление роста народонаселения в конце века (было ли оно длительным или краткосрочным? вызвано оно войной или резким падением уровня жизни?).
в) Исключение составляют местности, сильно затронутые войной, особенно города на протяжении всего этого периода, но особенно 10 или 15 последних лет века.
К сражениям, в которых было много убитых, несмотря на связанный с именем Амбруаза Паре прогресс хирургии, добавляются массовые убийства: взяв город, победители истребляли его гарнизон. Последствие Варфоломеевской ночи в Париже — свыше 4000 жертв. К этому добавляются убийства отдельных лиц: смерть грозит не столько широким массам, сколько вождям.
г) Между 1562 и 1598 гг. резкое и кратковременное снижение числа крестин почти всегда соответствует периодам сильного голода, который часто сопровождался эпидемиями.
Но следует остерегаться поспешных выводов: смерть не всегда является прямым следствием известных причин. В некоторых областях прямыми убийцами оказываются эпидемии, нередко в чистом виде (настоящая чума или приравненные к ней болезни). Кажется, [103] что это особенно присуще лесным, сельскохозяйственным и приморским регионам. Классический «кризис средств существования», скорее всего, характерен для обширных равнин с сильно выраженной монокультурой, а также для центров мануфактурного производства (Бове, Руан, Амьен). Авторы исторических хроник отмечают тревожный ритм тех лет, полных невзгод и несчастий: в 1562 г. чума в Париже, в 1564 г. — в Лионе и в долине Роны, в этом обвиняют протестантов — это начало путешествия Карла IX. В 1580 г. — «жестокий коклюш», начало чумы и Большая чума в Марселе. В 1585 г. Летуаль отмечает «великую и жестокую чуму в Лионе, Дижоне, Бордо, Санлисе и большинстве добрых городов Франции». В Париже «она присутствует всегда и продолжается уже шесть лет, но она менее злая и жестокая». События в Пуату опустошают деревни. После снятия осады Парижа Летуаль отмечает в декабре 1590 г. высокую смертность в Париже: «Врачи говорят, что чума 1580 г. за шесть месяцев не убила столько людей, сколько за четыре месяца погубила лихорадка, вызванная плохим питанием, которое было у народа во время голода...», в частности, знаменитым «хлебом мадам де Монпансье». В марте 1595 г. целый месяц шли дожди и дул ветер, что привело к сильным наводнениям, реки вышли из берегов, «вызвав недостаток продуктов и их дороговизну, что вместе с войной принесло много бедствий бедному народу...». [104]
Цена одного сетье муки на рынке в Париже возрастает с 21-22 до 25 ливров, в столице бедняки устраивают процессии, в то же время другие люди живут в роскоши.
д) Надо также принимать во внимание миграцию и перемещение населения. Одни из них случайны и связаны с потребностью в пропитании: нищие, бродяги и разорившиеся крестьяне приходят в города. Другие перемещения людей систематические и традиционные: овернцы и жители Лимузена каждую зиму отправляются на работу в Испанию, где за высокую плату «делают шелк, обрабатывают железо, работают на полях и в садах, ухаживают за оливами, шелковицами и рисом», — это «вши, пожирающие Испанию» — скажет позже Кеведо. Есть и миграции, связанные с войной, это отъезды на войну дворян и крестьян, откликающихся на звуки военных труб, как это показал граф д’Обинье в своей «Всемирной истории». И, наконец, существуют чисто религиозные миграции и переезды, они являются следствием дискриминационных эдиктов 1668, 1672, 1685 гг. или преследований в отдельных регионах. Трудно точно назвать цифру вынужденных отправиться в изгнание гугенотов, которые добрались до какого-нибудь города, давшего им приют: Женевы, Страсбурга, Базеля или Лондона. Какая часть уехавших вернулась после того, как установился мир? Все эти процессы, отличающиеся по масштабам и характеру, [105] объясняют огромные трудности, которые встречаются в оценке городского населения. В 1524 г. в Марселе было, по всей видимости, 15 000 жителей, в 1585 г. — 35 000, в 1587 г. — 30 000; в Лионе в 1557 г. насчитывалось от 36 000 до 50 000 жителей, а в 1597 г. — 20 000, чума 1564 г. в этом городе была причиной смерти «как минимум двух третей от того количества народа, которое там жило, а большинство оставшихся жителей были вынуждены бежать куда угодно, лишь бы спастись от смерти...» В 1585 г. Консулат отмечает, что «со времени восшествия короля на престол в обзорах... пишут, что «народ куда-то девается»; сейчас уже ясно, что теперь насчитывается лишь половина того народа, который существовал в момент воцарения короля». Подобно слишком переполненным бурдюкам, города особенно чувствительны к любым изменениям ситуации: лишь мир сможет восстановить временное равновесие.
е) Представляется также, что можно обнаружить значительные региональные различия и проанализировать различные типы рельефа местности (два основных типа: равнина и гористая местность; два типа климата: приморский и «малярийный»; города всегда стоят особняком, а горы мало изучены). Повсюду отмечается ужасающая по масштабам детская смертность. Похоже, что, помимо нескольких точно известных случаев массовых убийств или исхода населения, война оказала лишь ограниченное [106] влияние на численность населения Франции.
2. Проблема земли: перераспределение собственности и эмоции крестьян.
Для составления полной картины понадобились бы две карты: карта разрушений, вызванных войной, и карта состояний имущества, чтобы выяснить значение роста цен. Каждый город, каждый регион прожил свою собственную жизнь, и общее заключение, касающееся Франции XVI в., требует подтверждений. Часто говорят об абстрактных понятиях — буржуазия, дворянство, — но на самом-то деле речь идет о многочисленных индивидуальных человеческих судьбах, в которых обнаруживаются скрытые страдания и героизм, страх, амбиции или корысть. Недавние работы, относящиеся к Парижскому району, который был головой и сердцем конфликта, а также исследования Бургундии, Запада и Юга Франции, показали, что все участники исторических событий переживали эту драму по-разному: одни лишились всего, а другие наживались на войне.
Сначала были ограблены наиболее активные участники конфликта — католическое духовенство и преследуемые гугеноты. Говоря об участи католической церкви, следует постоянно помнить рабочие гипотезы аббата Карьера, изложенные в его книге «Испытания французской церкви» (новое «Слово о несчастьях [107] того времени»). Духовенство активно участвовало в борьбе. Атаке подверглись отдельные представители церкви и целые монастыри, а также сам принцип ее собственности. «Помня, что люди церкви являются лишь ее администраторами и должны будут давать отчет», духовенство вынуждено было пойти на уступки. Обычные и экстраординарные десятины, беспроцентные срочные или условные займы, назначения рент сопровождаются многочисленными потерями церковных доходов. Все эти мероприятия, проводившиеся при Карле IX и Генрихе III, наполовину уменьшили недвижимость церкви и стоили ей по меньшей мере 20 000 000 ливров.
Протестанты являются жертвами проскрипционных эдиктов, в результате которых пострадали если и не они лично, то их имущество. В каждом городе население готово броситься на имущество тех, кто оставляет ему гражданскую власть, сами католики не защищены от этого. Таким образом частично объясняется сдержанность некоторых губернаторов по отношению к приказам короля после Варфоломеевской ночи. В Париже папские нунции свидетельствуют: «Дома гугенотов были взломаны населением с невероятной жадностью. Кто-то из жителей в этот вечер потратится на лошадей, поставит в свой сарай экипаж, будет есть и пить на серебряной посуде, о чем никогда в своей жизни он даже не думал». Шестимесячный срок, который давался [108] вначале эдиктом 1585 г., был уменьшен до трех месяцев, затем до двух недель, что привело к настоящему узаконенному ограблению гугенотов в тех областях, где они находились в меньшинстве. Уполномоченные короля опечатывают их имущество, кое-что продается за бесценок; во Фландрии гугеноты, «могущественные и богатые люди», переписывают поместья на детей. В 1587 г. в Париже растет недовольство: имущество гугенотов не было продано, Генрих III должен повелеть сделать это публично. То же самое происходит во времена Лиги с имуществом «политиков». Летуаль, говоря о крушении моста и отмечая гибель множества людей, добавляет: «Все это люди богатые и зажиточные, но обогатившиеся ростовщичеством и грабежами во время Варфоломеевской ночи и существования Лиги». Вернулось ли это преступно нажитое имущество к законным владельцам, которые нередко сами погибли или пропали без вести, или к их наследникам?
